К. Александров - ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.

• Название: ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.
• Автор: К. Александров
• Издательство: Скрипториум
• Жанр: О войне
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-905011-06-1

В сборнике опубликованы воспоминания, свидетельства и документы, посвященные повседневной жизни населения, деятельности местных органов самоуправления, террору и вооруженной борьбе на оккупированных территориях Советского Союза в 1941–1944 годах. В научный оборот вводятся новые источники, которые выявлены составителем в результате многолетних занятий в Гуверовском архиве Стэнфордского университета, и другие малоизвестные материалы.

---

Книжка Альбрехта, разошедшаяся на оккупированной территории большим тиражом, первая задолго до других авторов[668] приподняла завесу над тайнами подвалов Лубянки, где томились «смертники» в ожидании расстрела в битком набитых расстрельных камерах. Ей, ей не помешало бы ее переиздать и в наши дни в память того, что по существу она старая знакомая, первая в России открыла в 1941–1942 годах глаза на ужасы застенков ГПУ. Немцы же первыми открыли для показа советские секретные тюрьмы в советских посольствах в Берлине и Париже, сделали предметом обозрения известковые ямы в тюрьмах Ставрополя и Пятигорска, куда бросались тела расстрелянных «врагов народа» в канун бегства чекистов из этих городов, захоронения убитых польских офицеров в Катыни, братские могилы на месте тира в Виннице, где в 1937 году расстреляли тысячи украинских крестьян[669], свезенных со всей области, ужасный подвал в тюрьме г[орода] Ростова-на-Дону, где в здании ГПУ на Садовой ул., д. 33, выстрелом в затылок приводились в исполнение приговоры «тройки» к высшей мере наказания, о которых потом скупо и лицемерно сообщалось родным и близким: «осужден на 10 лет без права переписки». В те годы это была формула расстрела! А из расстрельного подвала, как и с Луны, нечего было ждать писем!

Немцы готовились отпраздновать самый почитаемый ими праздник Рождества Христова (Вайнахт[670]). На имя солдат в Ставрополь шли сотни праздничных посылок. В свою очередь отдел пропаганды выпустил в Ставрополе новогоднюю поздравительную открытку с изображением местной достопримечательности — колокольни Кафедрального собора, которая была видна за 60 км от города и в свое время звонила своим особенным колоколом «густого баса». Снимок колокольни был сделан от танцплощадки в «роще» и фактически стал ее последним изображением. После возвращения «серого кардинала» М. Суслова из Кизляра в Ставрополь, неожиданно за время оккупации переименованного из прежнего г[орода] Ворошиловска, последовало его властное распоряжение — снести намозолившую глаза колокольню — «опиум для народа». Сделано это под фальшивым предлогом, мол-де колокольня может служить ориентиром для налетов на город фашистских самолетов. Но был лишь один такой самолет из Крыма летом 1943 года, который разбрасывал листовки с фотографией ушедшего с немцами б[ывшего] редактора газеты «Утро Кавказа» в мундире капитана РОА Б. Н. Ширяева[671].

Но, наверно, у кого-нибудь из жителей хранится эта примечательная открытка-поздравление с 1943 годом. Она могла попасть и в ГАСК через агента ГБ б[ывшего] царского офицера А. И. Рыбалкина[672], внедренного в редакцию в агентурных целях и собиравшего с оперативными целями все номера газеты вплоть до выхода 20 января 1943 года последнего номера газеты, которую сталинские борзописцы не иначе называли как «презренная фашистская газетенка». Но тому же КГБ они хорошо послужили, выявляя тех лиц, которые «запятнали» себя, сотрудничая с немцами. Однако в защиту газеты надо сказать, что она ничем не напоминала листка (в этом виде выходил лишь агробюллетень для крестьян Ставрополья). Наоборот, будучи формата городской газеты, она имела своего читателя, который охотно следил по военным сводкам Верховного Командования (OKW) за ходом военных действий под Сталинградом, интересовался повестями б[ывшего] сотрудника «Молодого ленинца» М. Бойко[673] и злыми и ядовитыми фельетонами Аспида (А. Е. Капралова[674]).

Первоначально газета называлась «Ставропольское слово», но затем с распространением ее тиража по всему Северному Кавказу стала именоваться «Утро Кавказа». Немцы спешили с выпуском газеты, но при выборе редактора остановили выбор на Ширяеве, бывшем царском офицере-гусаре, узнике Соловков, отвергнув притязания б[ывшего] сотрудника газеты «Орджоникидзевская правда» Гайдаш[675] и б[ывшего] дореволюционного редактора армавирской газеты «Отклики Кавказа» Дороновича[676]. У Ширяева было хорошее перо, писать он начал еще в Соловецкой «услоновской» газете «Перековка». Ему удалось сплотить вокруг себя вполне приличный состав журналистов.

