Шараф Рашидов - Сильнее бури

• Название: Сильнее бури
• Автор: Шараф Рашидов
• Жанр: Книги

---

Когда Адолят принесла в беседку бутылку водки и ужин, Кадыров даже не взглянул на нее, не сказал ей ни слова. Он наполнил стакан, выпил, крякнул, отправил в рот хрусткий огурец. По жилам разлилась блаженная теплота, на душе стало легче. Но злоба не утихала. Она стала непримиримей, воинственней. Кадыров сам себе казался богатырем, храбро отбивающим наскоки завистников и хулителей.

В район он ездил по вызову Джурабаева. И опять Джурабаев завел разговор об этой проклятой джугаре и кукурузе!

Кадыров согласился посеять на вспаханных целинных землях джугару и кукурузу, только бы отвязаться от приставаний Алимджана. Первомайцы ухаживали за посевами, выкопали заблаговременно силосные ямы, а Кадыров и в ус не дул. И Джурабаев устроил ему сегодня головомойку. Он не читал Кадырову нотаций, он только задавал вопросы, но в вопросах этих звучали и недовольство и суровый упрек. Каково состояние поздних культур, высеянных на целине? Кто за ними приглядывает? Подготовлены ли силосные ямы для хранения кормов?

Кадыров в ответ бормотал что-то невразумительное и лишь теперь, наедийе с собой, обрел обычную боевую самонадеянность.

Далась же вам эта джугара, товарищ Джурабаев, будто нет у меня, кроме нее, других забот! Что верно то верно, на эти поля я не заглядываю. А что мне там делать? Государство ждет от нас хлопок, о хлопке я и пекусь. Пусть Умурзакова, если ей нравится, днюет и ночует на целине. А мне эта целина - как кость в горле! Не хочу я, товарищ секретарь райкома, чтобы меня, как Умурзакову, пропесочивали в газетах, нет, не желаю! Вы все на первомайцев киваете… А мне они не указ, я еще ни к кому не ходил на выучку. Я и других могу поучить! Вам мой завфермой не нравится? Для кого он, может, и плох, а я на него не в обиде. Дай бог всякому иметь под рукой такого исполнительного помощника! Это верно, о силосных ямах он не позаботился. Он в этом ни черта не смыслит. А зачем вам силосные ямы? Рузы-палван приучил колхозйых коров к соломе, и ничего: жуют, не жалуются. Всем бы вот так: довольствоваться тем, что есть. А вы хотите запрячь меня сразу в три арбы! И придираетесь на каждом собрании: Кадыров такой, Кадыров этакий… Приелась всем ваша критика, как льняное масло.

Не заставите вы меня в одно и то же время петь и плясать и на дутаре играть! Ешь плов, так не жуй руки!

Размышления Кадырова прервал скрип калитки. Он выглянул из беседки и увидел Гафура. Гафур тоже был под хмельком. Ступив под зеленый навес, он вытащил из кармана бутылку и с размаху доставил ее перед Кадыровым.

- Выпьем, раис! Душа горит. Хочу с тобой выпить!

- Разошелся! - сердито осадил его Кадыров и отодвинул бутылку. - С какой это радости?

У Гафура сузились глаза, он злобно прошипел:

- С какой радости, говоришь? Погоди, я и тебя обрадую…

Кадыров хмуро посмотрел на гостя, на лбу у него вспучилась грозная складка.

- Говори, что стряслось?

- Что, ты не слышал?

- Не тяни душу, - Кадыров стукнул кулаком по супе. - Ну!

- Устроили сегодня базар твои колхозники. Грозятся дать тебе отставку!

Кадыров насупился, шея у него побагровела, покрылась потом, глаза налились яростью.

- Что плетешь!..

Гафур рассказал об утреннем «митинге» дехкан, и Кадыров угрожающе протянул:

- Вот ка-ан1 Зна-аю я, кто мутит народ! Только мы еще поглядим, чей будет верх! И уж тогда всем… всем от меня не поздоровится! - Он удрученно помотал головой. - И Муратали туда же, старый шакал! - И, вдруг потемнев лицом, крикнул: - Бездельники! Лодыри! Надо об урожае думать, а они болтовней занимаются!

- Больше всех шумели Бекбута и Керим, - услужливо подсказал Гафур и, с удовольствием выслушав из уст Кадырова новую порцию угроз и брани, добавил: - А Погодин на этом базаре был вроде как за председателя…

- И Погодину не поздоровится! Дадут им по рукам в обкоме - не удержаться ему в МТС!

- А если не дадут? - ехидно спросил Гафур.

У Кадырова сникли плечи, он мрачно буркнул:

- Тогда уж нам… Тогда нам несдобровать! На этот раз мне пощады не будет. А ну, налей-ка водки! Адолят! Адолят, куда ты там провалилась? Живо, еще закуски!

Адолят подала им лепешки, салат из огурцов, помидоров и лука, кавардак - жаркое из бараньего мяса, сюзьму.

- Угощайся, Гафур, - хмуро предложил Ка-.дыров. - Закуска хороша под водку, а водка - под настроение…

Некоторое время пили молча. Совсем захмелев, Кадыров стал жаловаться:

- Вот она, Гафур, людская-то благодарность. Спихнуть ' меня хотят, а? Наслушались сказок Умурзаковой, неугоден им теперь Кадыров!

- Такой у нас народ, раис! - вздохнул Гафур. - Кто больше наобещает, за тем и идут…

- Верно. Верно, Гафур! Задурила она ловы!.. А я разве не мог насулить им горы зрэдрд# и молочные реки? Мог бы, Гафур, да совесть не позволяет! Я не фантазер, я практик. Практик! У меня тр-резвый взгляд на вещи! - Он пьяно икнул. - А они меня… они меня - на свалку!

