Евгений Городецкий - АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА

• Название: АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА
• Автор: Евгений Городецкий
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

Е. Городецкий принадлежит к тому поколению, чье детство было опалено войной. В прошлом геолог, писатель рисует будни геологов-поисковиков, их тревоги и радости. Хотя в основе романа лежит производственный конфликт, писатель ставит острые нравственные проблемы, изображая столкновение различных стилей руководства в эпоху НТР, задумываясь о моральном соответствии человека занимаемой должности, о взаимоотношениях в семье.

Первые две части романа в виде отдельных повестей («Лето и начало сентября», «На зимних квартирах») издавались в Москве и Новосибирске, третья («В черте города») издается впервые.

---

Дело спорилось. Сочно и дробно тюкали топоры, негромкий вскрик: «Эй, поберегись!» – дерево клонится, клонится, вздрагивая, недолгое падение, треск ветвей, одновременно с ним хлесткий удар вершиной – и нет зеленого друга, один уродливый пень торчит, влажнеет на срубе.

К одиннадцати пошабашили. Заблоцкий, еле разогнувшись, присел рядом с Князевым, показал ладони с лопнувшими мокрыми волдырями. Князев хмыкнул, склонился к его уху:

– У меня такие же.

– А у них? – Заблоцкий взглядом показал на горняков.

Князев молча постучал себя по каблуку.

Потом носили стволы и сбрасывали их по краям площадки. Заблоцкий стаскивал в кучи ветки и обрубленные вершинки. Ныла поясница, пальцы набрякли, ноги дрожали. «Как метко сказано – «слаб в коленках», – думал он. – Нет, дружок, топором махать – это тебе не статейки сочинять».

Площадку очистили, сложили в сторонке хворост и сырой мох для дымного костра и подались в лагерь. Заблоцкий вглядывался В лица горняков, тайно искал приметы утомления. Ничуть не бывало. Идут себе вразвалочку, топоры на плечах, один посвистывает, двое разговаривают о чем-то, Шляхов зевает на ходу. Что эти три часа игры с топорами им, отполировавшим своими ладонями многие десятки топорищ, рукояток, черенков? Что этим людям сегодняшняя работа, если они привычны к сырой тесноте забоя, если ими вынуты тысячи кубометров тяжелых ломовых глин, горы валунов, тонны скальных пород!

Заблоцкому никогда не приходилось смотреть, как работают горняки. Он видел только итоги – аккуратные, будто по отвесу пройденные шурфы с ровными кучками отвалов. Они были так геометрически правильны, эти шурфы, так изящны и совершенны, что казались предназначенными для каких-то полезных и добрых построек, стоять которым – века. Но руки этих людей могли создать и такие постройки. И отремонтировать часы при помощи швейной иглы и складника. И наладить радиоприемник. И с семидесяти метров бить из мелкокалиберки ондатру на плаву. И нет в таежных местах работы, которая была бы им не по силе, не по умению.

И собственные руки казались Заблоцкому слабыми и никчемными.

После обеда горняки отпросились на рыбалку, день все равно был для работы потерян. Князев отпустил их с охотой: безработные сдельщики – зрелище не для глаз начальника экспедиции. Шляхов, когда отпрашивался, так и сказал с полной откровенностью:

– И тебе, Александрович, спокойней, и Арсентьеву, и нам. – Уходя, он подмигнул: – Обходи кобылу спереди, а начальство сзади.

Заблоцкий взял книжку, прилег в пологе и незаметно уснул. Разбудило его какое-то гуденье и выстрелы. Он выскочил из палатки. Над ними кружил вертолет, Князев салютовал ему красными ракетами.

– Бегите зажигайте костер! – крикнул он.

Пока Заблоцкий добежал до площадки, вертолет уже садился. Сотрясая ревом тайгу, он завис метрах в трех над землей, как бы примериваясь, и тут же опустился. Толстые маленькие колеса целиком ушли в мох. Мотор газанул и затих, лопасти винта со свистом резали воздух, постепенно обвисая.

Вертолет был маленький, нарядный, желтый с красным. Заблоцкий смотрел на него во все глаза. Он никогда не видел вертолет так близко – только в воздухе, не видел, как он садится, как взлетает.

Открылась дверца, высунулся летчик.

– Партия Князева?

– Она, – ответил Заблоцкий.

Летчик спрыгнул на землю, такой же маленький и нарядный, как и его машина, извлек из кабины расчехленный спиннинг.

– Ну-ка, паренек, где тут у вас таймени водятся?

– А везде, – с придурковатой улыбкой ответил Заблоцкий.

– Везде, говоришь? Ну, проверим, – сказал летчик и, обернувшись, крикнул:

– Николай Васильевич, я тут неподалеку буду.

Из вертолета вылез плотный щекастый мужчина в широкой добротной куртке с капюшоном и зеленой велюровой шляпе. Приветливо улыбаясь, он двинулся к Заблоцкому. Тот, узнав Арсентьева, нерешительно сделал шаг навстречу и тоже изобразил улыбку, но она так и закаменела: сбоку и чуть сзади от него стоял Князев.