Перу Бойко принадлежали его воспоминания о пытках и истязаниях, которым он подвергался в 1937 году во внутренней тюрьме НКВД, выходившей окнами в рощу, а также его сатирические повести, клеймившие неудачные попытки «гебистов» развернуть партизанское движение в Ставрополе. Читатели с нетерпением ждали новых фельетонов «Аспида», до революции одноклассника М. А. Булгакова[677] в Киевской гимназии, затем библиотекаря в Киевском военном училище, где он получил 3 года по провокационному делу «Весна»[678] группы офицеров-преподавателей училища. Особенный успех имел его фельетон о колхозной свинье Маше, которая с младенческих лет жила в колхозе в таких комфортных условиях, о которых не смел мечтать ни один колхозник… Ее отпаивали сливками, откармливали добротным зерном, часто мыли в душе, чтобы, упаси Боже, не повредить ее сытому и благополучному существованию…

Газета печатала статьи атамана станицы Николаевской М. Г. Земцова[679] об ужасах спровоцированного Л. М. Кагановичем в 1933 году искусственного голода на Кубани[680] (под псевдонимом М. Хопёрский), статьи о Лермонтовском Ставрополе местного лермонтоведа Л. Н. Польского (Леонидова), очерк о кафедральном соборе юного студента Н. Крестовоздвиженского[681] (сына местного энтомолога В. Лучника[682]), большую статью Л. Градова[683] «Быть Ленинграду пусту», первой рассказавшей об ужасах ленинградской блокады, возникшей по вине А. А. Жданова, отказавшегося от пополнения продовольственных запасов Ленинграда в первые месяцы войны. Очень интересен был очерк бежавшего из Сталинграда журналиста Юрия Чекалина[684] о жизни крестьян Ставрополья в оккупацию. Они жирно ели, много пили самогона-первача, предаваясь размышлениям о будущем. А после прорыва немецкой обороны 19 ноября 1942 года им следовало уже собирать обозы и по льду Азовского моря пробираться на Таганрог. Ведь всех их ждала мобилизация в армию и безжалостная гибель в кровопролитных боях на Сев[ерском] Донце, и в битве на Курской дуге, и при переправе через Днепр при занятии Киева. Мало кто из этих ставропольцев тогда выжил, много тел убитых занес Днепр в пучину Черного моря.

Сам Чекалин, бывший «звездой» «Орджоникидзевской правды», появился в Ставрополе внезапно в канун разгрома немцев под Сталинградом, не поймешь — не то дезертир, не то беглец из лагеря военнопленных. Зондерфюрер отдела пропаганды «К» Шюле[685] всячески убеждал его перейти на работу в «Утро Кавказа», но Чекалин упирался и затягивал решение. Что-то в его положении было неясно: будь он дезертир, ему от советов не было бы пощады. Да и на беглеца из лагеря военнопленных он тоже не был похож: шинель на нем еще была целая, да и не пройти ему было путь от Сталинграда до Ставрополя без надежных немецких документов. Оставался еще вариант: с хорошими документами пройти в качестве разведчика по немецким тылам Ставрополья, что он, наверно, и сделал в конце концов. Поломавшись в отделе пропаганды «Кавказ», он поехал в глухой тыл Ставрополья, побывал в его медвежьих углах, насмотрелся, наговорился и вернулся с уже написанной рукописью. Его очерк имел большой успех. Это была первая корреспонденция о настроениях и надеждах ставропольского мужика-хлебороба. Сам Чекалин как появился, так тут же и исчез… Не исключено, что в его судьбу вмешался Абвер, имевший в Ставрополе своих достойных представителей-офицеров, в совершенстве владевших русским языком, и они, возможно, вовлекли его в свои игры. Ведь до конца войны еще оставалось два с половиной года, и в судьбе самого Чекалина могло произойти много метаморфоз! Во всяком случае, неожиданное возникновение Чекалина в ноябре-декабре 1942 года носило таинственный и неразгаданный характер. Мне, во всяком случае, он больше нигде не встретился!

Со времени молебна, отслуженного духовенством Успенской церкви на Ярмарочной площади, произошли перемены и в церковных делах[686]. В газете «Утро Кавказа» появилась статья моего отца за подписью Н. Дмитриевский, где излагалась история жесточайшей борьбы между двумя течениями Русской Православной Церкви: тихоновцами и обновленцами. В результате этой борьбы во всей епархии осталось 12 церквей! Мощный натиск верующих поневоле заставил подумать о возрождении кое-где сохранившихся церквей и обеспечении их духовенством. По инициативе румынского командования и с помощью городской управы начали перевозить из закрытой Андреевской церкви сваленные грудой документы краевого архива — ГАСК. Помещение церкви было приведено в порядок: на Рождество 25 декабря состоялась служба в освобожденной от архивных дел церкви с участием православных румынских солдат и офицеров. На втором этаже пристройки колокольни расположилось Епархиальное управление (с обширной библиотекой краевого архива), а на первом этаже была устроена свечная мастерская, начавшая снабжать свечами ближайшие к Ставрополю церкви. Таким образом, в Ставрополе появился еще один собор, ставший в дальнейшем играть роль кафедрального.