Виктор Острецов - Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки

• Название: Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки
• Автор: Виктор Острецов
• Издательство: Издательское общество ООО «Штрихтон»
• Жанр: Науки: разное
• Год: 1998
• ISBN: 5-7872-0079-9

Виктор Митрофанович Острецов родился в 1942 году в Архангельске в семье военнослужащего и детского врача. С юных лет интересовался дореволюционной историей, был ярым «антисоветчиком». Из-за своих идеологических убеждений был вынужден поступить не на исторический факультет (где, как он понимал, не продержится ни одного курса), а в медицинский вуз. Так он стал студентом Первого Московского медицинского института им. И.М. Сеченова, который окончил в 1966 году. Во время учебы на врача Острецов не переставал интересоваться историей, проводил много времени в Исторической и Ленинской библиотеках, состоял в неформальном историческом кружке антисоветской направленности.

После института по распределению попал в Тюменскую область, в таежный поселок Октябрьский (бывший Кондинский) с населением всего в пять тысяч человек. Среди этих людей были «раскулаченные» русские крестьяне, патриархальные «сектанты», согнанные из Тамбовской губернии, бывшие бендеровцы, немцы, местные жители народностей ханты и манси и… советские надзиратели над ними. Такое соседство дало Виктору Острецову немало новой информации о крайней жестокости большевиков по отношению к тем, кого они считали чуждыми себе элементами.

В 1969 году Виктор Острецов вернулся в Москву, где продолжил свои исторические исследования в архивах и библиотеках. 3 июня 1973 года он крестился. В последние несколько десятков лет Острецов пишет собственные произведения в жанре исторической публицистики. Основные темы его исследований – Россия на рубеже XIX-XX веков, история масонства в России и в мире, история движения черносотенцев, православие, «русский путь», национальный вопрос.

Книга "Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки" посвящена теме влияния масонства (ордена вольных каменщиков) на формирование современной культуры и историческую судьбу русского народа. В ряде очерков автор рассматривает эту тему в самых различных аспектах: затрагивается вопрос воздействия идеологии масонства, его доктрины на те или иные научные и философские теории, на формирование различных литературных школ XVIII — XIX веков.

Масонство представлено автором в первую очередь как организация, имеющая свою идеологию культурного и политического строительства человеческого общества. Книга показывает тесную взаимосвязь оккультно-теософских доктрин и социальных процессов. Масонство и его проявления в общественной и культурной жизни русского общества на протяжении двух с половиной веков рассматриваются автором с духовно-религиозной точки зрения, с позиций признания как высшей ценности — Православия. Все эти темы представлены на широком историческом фоне, с использованием обширного круга литературных, исторических, мемуарных источников с привлечением архивных материалов, многие из которых публикуются впервые.

---

В отличие от некоторых современных писателей, числящихся в лагере патриотов, и поющих осанну розенкрейцерам в лице Новикова, анонимный автор оказался более прозорлив и точен.

Для новых целей нужен был и другой язык. И вот армия переводчиков с немецкого и французского села за создание такого Русского языка, который был бы приспособлен для новой цели. Его, Русский язык, в этих целях, корежили, вычищали, вводили новые слова. Московские розенкрейцеры создали даже на свои средства Переводческую семинарию. Они знали дело хорошо.

Многие грамматические обороты в современном Русском являются просто калькой с французского языка. Точно также создавали и новые слова, способные передать смысл иностранных слов. На эту тему имеется специальная литература, и поэтому я не буду долго распространяться о сем предмете. Так, например, сошлюсь на Алексея Николаевича Толстого, который посвятил исследованию этого вопроса отдельную работу <…>[69], поведение героев, их мысли и поступки неизбежно становятся моделью для общества. Литература сочиненная сама формирует поступки людей, их образ мышления и внушает представления о должном и презираемом. Причем, совершенно языческим образом. Возникает вопрос: можно ли считать литературу реалистичной, коль скоро она точно отражает нашу жизнь. Нынешнюю и прошлую. Здесь я сошлюсь на замечательную статью протоиерея Михаила Труханова, кандидата богословия, в журнале «Держава» (1996, № 1), озаглавленную «Мысли, вдохновенные Святым Духом... Объективная ложь сочинительской литературы».

«Литература отражает жизнь», — говорим мы, повторяя чужие слова. И немного найдется людей, способных увидеть изъян в самом этом выражении. А между тем, возникает вопрос:

Какую именно жизнь отражает художественная литература? — жизнь, полную лжи, погрязшую в словоблудии, мелких дрязгах, в «грязной тине страстей плотских»?

И богослов протоиерей Михаил замечает по этому поводу: «Посему и не может быть достопорядочности и правды в сочинениях тех авторов, которые сами будучи рабами плоти, рабами страстей... уловляют читателей в плотские похоти». Итак, существует ли, строго говоря, реалистическая художественная литература? Правда жизни — это праведная жизнь, жизнь по правде Божией, по истинным словам Бога. И следовательно, такую жизнь изображает нам житийная церковная литература. Именно она и является правдивой. Она изображает нам правду во всей ее жизненной конкретности. За все века жизни человечества мы имеем изображение этой правды, начиная с Библии. Изображение же греховной жизни, беззаконной и ложной как бы точно это изображение ни было, есть изображение лжи во всех ее оттенках. И именно изображение такой жизни, «чисто человеческой», вне Бога и праведности, и посвящена беллетристика как таковая. Она является ложью сама по себе. Вместо жизни по правде она дает суррогат жизни, изображая не саму жизнь, а ее разложение, умирание, бездуховность. Духовная литература ставит себе целью возрастание в человеке начал духовности через сознание своего недостоинства перед Богом, через сокрушение о грехе, через покаяние... В усвоении духовной литературы человек учится не только правильно мыслить, но и правильно жить. Слово и дело в духовной литературе реально совпадают, чего не скажешь о беллетристике.

Сколько ни читай о благородстве героев романов, благородства не прибавляется в читателе. Ибо правда и сила только в Боге. «Жизнь же во зле, в грехе — есть умирание», — заключает богослов протоиерей Михаил Труханов.

Многочисленные романы, повести и рассказы, как и поэмы и стихи, не сделали нашу жизнь ни лучше, ни добрее. Они дают читателю иллюзию добра и благородства, а не добро и благородство, иллюзию любви, но не любовь...

В пределах обсуждения темы нужности и полезности художественной литературы обычно, при переходе к конкретным именам, ставятся вопросы такого типа: «Как, ты критик, посмел поднять руку на такого-то?! Да знаешь ли ты, несчастный, то такой-то просто святой человек, не говоря о том, что он — гений!» Конечно, в искусстве есть свои гении и свои пигмеи. Но вопрос в другом: а что нам от этой гениальности, что получает наша душа от глубоких переживаний героев и замечательных описаний природы... Вопрос: всякая ли гениальность полезна для человека и общества? Ответ содержится в правильной постановке вопроса. Реальный факт: языковая стихия обществ, выросшая на сочинительской литературе, бедна, отличается скудостью выразительных средств, бедностью образного строя речи. В то же время речь деревенских жителей богата и образами, и точностью определений, и глубиной сравнений. Деревенский, простонародный язык богат — городской беден и примитивен. А ведь, кажется, должно было бы быть наоборот. Пушкинский язык один чего стоит. Увы, не стоит и одной копейки в сравнении с простонародным.

Общества, которые замещают религию художественными произведения, духовно мертвы, бесхребетны и безвольны. Мы часто путаем, к тому же, воспитание и образование. Светские науки, искусства наполняют человека миллионом ненужных сведений, рассеивают его волю и погружают мысли в атмосферу подражательности и испуга перед самим собой. Религия же в первую очередь воспитывает человека и нацию, делает личность цельной.

Совершенно очевидно, что в сущности, невозможно совместить мирское и духовное. И если многие из нас пытаются это сделать, то только потому, что мы малодуховны и тешим себя надеждой, что несмотря на все предупреждения Спасителя, можно служить и Богу и маммоне. И так хорошо пребывать сразу на двух стульях! Но это пустая надежда.