- Ай, не расстраивайся, раис! С тобой друзья, они тебя не покинут.

- В-верно, Гафур! Я вас тоже не дам в обиду. Х-ха!.. Рузы-палван им пришелся не ко двору! А мне он - друг. И Аликул друг. И ты. Гафур, друг! Дай я тебя обниму, Гафур!

На дворе стемнело. Зажгли электрическую лампочку, свисавшую над супой. Неяркий свет матово заиграл на кистях винограда, уже набухающего прозрачными соками. Тихо шуршали листья над головой. Тихо журчал ручей, словно увещевая полуночников. Но долго еще звучали в беседке пьяные голоса, и в одном слышалась то бурная злоба, то жалость к себе, а в другом - вкрадчивая лесть и злорадство.

Глубокой ночью Кадыров, пошатываясь, проводил гостя до калитки и, не заходя в дом; побрел к кровати, стоявшей на берегу арыка. Он упал на нее, не раздеваясь, -но, хотя и чувствовал хмель-' ную усталость, уснуть не мог. В затуманенном сознании вспыхивали, гасли обрывочные мысли. Одна вспыхивала чаще и жгла больнее остальных. t

Почему отвернулись от тебя дехкане, Кадыров? Что же они, как мухи на мед, падки только на сладкие обещания? А может, глаза у них зорче твоих, и мысль просторней, и крепче вера в то, что задуманное - сбудется? Эй, раис, опомнись, не отбивайся от тех, кто вместе с тобой строил колхоз!

Но поздно отступать!.. Покается он перед дехканами, а ему скажут: «Что ж это ты явился на готовенькое? Целину мы вспахали,' хлопок вырастили, ты нам вставлял палки в колеса, а теперь торопишься к дележу праздничного пирога, который сам же и мешал печь?» Так или иначе, а сковырнут его с председательского кресла. Поздно, раис! Поздно, поздно…

Утром Кадыров проснулся разбитый, ослабевший, нак после приступа малярии. Голова трещала,. будто ее сжимали железными обручами. Ни о чем не хотелось думать, ничего не хотелось делать. Он, кряхтя, слез с кровати, поплескал в лицо водой из арыка и, выпрямившись, крикнул:

- Адолят!

Адолят не отзывалась.

- Адолят!

Жена наконец показалась в дверях. Кадыров уставился на нее очумелым взглядом. На ней было простенькое, поношенное платье, выцветший темный жакет, а голова повязана белым платком. На плече покоился кетмень.

- Это еще что за фокусы! Принеси-ка мне водки, опохмелиться.

Адолят молча удалилась и вскоре вышла из дома со стаканом водки в руках. Кадыров осушил его залпом, вытер губы и, кивнув на кетмень, спросил тоном, не предвещавшим ничего доброго:

- Куда это ты?

- В поле…

- В по-оле? - Кадыров захохотал. - Вон ты какая стала сознательная! А у мужа спросилась?

- Стыдно сидеть дома… - потупив взор, ответила Адолят. - Все работают, а я… v - А твое место дома! Положи кетмень, откуда взяла!

Адолят подняла голову.

- Если вы меня не отпустите… я в сельсовет пойду!

Кадыров сжал кулаки, лицо побагровело, на лбу собрались крупные складки.

- Вот кто сбивает тебя с пути! Опять Умурзакова! Ну, погоди! - Он потряс кулаком перед носом жены. - Ты у меня забудешь дорогу и в сельсовет и в поле. -

Адолят отшатнулась, крикнула дрожащим голосом:

- Вы… вы мне не грозите! Вы председатель колхоза, коммунист! Стыдно вам!

Кадыров устало опустился на кровать, сжал руками голову… Вот до чего дошло, - собственная жена взбунтовалась!

- Принеси водки! - приказал он.

- Пусть Назакатхон поит вас водкой, а мне пора в поле.

Адолят круто повернулась и, страшась оглянуться, направилась к задней калитке, выходящей прямо в поле. Кадыров не остановил ее. Он был слишком потрясен всем, что случилось за эти два дня.

Адолят шла торопливо, кетмень дрожал на ее плече. Она боялась мужа. Кадыров редко бил ее, но и ласки она от него не вйдела. В его повелительном голосе всегда звучало пренебрежение, равнодушная уверенность в том, что каждое его слово - закон для Адолят. Жить было обидно, тяжко! До замужества Адолят была жизнерадостной девушкой, ловкой в труде, веселой на досуге, а попав в дом к Кадырову, зачахла, как цветок без воды. Душой она давно противилась своей сытой, с виду даже благополучной, но тупой жизни, от которой никому не было пользы. А тут еще Назакатхон… Не раз Адолят пыталась усовестить мужа, слишком часто встречавшегося с молоденькой, ветреной секретаршей, но он отмахивался: «Выдумываешь, жена!» Какие же выдумки, когда, пригласив однажды в гости Султанова, Аликула и Назакатхон, муж на глазах у Адолят обхаживал эту бесстыдницу, а она жеманилась и хихикала… Нет, не сладка была жизнь у Адолят. От людей ей приходилось держаться в сторонке. Вынужден- нал отчужденность от общих дел, от общего труда больше всего томила Адолят. Вчера возле калитки она повстречалась со старым Халим-бобо. Он жил неподалеку,, но она давно не бывала у него дома, и старик, попрекнув ее этим, радушно пригласил в гости: