Александр Чаковский - Нюрнбергские призраки Книга 1

• Название: Нюрнбергские призраки Книга 1
• Автор: Александр Чаковский
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

---

Сигареты теперь продавались уже не поштучно, а блоками, по чудовищным ценам можно было купить часы швейцарских марок, фотоаппараты и фотопленку, запечатанные банки с кофе, шоколад в ярких упаковках… Продавались и наградные знаки гитлеровской Германии, среди них Адальберт увидел „Рыцарский крест с дубовыми листьями“ — еще недавно этот орден считался одним из самых почетных в рейхе.

— Сколько? — спросил Хессенштайн. Продавец назвал смехотворно низкую цену. — Господин — коллекционер? — поинтересовался он.

— Я коллекционирую не ордена, а людей! — резко ответил Хессенштайн. Ему хотелось добавить: „Людей, которые торгуют славой рейха, — чтобы запомнить, кому всадить пулю, когда Германия снова воспрянет“…

Ужин, ради которого Адальберт не поскупился на расходы, получился торжественным. На столе — четыре зажженных свечи, Марта надела нарядное кремовое платье с кружевами, ее отец был в коричневой рубашке с золотым партийным значком. „Значит, он сохранил его! — с уважением подумал Адальберт. — А я все свои награды похоронил вместе с мундиром где-то в развалинах…“

— Рад, что вы не побоялись пронести партийную реликвию сквозь все невзгоды нашей жизни! — указывая на значок, выразил свои чувства Адальберт.

— Этот значок — один из первых, которые фюрер вручал членам партии, — с достоинством ответил Кестнер. И тут какая-то неодолимая сила сорвала Адальберта с места, он вытянулся перед сидящим за столом стариком и отрывисто произнес, скорее гаркнул, выкинув вперед правую руку:

— Хайль Гитлер! — Потом сел и после некоторого молчания сказал: — У меня тоже есть чем вас порадовать. Вот. — И не без торжественности вынул из кармана и положил на стол „Рыцарский крест“. Кестнер и Марта склонились над орденом, потом вопросительно посмотрели на Адальберта.

— Это… ваш? — спросил Кестнер. — И вы в такое время носили его с собой?

— Я купил его сегодня на черном рынке.

— Боже мой! — воскликнула Марта. — Точно такой был у Конрада!..

— Зачем вы это сделали, Адальберт? — В голосе Кестнера прозвучало брезгливое осуждение. — Если нашелся грязный человек, торгующий славой Германии, то неужели нашелся и покупатель? Зачем вы купили его?

— Чтобы вырвать орден из рук мерзавца! Пусть он хранится у нас, ведь к этому ордену, возможно, прикасались руки фюрера! И кроме того, — Адальберт почувствовал волнение, — я верю в чудо. На ордене есть номер, имя владельца наверняка зафиксировано в документах рейха, и я не исключаю, что в будущем награда может быть возвращена герою.

Наступило молчание, орден тускло поблескивал в свете свечей, и все трое не сводили с него глаз.

— Ты прав, Адальберт, — поднял седую голову Кестнер. — Только с одним уточнением: восстановление рейха кажется тебе далеким будущим, мне же оно представляется делом более близким.

Внезапно комната озарилась голубым призрачным светом.

— Что это? — испуганно воскликнула Марта.

— Ничего особенного, — успокоил Кестнер, — очередной фейерверк победителей.

С приходом американцев улицы преобразились. Там, „у них“, в советском секторе, тысячи человек были заняты расчисткой улиц, к советским полевым кухням тянулись бесконечные очереди пожилых людей и детей… Здесь было все иначе. С продовольствием дело обстояло скверно, развалины разбирали не торопясь, зато увеселительные заведения были освещены неоновым светом, и казалось, за каждой дверью возникали все новые кафе, бары или ночные клубы. Время от времени, лавируя среди руин, проносились „джипы“, набитые хохочущими американскими солдатами… Иногда машине преграждала путь очередная проститутка, водитель тут же тормозил, кто-то из солдат, перегнувшись через борт, обменивался с женщиной несколькими словами, сопровождая их недвусмысленными жестами и смехом, затем женщину подхватывали солдатские руки, раздавался визг сирены, и „джип“, рванув с ходу, исчезал в полумраке.

Вскоре американское командование объявило по радио, что намерено провести денацификацию. Самое тревожное для Адальберта заключалось в требовании зарегистрироваться в комендатуре и получить документ с отпечатком пальца. За Марту и ее отца Хессенштайн был спокоен: уж если им удалось получить документы у русских, то с американцами хлопот не будет. А вот кто поможет ему, Адальберту?..

