Наталья Павлищева - «Врата блаженства»

• Название: «Врата блаженства»
• Автор: Наталья Павлищева
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9955-0524-2

Из простой наложницы она стала любимой женой султана, раз и навсегда завладев его сердцем. Она поднялась из гарема во дворец, родив Сулейману Великолепному наследника престола. Ей пришлось отречься от своего славянского имени Роксолана, превратившись в Хюррем, что переводится как «веселая», «смеющаяся», – но за ее прекрасной улыбкой таятся бритвенно-острый ум и стальная воля. Ибо правду говорят: рядом с троном – рядом со смертью, а «Врата блаженства» («Баб-ус-сааде» – так называли гарем султана) смазаны ядом. И чтобы сохранить любовь Сулеймана и победить в дворцовых «боях без правил», где ставкой не только ее собственная голова, но и жизни ее детей, русской красавице придется стать гением гаремных интриг, одолеть тысячи соперниц и бросить вызов всесильному визирю, который когда-то был от нее без ума, а теперь готов на всё, лишь бы отомстить ей за свою безответную страсть…

Читайте новый любовно-исторический роман о роскошной, чувственной и кровавой эпохе Сулеймана Великолепного и его славянской жены! Если вы смотрите популярный телесериал «ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ВЕК» и хотите знать, как все было на самом деле, – эта книга для вас!

---

– Иншалла…

– Ты мусульманкой стала?

Роксолана не стала скрывать:

– Не хотела, чтобы мой сын был сыном гяурки.

– Правильно сделала. Я объявлю твоего сына следующим за Мустафой наследником.

– Благодарю вас, Повелитель.

– Я же тебе только что сказал: не рабыня ты для меня, а любимая женщина. Я не зря тебя Хасеки назвал. Почему ты так изменилась, чего боишься?

– За сына боюсь, – почти прошептала, но он услышал.

– Чего бояться? Он теперь наследник…

И вдруг понял, что теперь еще опасней. Дернул головой, думать об этом вовсе не хотелось. Перед ним стояла женщина, о которой столько думал ночами, к которой рвалось сердце, а она словно и не рада, вялая какая-то. Сколько можно бояться?

Сулейману так хотелось отклика ее тела, трепетного и горячего. Неужели не получит? Неужели рождение сына так повлияло на нее? Нет, вон как похорошела, грудь, и без того немаленькая, стала еще больше, бедра чуть раздались, лицо немного округлилось. Не женщина – гурия, такую только в объятиях и держать.

Снова подошел, тихонько потянул халат с плеча. Она чуть вздрогнула и вдруг… прижалась к нему всем телом! Сулейман даже опешил, но, почувствовав ее желание, сжал в объятьях.

Позже, когда, насладившись близостью, лежал, по-прежнему обнимая, она вдруг тихонько рассмеялась.

– Что?

– Я так боялась, что после рождения сына вы меня отвергнете.

– Почему?

– Одна наложница – один сын.

Сулейман помнил этот неписаный закон. До сына наложница могла рожать сколько угодно дочерей, но, родив сына, удалялась от султана. Она оставалась в гареме на положении кадины, имела немалое содержание, много подарков, но в спальню больше не ходила. Вдруг еще сын?

– Дочь родишь.

– Угу, – Роксолана уткнулась ему в грудь носом.

Сулейман счастливо рассмеялся.

У Роксоланы не получалось уходить до рассвета, как полагалось наложнице, и сам Сулейман тоже не уходил, как делал после близости с другими. Наложнице, и даже кадине, не полагалось видеть Повелителя спящим, считалось, что это опасно, во сне человек расслаблен, его проще сглазить, выведать тайны… Но эту женщину Сулейман почему-то не опасался совсем, словно чувствовал, что она скорее сама выдаст сокровенное, чем выпытает у него.

К тому же ему бывало мало одной близости, хотелось еще.

Это оказалось не так-то просто. У Роксоланы грудь полна молока, нужно либо кормить Мехмеда, либо сцеживать… Когда в первую ночь после возвращения она попыталась тихонько выскользнуть из объятий любимого, Сулейман даже обиделся:

– Я не приказывал тебе уйти.

– Мне нужно… Повелитель, я должна сцедить молоко, время уже…

– Что сделать?!

– В моей груди много молока для вашего сына. Нужно либо покормить его, либо сцедить молоко. Простите…

Сулейман вспомнил, как Хуррем кормила Мехмеда, ее счастливое в ту минуту лицо. Захотелось увидеть снова:

– Скажи, чтобы принесли ребенка. Покормишь здесь.

Такого гарем еще не видел – маленького принца принесли в покои султана, и Хуррем кормила ребенка не просто сама, а при Повелителе! Кажется, в ту ночь не спал никто, во всех коридорах слышался неясный шум, словно шипели переплетающиеся змеи.

Так и было, услышав новость, наложницы, служанки, евнухи передавали ее друг другу немедленно. Но во дворце нельзя разговаривать громко, все приглушенно, а ночью и вовсе шепотом. Гарем шипел…

А Сулейману и Роксолане было просто наплевать. Маленькому Мехмеду тоже, он сосал грудь, а счастливые родители наблюдали.

– Мне кажется, этот сын будет лучшим, любимым…

Роксолана даже вздрогнула от таких слов. Приятно, конечно, очень приятно и радостно, но…

– Что? – Сулейман заметил, бровь чуть приподнялась.

– Повелитель, для меня большая честь, я очень рада… но, прошу вас, не называйте так Мехмеда вслух… Опасно… Зависть никогда не отдыхает.