– Ругайте меня, Андрей Александрович, режьте на куски, как говорит Райкин, но не мог раньше! – Он тряс Князеву руку, слегка обнимал за плечи. – О, вы похудели, загорели! – (загоришь тут в накомарнике) и все говорил, говорил глуховатой скороговоркой:

– Совсем замотался: три станка получили, два вездехода, а механики ваши в новой технике, простите меня, ни хрена не смыслят, пока освоились, запустили, опробовали… Но что это я разболтался, рассказывайте вы, как работа, как успехи, где эта ваша знаменитая руда, о которой уже все экспедиции говорят? Все, все показывайте!

– Пожалуйста, Николай Васильевич, сюда, – чуть смущаясь, пригласил Князев. Ему сделалось неловко за те невысказанные эпитеты, которыми он недавно награждал начальника экспедиции. – Я приготовил для вас образцы… Теперь вниз, к реке. Я очень ждал вас, мы все ждали.

– А комаров тут у вас, – говорил Арсентьев, снимая шляпу и поднимая капюшон. – Накомарников, репудина хватает? Со снаряжением как? Клипер-ботов, к сожалению, нет, техснаб не дает. Понтон могу выделить, грузоподъемностью три тонны. Дюралевую лодку с мотором? Свою не отдам, а других свободных нет… Ага, вот и лагерь! Вполне, вполне… Вы знаете, лагерь – лицо геолога. Хорошо поставленная палатка – это марка. Покажите мне свой лагерь, и я скажу, как вы работаете. Только кустарничек надо бы вырубить, это не в упрек, вы меня правильно поймите, я ведь отвечаю за технику безопасности, а пожар в тайге – штука страшная… Ну, где же народ, где орлы ваши? Неужели все в маршрутах? Жаль, искренне жаль, хотелось бы их увидеть, поговорить.

Из палатки показался приодевшийся Костюк. Арсентьев шагнул к нему. Костюк бережно пожал протянутую ему руку.

– Наш кулинар, – сказал Князев и повернулся к Заблоцкому. – А это мой помощник.

Арсентьев и Заблоцкому подал руку, ладонь у начальника экспедиции была пухлая, вялая, чуть влажная.

– Как работается, товарищи рудоискатели? – спросил Арсентьев. – Настроение боевое?

– Бодримся,- бойко ответил Костюк.

– Есть ли какие-нибудь претензии? К Андрею Александровичу, к руководству экспедиции?

Заблоцкий и на этот раз промолчал. Костюк посмотрел на Князева, хитренько улыбнулся:

– Если и есть, то только к самому себе.

– Вот и отлично, – сказал Арсентьев. – Займемся делами, Андрей Александрович.

В палатке Князев усадил Арсентьева на ящик от рации, сам сел на нары, разложил образцы руды, карту. Кратко, почти заученно – сколько раз мысленно докладывал об этом во всех инстанциях! – изложил суть. Арсентьев внимательно слушал, потом достал записную книжку.

– Не надо, – сказал Князев, – вот докладная.

Арсентьев усмехнулся:

– Вы действительно меня ждали.

Князев сложил карту, придавил ее образцом.

– Резюме такое, Николай Васильевич. Здесь пахнет полновесным богатым месторождением. Надо искать коренное залегание. Мои доводы убедили вас?

Арсентьев опять усмехнулся, но как-то кривовато, нехотя, словно истертой шутке. Вислые щеки его, румяные от множества склеротических сосудиков, дрогнули.

– Говоря искренне, не берусь судить. Ваш трапповый комплекс пока, во всяком случае для меня, темная материя. А Иван Анисимович нас покидает. Чем там думают в министерстве – непостижимо. В разгар полевого сезона обезглавить геологическую службу экспедиции…

– Скверно, конечно. – Князев внимательно разглядывал свою ладонь, поглаживая свежие мозоли. – Скверно, что он вообще уходит.

– Тем более в разгар полевого сезона, – сердито повторил Арсентьев.

– Это не самое страшное. Начальники партий, старшие геологи свое дело знают. Главный геолог летом – это всего лишь общее руководство, в лучшем случае – контроль. Главный геолог необходим осенью, при защите полевых материалов, необходим при разработке проектов, при их утверждении.

– Возможно, возможно…

– Николай Васильевич, вы так и не ответили на мой вопрос.

Арсентьев взвесил на руке кусок руды, повернул его к свету.

– Никеля, говорите, три-четыре процента?

– Должно быть, не меньше.

– Дайте, пожалуйста, сигарету, – попросил Арсентьев.

– Пожалуйста! Не знал, что вы курите.

– Иногда позволяю себе…

Крошечная палатка сразу наполнилась дымом, притихшая по углам мошка загудела, забилась о брезент.

– Так, – сказал Арсентьев, – три-четыре процента… Это много, фантастически много.

– Вот пробы на химанализ.

– Да, да, конечно. Самым срочным образом.

– Я не иду на попятный, но даже одним процентом, даже половиной мы не можем пренебрегать.

– Андрей Александрович, – спросил вдруг Арсентьев и сразу стал собранней, тверже. – Сколько у вас итээровцев?

– Семеро, – ответил Князев и тоже подобрался. – Четверо в моем отряде, трое у Афонина.

– Семеро, считая вас?

– Да.

– Кто из них самый толковый?

– В каком смысле?

– Допустим, вы заболели, вынуждены срочно уехать или еще что-нибудь непредвиденное. Кому бы вы в этом случае передали партию?