„Жир всплывает наверх“

На город опускались сумерки, когда он вышел из дома Крингеля. До комендантского часа еще оставалось время, из окон первых этажей доносилась музыка, и вдруг всем существом своим Адальберт почувствовал, что тоже хочет веселья. Он столько дней не видел ничего, кроме черного рынка, столько ночей провел в подвалах и развалинах, и вот теперь ему неудержимо захотелось чего-то яркого, светлого, бесшабашного…

Он толкнул дверь под вывеской „Кабаре Шаубуде“ и прежде всего внимательно осмотрелся: вдруг это заведение только для американцев, немцы сюда не допускаются? Столики плавали в табачном дыму, их было полтора-два десятка, и в первую минуту все они показались Адальберту занятыми. Но тут же он разглядел, что есть свободные места и что военных здесь меньше, чем людей в гражданских костюмах. Адальберт подошел к сидящему за одним из столиков мужчине и попросил разрешения присесть. Ему ответили „Битте шен!“, и Адальберт сел, повернув стул так, чтобы видеть маленькую, сбитую из некрашеных досок эстраду.

Тапер в расстегнутой рубашке — в помещении было очень жарко — наяривал на фортепьяно какую-то бойкую мелодию, а пожилой мужчина с бантом вместо галстука и в соломенной шляпе „а-ля Морис Шевалье“ исполнял куплеты под чечетку. Голос его заглушался взрывами хохота, звоном пивных кружек… Один куплет Адальберт все-таки разобрал, актер, по-видимому, изображал спекулянта и пел, притопывая:

Я торгую дровами, бриллиантами и салом,
Домами, гвоздями и спиртом.
Я торгую, если уж на то пошло, кошачьим дерьмом
И выдаю его за оконную замазку…

После каждого куплета следовал новый взрыв чечетки и припев, в котором Адальберт смог разобрать только последние слова:

…Жир всплывает наверх.

— Господин имеет что-либо для продажи? Или обмена? — спросил, наклоняясь к уху Адальберта, его сосед, краснолицый, усатый немец.

За долгие дни Адальберт отвык от общения, он и на рынке ограничивался минимумом слов: „Что у вас? Сколько? Беру. Не надо. Могу предложить…“ — вот, пожалуй, и все. Неожиданная поддержка Кестнера, ночная беседа с ним как бы открыли шлюзы, в ту ночь он снова ощутил себя живым человеком с присущими ему страстями и воспоминаниями…

Да, Кестнер и американцы раскрепостили Адальберта. Панический страх, который он так долго носил в своей душе, почти исчез, хотя тревога оставалась. Улыбнувшись краснолицему немцу, Адальберт вежливо осведомился, что именно его интересует.

— В общем-то все, что продается и покупается, — не без иронии ответил тот.

В кармане у Адальберта лежал очередной список Марты, он ответил негромко, продолжая глядеть на эстраду:

— Интересуюсь продуктами. Колбаса. Натуральный кофе. Сигареты. Масло.

— Какой, позвольте спросить, эквивалент?

Адальберт нащупал в кармане очередную безделицу, предназначенную для реализации, — дамскую золотую цепочку, вытащил ее и показал, прикрывая ладонью другой руки.

— К сожалению, я не ношу товар с собой, — сказал сосед, бросив взгляд на цепочку. — В свою очередь, могу предложить вот это. — И он вынул из внутреннего кармана пиджака тонкий серебряный портсигар. Но такого добра и у самого Адальберта было достаточно в заветном рюкзаке.

— Изящная вещь, — сказал Адальберт, — но мне нужно то, что можно положить в рот.

— Тогда вам придется пройти к Бранденбургским воротам. Вы берлинец?

Адальберт замешкался, но уже в следующую секунду кивнул:

— Да, конечно. А вы?

— Тоже. Моя фамилия Штуфф.

— Очень приятно. Квангель, — пожимая протянутую руку, сказал Адальберт.

— Уже „натурализовались“? — спросил Штуфф.

— Что? Я, знаете, долгое время был нездоров и не совсем в курсе…

— Я имею в виду вот это. — Штуфф полез в нагрудный карман пиджака и, вынув картонную карточку, приблизил ее к глазам Адальберта, не выпуская из рук.

На карточке по-немецки и по-английски было напечатано: „ВОЕННАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ ГЕРМАНИИ. Временная регистрационная карточка“. Потом следовал текст: „Владелец этой карточки должным образом зарегистрирован как житель города…“ Далее чернилами было вписано: „Берлин“. Справа в специальном квадратике Адальберт увидел отпечаток пальца.

— Сначала надо заполнить огромную анкету, вопросов сто, — пояснил Штуфф, — я даже не уверен, читают ли эти анкеты в американской комендатуре. Черт подери, это у них называется денацификацией! А уж потом, если вашу анкету не затеряют или не выбросят в мусорную корзину, вы получите свой „аусвайс“.