Виктор Острецов - Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки

• Название: Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки
• Автор: Виктор Острецов
• Издательство: Издательское общество ООО «Штрихтон»
• Жанр: Науки: разное
• Год: 1998
• ISBN: 5-7872-0079-9

Виктор Митрофанович Острецов родился в 1942 году в Архангельске в семье военнослужащего и детского врача. С юных лет интересовался дореволюционной историей, был ярым «антисоветчиком». Из-за своих идеологических убеждений был вынужден поступить не на исторический факультет (где, как он понимал, не продержится ни одного курса), а в медицинский вуз. Так он стал студентом Первого Московского медицинского института им. И.М. Сеченова, который окончил в 1966 году. Во время учебы на врача Острецов не переставал интересоваться историей, проводил много времени в Исторической и Ленинской библиотеках, состоял в неформальном историческом кружке антисоветской направленности.

После института по распределению попал в Тюменскую область, в таежный поселок Октябрьский (бывший Кондинский) с населением всего в пять тысяч человек. Среди этих людей были «раскулаченные» русские крестьяне, патриархальные «сектанты», согнанные из Тамбовской губернии, бывшие бендеровцы, немцы, местные жители народностей ханты и манси и… советские надзиратели над ними. Такое соседство дало Виктору Острецову немало новой информации о крайней жестокости большевиков по отношению к тем, кого они считали чуждыми себе элементами.

В 1969 году Виктор Острецов вернулся в Москву, где продолжил свои исторические исследования в архивах и библиотеках. 3 июня 1973 года он крестился. В последние несколько десятков лет Острецов пишет собственные произведения в жанре исторической публицистики. Основные темы его исследований – Россия на рубеже XIX-XX веков, история масонства в России и в мире, история движения черносотенцев, православие, «русский путь», национальный вопрос.

Книга "Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки" посвящена теме влияния масонства (ордена вольных каменщиков) на формирование современной культуры и историческую судьбу русского народа. В ряде очерков автор рассматривает эту тему в самых различных аспектах: затрагивается вопрос воздействия идеологии масонства, его доктрины на те или иные научные и философские теории, на формирование различных литературных школ XVIII — XIX веков.

Масонство представлено автором в первую очередь как организация, имеющая свою идеологию культурного и политического строительства человеческого общества. Книга показывает тесную взаимосвязь оккультно-теософских доктрин и социальных процессов. Масонство и его проявления в общественной и культурной жизни русского общества на протяжении двух с половиной веков рассматриваются автором с духовно-религиозной точки зрения, с позиций признания как высшей ценности — Православия. Все эти темы представлены на широком историческом фоне, с использованием обширного круга литературных, исторических, мемуарных источников с привлечением архивных материалов, многие из которых публикуются впервые.

---

Погружение в мечтательный мир литературы неизбежно вызывает у своих почитателей уныние и неприятие действительности. И вовсе не потому, что действительность плоха и что-то в ней не устраивает. Действительность плоха именно потому, что она реальна, громадна и обладает принудительностью воздействия на человека, требует смиренного и уважительного к себе отношения, смирения в познании и терпения в труде, признания себя лишь песчинкой в громадном Мире, которой будет дано лишь то, что она заслужила своим трудом и молитвой.

Не случайно то, что именно в тех кругах, где литературные интересы становятся преобладающими, возникает такое удручающее расхождение между словом и делом, возникает двоедушие и двоеверие, духовная ущербность, некрасивые дела прикрываются фонтаном красивых слов о правде и любви. Именно через приобщение к миру атеистическому (не на словах, а на деле), миру плотскому, культуре внешнего человека, страстного и фантазирующего, через раздвоение между делом и словом и появляется «новая порода» — интеллигент. Достаточно человеку путем сурового самоотречения войти в мир духовный, мир богооткровенной религии, как он становится «слишком прямым», «слишком фанатичным», «жестоким», «прямолинейным» и «узколобым», хотя и образованным, но «не так».

Гуманная культура, воспитываемая литературой, и привела к невероятно поверхностному взгляду на духовные истины, а вернее, просто к их игнорированию. Если спросить, какие идеалы проповедует наша литература, то легко обнаружить, что ни один человек не назовет нам ничего конкретного и ясного. И все-таки идеалы в литературе есть, они заложены в самой ткани произведений. Литература наша русская многообразна и по тематике, и по стилю, и по сюжетам, и по охвату сторон русской души и общественной жизни. Но что-то общее в ней есть. Перво-наперво, что останавливает взгляд и обращает внимание, так это то, что в ней отсутствует реальность Церкви и религии. Уже отмечалось в нашей критике, что, скажем, в «Евгении Онегине» лишь однажды упомянута церковь, вскользь. А ведь в те времена жизнь каждого человека, даже самого отпетого вольтерьянца, была тесно связана с религией. Церковные праздники, крестины, отпевание усопших, венчание и дважды в день колокольный звон по всему пространству России. Новая мирская культура, и в первую очередь литература, рождалась именно как антитеза церковной жизни.

Удивительно, но из нашей литературы мы ничего не узнаем и о строителях Транссибирской железной дороги, по сей день крупнейшей в мире, созданной руками русских людей в такие сроки, которые нам и не снились. Чехов в это самое время совершил поездку на Сахалин, но у него не нашлось ни одной строки, чтобы воздать должное ее подвижникам. И это не случайно для мироощущения певцов «лишних» людей. Удивительное дело, что их ум не приковывал к себе ни созидательный ум крестьян, рабочих, ни дела благотворения, ни подвиги духовных отцов, окормлявших русскую землю. Безразличным взором они проводили по лицам людей просветленных, здоровых и сильных. Они посещали иногда святые обители, просили совета, прислушивались, но в их произведениях не увидим духовных реальностей.