Не следует себя мучить вопросами, заданными умом праздным и мирским, вроде, нужен ли нам Пушкин или Лермонтов? Протоиерей Михаил Труханов отвечает так, в целом:

«Из сказанного о сочинительской литературе напрашивается вывод: не читать вовсе». Если же это невозможно, то нужно последовать совету Василия Великого: «к юношам о том, как получить пользу от языческих сочинений: брать то, что «нам свойственно и сродно с истиной, остальное будем проходить мимо». Василий Великий далее советует «оберегать душу, чтобы, находя удовольствие в словах, незаметно не принимать чего-нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества».

Мы воспитаны на Пушкине и Лермонтове, Гоголе и Чехове, как поколения древних римлян и греков перед явлением Христа были воспитаны на Вергилии, Гомере, Феокрите, на Платоне и Аристотеле. Но есть разница. Те творили до пришествия Христа, мы же находимся в состоянии отпадения от Христа, апостасии. Они не имели явленной Истины, мы же отрекаемся от Нее ради игрушек языческого мира. Но те, древние, в лице своих лучших представителей стремились искренне к Ней, мы же столь же искренне от Нее отрекаемся ради похотей примитивного бездуховного ума, ради удовлетворения своих греховных наклонностей. Есть разница? Есть, и принципиальная.

Так что же такое светская «культура»? Ответ на этот вопрос представляется очевидным: это есть человекобожеская религия, отвергающая Истины Христова учения и видящая бессмертие только в делах коллективного человека, который «все может САМ». Это «религия Труда и Этики», религия «чисто человеческая». Но последние определения принадлежат масонству, которое именно так определяет свое учение. Культура — это культ поклонения Человеку, в котором все свято и греха нет. Это культпоклонения коллективному человеку, в котором отдельные персоны складываются в общества. Она, «культура», основывается на теософской мысли, что сам Бог осуществляет Себя только через дела человеческие. Тогда человеческое общество в лице «избранных» есть становящийся Бог. Вот, собственно говоря, религиозная подкладка слова «культура». Но эта религиозность «чисто человеческая», потому что такой «бог» — безличный и какой-то неполноценный.

Прежде, чем кого-то в чем-то убеждать, надо правильно расставить точки над «i». Хочется думать, что автору в какой-то мере это удалось.

Перед каждым из нас — или... или. Третьего не дано.

1997 г.

«КУЛЬТУРА» КАК ОРУДИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО РАЗРУШЕНИЯ

I

«...Но вместе с тем на нем, как редко на ком, сказалось то странное воздействие, которое оказывало в России воспитание. Воспитание всегда вырывало у нас человека из почвы, и, смотря по положению его, отчуждало его либо от среды, либо от родины. Григорий Петрович, как многие в то время, был тем менее русский, чем более культурен. (...) С сильной художественной складкой, исключительно одаренный... он не был создан ни для чего, что требует корней; он был не нужен родине, как остался не нужен своей семье». (Князь Сергей Волконский, «Мои воспоминания», М., 1992 г., т. 1, ее. 383-384).

Когда-то, в начале XX века, когда общественная жизнь России вышла из своих патриархальных берегов и раскололась на враждебные лагери, возникли впервые не только революционные партии и левые органы печати, но и правые. Возникли левые и правые политические движения. Появились впервые люди, назвавшие себя националистами. В отличие от монархистов и их массовых организаций, число националистов всегда было незначительным и какого-то существенного влияния на ход политической борьбы они не оказывали. В III Государственной Думе их число не превышало двух-трех десятков. В IV Думе они составляли уже значительную фракцию — 88 человек. Но за стенами Думы их было немного. Это были небольшие группы из журналистов, профессоров университетов и политических деятелей. В народ эти националисты не пошли и сама их доктрина была создана не для простонародья. На слух русского человека то, о чем толковали русские же националисты, воспринималось как чисто заморская и даже едва ли не барская выдумка, с революционным душком. Что и имело место в действительности.