Евгений Городецкий - АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА

• Название: АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА
• Автор: Евгений Городецкий
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

Е. Городецкий принадлежит к тому поколению, чье детство было опалено войной. В прошлом геолог, писатель рисует будни геологов-поисковиков, их тревоги и радости. Хотя в основе романа лежит производственный конфликт, писатель ставит острые нравственные проблемы, изображая столкновение различных стилей руководства в эпоху НТР, задумываясь о моральном соответствии человека занимаемой должности, о взаимоотношениях в семье.

Первые две части романа в виде отдельных повестей («Лето и начало сентября», «На зимних квартирах») издавались в Москве и Новосибирске, третья («В черте города») издается впервые.

---

Он прошел за железную дверь, облокотился о барьерчик. Артюха что-то писал в пронумерованной книге своим мелким каллиграфическим почерком.

– Аверьян Карпович, – сказал Князев с дружеской полуулыбкой, – надо мной кто-то подшутить решил. В пятницу я весновщиков провожал, задержался в аэропорту, а ребята мои дверь не опечатали. Сегодня приходим – нет аэрофотоснимков. Как лежали у меня на столе пачкой, десять штук, так и пропали… Случайно, не ваших рук дело?

Артюха аккуратно воткнул ручку в гнездо, промокнул написанное пресс-папье, закрыл книгу и только тогда повернулся к Князеву. Взгляд его был хмур, недоверчив.

– Как это пропали?

– Вот так и пропали, – все с той же полуулыбкой сказал Князев. – Уходил – лежали, пришел – нету.

Артюха потянулся к стопке амбарных книг на краю стола, вытащил одну, прошелся большим пальцем по самодельному алфавиту, раскрыл.

– Так… Тобой получены аэрофотоснимки… – Он назвал номенклатуру планшета и количество снимков. – Все правильно. Ну и что?

– Пропали десять штук, – терпеливо пояснял Князев. – Взял кто-то.

Артюха указал на стеллаж, где лежали папки и тубусы с рабочей документацией камеральщиков всех поисковых партий.

– А там что?

Не дожидаясь ответа, он впустил Князева за барьерчик, достал папку с надписью «ГПП № 4», положил ее на чертежный стол.

– Раскрывай, считай.

У Князева радостно застучало сердце – конечно же, это Артюха! Сейчас прочитает ему мораль, достанет из своих загашников эти снимки, потрясет ими перед его носом и отпустит с миром. Он даже приготовился изобразить на лице приятное удивление, чтобы Артюха не обманулся в своем желании сделать сюрприз.

Артюха подошел, стал рядом:

– По порядку раскладывай, по номерам.

Фотографии ложились, как квадратики детского лото, постепенно вырисовывался планшет с высоты птичьего полета, все меньше оставалось пустых квадратиков, все меньше, меньше. Вот и сложился планшет. И только верхний левый угол пустой. Площадью в десять квадратиков.

– Вот, – сказал Князев изменившимся голосом, – не хватает. – И похекал, прочищая горло.

Артюха быстро переписал недостающие номера.

– Складывай обратно.

Он не выразил ни удивления, ни укоризны; был по-всегдашнему замкнут, отчужден. Князев сложил снимки, закрыл папку.

– Опечатывай.

Князев опечатал. Артюха сухонькой веснушчатой рукой взял папку, понес ее к одному из сейфов. Папка легла в несгораемое чрево, лязгнул замок.

– И что теперь? – спросил Князев, проводив папку взглядом. Артюха прошел за письменный стол, оперся на него косточками пальцев.

– Арсентьеву доложил?

– Я вас поставил в известность, этого недостаточно?

– Доложим по инстанции, – сказал Артюха и сел.

И посмотрел на Князева как на пустое место. – Все, можешь идти.

Во всех кабинетах форточки открывались внутрь, а у Артюхи – наружу, потому что внутри была решетка. Он длинной указкой толкнул сначала форточку на второй раме, потом на первой и распахнул обе. Крайним у стола стоял сейф-маломерка на обычной общежитской тумбочке, выкрашенной половой краской. В тумбочке над дверцей был ящик, Артюха выдвинул его. Там лежали начатая пачка табака «Охотничий», нарезанная курительная бумага, спички. И пепельница была в виде автомобильной шины. Аккуратно, не просыпая ни крошки, Артюха свернул над пепельницей тоненькую умелую самокрутку, запалил ее и принялся пускать дым в форточку. В конторе и не знали, что он курит, он на время перекуров запирался.

Он курил и смотрел сквозь решетку, думал. Потом поплевал на окурок, тщательно раздавил его в пепельнице и выбросил в корзину для бумаг, а ящик задвинул. Опять подошел к окну, ждал, пока улетучатся остатки дымка, чтобы закрыть форточку (к петелькам крючков были привязаны капроновые шнуры) и больше не отвлекаться. Вдоль длинного, как бруствер, сугроба шла пожилая женщина с кошелкой. Артюха застучал по стеклу, а когда женщина остановилась, ища взглядом, откуда стук, помаячил ей рукой и показал оттопыренным большим пальцем – вернись, мол, и зайди.

– Семеновна, – спросил он, когда женщина вошла, – в выходные ты дежурила?