Достоевский, ближе других подошедший к церковным вратам, остался, как известно, чужд мистической реальности Церкви. Он мечтал о «всечеловеке» и о бесконечном прогрессе культуры. Он видел грядущие ужасы теократической утопии, которые отчетливо в его время уже были видны не только гениальным писателям, но и самым едва грамотным дьячкам далеких погостов. Но духовная сила Православной Церкви осталась вне его зрения. Оттого так много в его творчестве тяжелого, нехорошего, и так далеко отступающего от православия, и так сильно отдающего сентиментальным гуманизмом времен александровских мистиков и пиетистов.

Итак, в нашей литературе исторические и религиозные реалии эпохи либо просто отсутствуют, либо искажены. Вся русская литература находится под знаком этого неопределенного гуманизма, под знаком романтизма. Несмотря на точность психологических переживаний героев, бытовые подробности, реализм ее чисто декоративный, внешний. У читателей Толстого, Пушкина и любого другого классика неизбежно складывается впечатление, что ни денежные расчеты, ни повседневные материальные нужды не были знакомы русским людям того времени. И, хотя упоминаний об этих нуждах немало, общее впечатление именно такое — возвышенное и прекрасное, как о некоем сплошном балу. И просвещение, и романтизм живут верой в скорое прекращение всякой истории, как блуждания духа в потемках материи у каббалистов-гностиков, в наступление золотого века — царства Астреи. Это царство святого царя и священнического сословия жрецов, призванных к осуществлению великих предначертаний Великого Мастера и Демиурга, Иеговы.

В эти темы самым тесным образом вплетается требование мистического благочестия — пиетизма — и признание всей предшествующей культуры как чего-то призрачного, тяжелого и мешающего осуществить светлые идеалы человечества. Весь этот комплекс идей получил развитие и в художественной литературе. Ожиданием светлого царства справедливости живут едва ли не все герои нашей литературы. Дыхание его сказывается на всем мироощущении их. Назывались и сроки — несколько десятилетий. Культура христианская, как ложь и обман, также проходит красной нитью через наши романы во имя утверждения культуры «гуманизма». Отрицание ее объясняется моральными и социальными мотивами: она создана богачами для своих нужд и в ней нет справедливости.

В этих трех явлениях общественной жизни и литературы — Просвещении, Романтизме и Теократических утопиях социальной справедливости — сошлись все основные проблемы человеческого бытия. Все они были ориентированы на христианство и имели в виду его отрицание. Известно, что главным пунктом всех человеческих проблем является проблема добра и зла. В церковном учении эта проблема формулируется в точных понятиях и предлагает конкретные меры к победе над злом. Зло есть преслушание воли Божией. Эта Воля выражена в священном Писании и прежде всего в Евангелии. Испорченная природа человека, поврежденная грехопадением наших первых прародителей, не дает человеку никаких оснований на победу над злом своими собственными силами.

Церковь для того и существует, чтобы своими врачующими благодатными силами помогать человеку бороться со злом. Она предлагает человеку свои лечебные средства, иногда горькие, но всегда полезные, и имеет в виду последнюю судьбу человека, смерть и жизнь вечную его души. Где он окажется: одесную или ошую Христа, в вечном мраке или на райских пажитях — вот центральный вопрос всей человеческой жизни. Эту проблему полностью снял гуманизм, трактующий добро и зло как понятия относительные. Во всей системе гностико-кабалистического учения, лежащего в основе Масонской Науки, зло представляется просто как то, что доставляет человеку неудовольствие, а добро — наслаждение и радость. В конце концов в мире физическом, объективном ничто не соответствует этим понятиям. Мир создан лучшим из возможных миров. Масонство, представления которого так сильно повлияли на формирование мировоззрения русских образованных кругов, как, впрочем, и западных, грех, зло трактует как беспорядок, хаос, непорядок. Преодоление зла сводится поэтому к организации мира по «новому штату». Весь мир представляется в масонстве, как и у гностиков-манихеев, как один организм.

В нем могут быть какие-то неполадки, но в мире все так создано Умом безличного бога, что эти неполадки легко устраняемы. В этих представлениях много литературного и художественно пластичного. Зло отличается от добра только расположением элементов. Никогда не было исторического момента воплощения Бога в человеческую плоть, и все написанное в Евангелии есть просто аллегория. Буквальный смысл — только для тупых невежд. И было бы ошибкой думать, что таково отношение только к Святому Писанию. Вся жизнь есть аллегория, вся она есть просто спектакль по заранее написанному сценарию. Все, что происходит в мире, происходит по причине, что не произойти не могло. Отсюда такой фатализм, отсюда такая телеологичность, какая присутствует и в историческом материализме с его пресловутой «закономерностью» исторического процесса. Все это учение сосредоточено в каббале.

Идеология приводит человека к той точке зрения, из которой видишь только то, что хочешь увидеть и что целиком содержится в догматах самой идеологии. Сам русский язык, его несравненное богатство говорит против всякого деспотизма, ибо деспотизм уплощает, обедняет культуру, и в ней ни ««Слово о полку Игореве» не родится, ни «Слово о благодати», ни сам преподобный Сергий; в ней не будет ни битвы Куликовской, никакой культуры, а тем более духовной, христианской, требующей свободы личности. Наши храмы, иконы, вся литургика, все жития святых — это победная песнь свободного человеческого духа. Напрасно ломают голову идеологизированные наши публицисты и гуманитарии: как это так, — Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Крылов, Достоевский, Белинский, Баратынский, Веневитинов, и... вот, поди ж ты, Николай I, деспотия жуткая.