– Любовь не скроешь. Но я понимаю, как тебе трудно. Много скорпионов, собранных вместе, обязательно погибнут от укусов друг друга, много женщин, живущих рядом, обязательно будут завидовать. Но таков гарем, я могу поставить тебя над всеми, но это не избавит от зависти.

Роксолане хотелось сказать, чтобы просто избавился от гарема, но она подумала, что пока такое говорить рано, и произнесла другое:

– Я справлюсь сама, просто не стоит лишний раз подчеркивать мое положение.

– С чем справишься?

– С гаремом.

– Ты?

Женщина вскинула голову:

– Справлюсь. Мне есть за кого бороться. У меня ваша любовь и Мехмед. Справлюсь.

Сулейман с тревогой услышал железные нотки в голосе любимой.

– Только не стань такой, как все. Я сегодня не слышал твоего смеха. Кизляр-ага сказал, что ты редко смеешься. Хуррем и не смеется…

– Я очень боялась за жизнь Мехмеда, Повелитель. Теперь буду смеяться.

– И бояться не будешь?

– Бояться буду, но теперь я знаю, что ваша любовь со мной.

– А раньше не знала? Я же писал…

– Я очень боялась, что вы прогоните меня после рождения сына.

– Вот еще!

И тем не менее это была проблема. Удалить от себя Хуррем Сулейман просто не мог, не представлял себе ночей без этого тела, дней без этих глаз и этого голоса, а теперь появилось желание каждую ночь еще и видеть, как она кормит сына.

Но даже Повелитель, во власти которого были все жизни не только во дворце, но и в империи, который мог карать и миловать даже по своему капризу, не мог пойти против закона. А закон действительно повелевал: одна наложница – один сын.

Торопясь в Стамбул, Сулейман гнал от себя такие мысли, но совсем отмахнуться не мог. Султан, который мечтал править по закону, в первый же год оказался заложником этого закона.

И все же он отмахнулся, пока есть время.

Как много? Нет, Сулейман вовсе не желал, чтобы Хуррем предохранялась, он очень хотел, чтобы она рожала еще сыновей… И дочку, обязательно дочку, похожую на маму. Маленькую принцессу, которая будет вот так же смешно причмокивать, получая порцию маминого молока.

Почему ему никто не говорил, какое это счастье – видеть, как его любимая женщина кормит их сына? Ведь любил же и Махидевран, и Гульфем, но никогда не видел, как сыновья сосут грудь. Кормила ли Махидевран сама? Вряд ли, от этого обвисает грудь.

Вспомнив о такой досадной угрозе, Сулейман нахмурился. Роксолана решила, что это из-за того, что Мехмед слишком долго ест, попыталась отнять грудь, но голодный малыш вцепился в нее ручонками.

– Зачем ты отнимаешь?

– Вам нужно отдыхать, мы мешаем…

– Хуррем, это мой сын, так же как и твой. Аллах дал нам это счастье, почему ты думаешь, что мне неприятно смотреть на него? Я счастлив.

И вдруг рассмеялся:

– В Европе мне показывали изображения их божественной матери, которая кормит маленького бога своим молоком.

Роксолана тоже рассмеялась:

– Богоматерь с младенцем.

– Ты тоже видела? – Султан вспомнил, что Хуррем была христианкой.

– Да, на многих иконах.

– На картинах.

– Наверное, есть и на картинах, я не видела, но слышала. У Иисуса матерью была простая женщина, она кормила ребенка вот так…

В голосе слышалось что-то, насторожившее Сулеймана. Она же мусульманка, но с такой любовью вспоминает христианские иконы…

Роксолана нутром почувствовала его беспокойство, улыбнулась:

– Это всегда приятно, когда мать кормит ребенка. Кормилица не то, не она родила. У пророка Мухаммеда тоже была мама? Простите, если я спрашиваю глупость.

Сулейман расхохотался:

– Ты у улемов только не спрашивай. Лучше у меня.

Они сидели и разговаривали, как простая семья с младенцем, двое молодых людей, любящих друг друга и новорожденного сына. Вот оно, простое счастье, и неважно, что он Повелитель, Тень Аллаха на земле, а она просто наложница, рабыня, над которой он властен полностью.

Но глядя на свою Хуррем, Сулейман все больше понимал отца, султана Селима, Явуза – Грозного, считавшегося жестким, даже жестоким, который в стихах вздыхал, что попал в плен женщины с глазами лани. Так и есть, ему самому могли подчиняться города и страны, миллионы людей быть в его власти, а один чуть лукавый взгляд этой кормившей младенца женщины брал в плен с такой легкостью, от которой кружилась голова.

– Скажи, чтобы не уносили малыша, пусть спит здесь.

Гюль, ждавшая во второй комнате, притихнув, как мышка, даже руки ко рту прижала, чтобы не ахнуть на весь гарем. Она слышала каждое слово из разговора Повелителя с Хуррем, но последняя фраза Повелителя поразила особенно.

– Ему негде здесь спать…

– Хорошо, пусть сегодня унесут, ты не уходи. Завтра я велю поставить серебряную колыбельку и в моей спальне. Хочу, чтобы ты каждую ночь кормила его у меня на виду.

Скандал! Скандал! Трижды скандал!

Колыбелька в спальне Повелителя!..

Гарем не просто шипел, были забыты все прежние споры и распри, гарем объединился против одной-единственной женщины, ради которой султан шел на нарушение неписаных правил. Пока только неписаных, а что будет дальше?