– Но. – Женщина спустила с головы платок, что бы лучше слышать.

– Заступала в пятницу?

– Но.

– В выходные кто-нибудь был в конторе?

– Был, как не быть. – Семеновна стала припоминать. – Николай Васильевич были, Дмитрий Дмитрич были, бугактеры, потом этот… над геологами начальник… Радист заходил…

– Из геологов, из камеральщиков, был кто?

– Из энтих никого, батюшка мой, не было.

– А в пятницу после работы?

– В пятницу много было, из мехцеха. Сперва у Дмитрия Дмитрича в кабинете галдели, после у Николая Васильевича. Много было, всех не упомнить. Часов до восьми колготились.

– Ты все время в конторе была?

– И в конторе, и в кочегарку бегала.

– Кто-нибудь ключи от камералок брал?

– Нет, батюшка, не видела. – Семеновна заволновалась.- Так он, ящик-то, не запирается, сколько раз твердила Пономареву (завхозу), чтобы замочек дал, я ить то туда отлучусь, то сюда, бери кому не лень… Аль пропало что?

– Плохо, что народ лишний толчется. Порядка нет.

– Так ить свои все, а как же? Кто к Николай Васильевичу идет, кто к Дмитрий Дмитричу. Как не пускать, когда его, может, начальник сам вызывает?

– В выходные отдыхать надо… Ну, ступай.

Артюха выпроводил сторожиху, в задумчивости прошелся по комнате. Отомкнул один из сейфов, вынул папку с инструкциями и дополнениями к инструкциям. Перелистывал тоненькие брошюры, нужный ему параграф внимательно прочел.

Убрал все обратно в сейф. Пригладил редкие пегие волосы и пошел к Арсентьеву.

Секретарша отстукивала что-то на машинке, близоруко наклоняясь то к листку, то к каретке, будто поклевывала. Не поднимая головы, предупредила:

– Николай Васильевич занят.

– Кто у него? – спросил Артюха.

– Дмитрий Дмитрич.

– Вот кстати, они мне оба нужны, – сказал Артюха и беспрепятственно вошел в кабинет. Какие могут быть от него секреты.

Арсентьев читал бумаги, подписывал их по одной и передавал Пташнюку, который сидел за приставным столиком. Артюха сел напротив Пташнюка, для Приличия спросил:

– Не помешал?

– Здравия желаю. – Пташнюк накрыл своей рукой руку Артюхи, чуть сдавил ее. – Как дела на секретном участке?

– Дела неважные, – сказал Артюха, высвобождая руку и глядя на Арсентьева. – Сами пишем приказы и сами же их не выполняем.

Арсентьев никак на эти слова не откликнулся, расторопно читал бумаги, что-то вычеркивал, что-то исправлял, потом подписал все сразу, передал Пташнюку и улыбчиво посмотрел на Артюху.

– В чем же мы провинились перед вами?

Пташнюк свернул бумаги трубкой и не спешил уходить.

– По положению, – скрипучим уставным голосом начал Артюха, – контора у нас работает до восемнадцати часов, после чего все посторонние лица должны покинуть помещение. Двери всех геологических кабинетов должны быть заперты и опечатаны, ключи должны быть вручены вахтеру и храниться у него под замком. Всякие мероприятия после конца рабочего дня и в выходные дни проводить запрещается, на то есть красный уголок. Потому все это предусмотрено положением и должно выполняться, что у нас организация особая, связанная с использованием и хранением секретных и совершенно секретных документов. Мы и так прощаем некоторые нарушения. Ежели, допустим, чертежник копирует топооснову, так она у него вместе с калькой к столу намертво прикноплена, он ее после конца рабочего дня не сдает, как положено, потому что назавтра калька деформируется и не будет совмещения. На такие нарушения мы идем сознательно – в интересах производства. Но когда налицо проявление халатности или недисциплинированности – с этим мы должны бороться.

Артюха обращался к Арсентьеву, смотрел ему то в глаза, то на руки, поигрывавшие дорогой китайской авторучкой с золотым пером.

– Я сам наблюдал несколько раз: камералки опечатываются не номерной печаткой, а монеткой…

При этих словах Арсентьев и Пташнюк переглянулись, Пташнюк с ухмылкой покачал головой.

– …Материалы, которые нужны для повседневной работы, – разрезные полевые планшеты, аэрофотоснимки, карты фактматериала – не сдают, оставляют на столах…

– Откуда вы знаете, что именно на столах оставляют? – спросил Арсентьев.

– Знаю, – отрезал Артюха и продолжал: – Ключи от кабинета хранятся на виду, ящик не запирается. Завхоз Пономарев мотивирует тем, что нет в магазине подходящих замков. Да пусть какой угодно поставит – хоть врезной, хоть амбарный пусть навесит! Ящик должен запираться. И в такой обстановке, когда любой и каждый запросто может снять ключи и открыть любую камералку, мы устраиваем по вечерам совещания с работниками базы, в выходные дни к нам ходят разные посетители, иногда даже в нетрезвом состоянии, а вахтер их пропускает, потому что человек идет к начальнику экспедиции или к его заместителю, идет и точно знает, что его ждут и примут…