Йен Пирс - Перст указующий (Перст указующий - 4)

• Название: Перст указующий (Перст указующий - 4)
• Автор: Йен Пирс
• Жанр: История

---

- Аминь, - сказала она. - Так зачем вы пришли к моей матери? Надеюсь, не из-за несчастной любви. Видите ли, она не одобряет приворотных зелий и прочей такой чепухи. Если вам нужен подобный вздор, то лучше обратиться к знахарю в Хеддингтоне, хотя сама я считаю, что он шарлатан.

Я заверил ее, что цель моего прихода вовсе не в этом, меня привело сюда нечто иное. Я уже было пустился в объяснения, но тут дверь отворилась, и на пороге появилась старуха. Сара подбежала к ней, чтобы помочь с покупками, а мать рухнула на треногий табурет напротив меня, утерла лицо, перевела дух и лишь тогда внимательно на меня посмотрела. Одета она была бедно, но чисто, узловатые сильные руки свидетельствовали о долгих годах тяжелого труда, а лицо было красное, круглое и открытое. Хотя возраст начинал одерживать свою неизбежную победу над духом, ей было еще далеко до той несчастной, сломленной птицы, какой она стала потом, и двигалась она с живостью, нередко уже утраченной в ее возрасте людьми, наделенными большими мирскими благами.

- У вас нет во мне никакой нужды, - тотчас сказала она, оглядев меня взором, который словно бы видел меня насквозь. Как я узнал впоследствии, у ее дочери было то же обыкновение. Думаю, именно это и заставляло людей бояться их и считать их дерзкими. - Зачем вы здесь?

- Это мистер Вуд, матушка, - сказала Сара, вернувшись из соседней комнатушки. - Он, по его словам, историк и поэтому хотел бы спросить тебя кое о чем.

- И какие же недомогания у историков? - без особого интереса осведомилась та. - Утрата памяти? Судороги в правой руке?

Я улыбнулся.

- И то, и другое. Но ко мне, должен с удовольствием заметить, это не относится. Нет, я пишу историю осады, а раз вы были здесь в это время...

- Равно как и тысячи других людей. И вы со всеми собираетесь переговорить? Странный, однако, способ писать историю.

- Я взял за образец Фукидида, - важно начал я.

- А он умер, не успев закончить, - перебила она и так меня этим поразила, что я едва не упал с табурета. Не говоря уже о находчивом ответе, она, очевидно, не только слышала об этом величайшем из историков, но даже знала кое-что о нем самом. Я поглядел на нее с любопытством, но как будто не сумел скрыть своего изумления.

- Мой муж большой книгочей, сударь, и любит читать мне по вечерам или слушать, как я ему читаю.

- Он здесь?

- Нет, он еще в армии. Думается, сейчас он в Лондоне.

Разумеется, я был разочарован, но преисполнился решимости получить как можно больше от жены, пока не вернется сам Бланди.

- Ваш муж, - начал я, - сыграл кое-какую роль в истории города...

- Он пытался побороть здесь несправедливость.

- Вот именно. Но трудность в том, что все, с кем бы я ни говорил, очень разное рассказывают о том, что твой муж сказал или сделал. Вот о чем я хотел бы тебя спросить.

- И вы поверите тому, что я вам скажу?

- Я сопоставлю твои слова со словами других. И так родится истина. Я в этом убежден.

- В таком случае вы глупый молодой человек, мистер Вуд.

- Я так не думаю, - холодно возразил я.

- Какого вы вероисповедания, сударь? На чьей вы стороне?

- В религии я историк. И в политике историк тоже.

- Слишком уж скользкий - старухе вроде меня и не ухватиться, - сказала она с легкой насмешкой. - Вы верны Протектору?

- Я принес присягу правительству, находящемуся у власти.

- А в какую церковь вы ходите?

- В разные. Я посещаю службы во многих местах. Сейчас я хожу в церковь на улице Мертон, так как мой дом в ее приходе. Должен вам сказать, пока вы вновь не обвинили меня в увертках, сам я отношу себя к епископальной церкви.

Склонив голову, она задумалась над моими словами, глаза ее закрылись, словно она уснула. Я испугался, что она откажет мне из страха, что я извращу ее рассказ. Разумеется, у нее не было причин думать, будто я так или иначе смогу одобрить человека, подобного ее мужу; я уже достаточно знал о нем, чтобы быть уверенным в обратном. Но мне больше нечем было убедить ее в искренности моих намерений. По счастью, я не был столь глуп, чтобы предложить ей деньги, ибо это обернулось бы против меня, сколь бы сильно она в них ни нуждалась. Должен сказать, ни разу ни в ней, ни в ее дочери я не замечал той алчности, которую другие, по их утверждениям, различали столь явно, хотя жалкое положение обеих Бланди было бы тому вполне достаточной причиной.

- Сара, - подняв голову, позвала старуха несколько минут спустя. - Что ты думаешь об этом нескладном молодом человеке? Кто он? Шпион? Глупец? Мошенник или подлец? Он пришел воскресить прошлое, чтобы терзать нас?

- Возможно, он тот, за кого себя выдает, матушка. Думаю, ты можешь рассказать ему. Господь знает, что тогда произошло, и даже историк из университета не может скрыть истину от Него.

- Ловко, дитя; жаль, что наш гость сам до такого не додумался. Ладно. Мы встретимся снова. Но вскоре ко мне придет один человек, он потерял закладные на свой дом, и мне надо угадать их местонахождение. Вам придется прийти в другой раз. Завтра, если пожелаете.

Поблагодарив ее за доброту, я пообещал непременно прийти на следующий день. Я понимал, что обращаюсь к ней с ненужным почтением, но что-то побудило меня поступить так: ее характер требовал обходительности, хотя ее звание не позволяло ожидать подобного. Я уже неспешно пробирался через мусор и лужи в проулке, когда меня остановил раздавшийся у меня за спиной свист, и, обернувшись, я увидел, что меня догоняет Сара.

- На словечко, мистер Вуд.

- Пожалуйста, - ответил я. Сама мысль о дальнейшей беседе с девушкой доставила мне немалое удовольствие. - Ты не против харчевни?

Осведомиться об этом в те дни было вполне обычно: многие из сектантов яростно бичевали обычай посещать питейные заведения. Лучше было пораньше узнать, с кем имеешь дело, чтобы не вызвать бурю оскорблений.

- Нет, - отозвалась она. - Харчевни мне по душе.

Я повел бы ее в "Королевскую лилию", которая принадлежала моей семье и поэтому я мог пить там за меньшую плату, но побоялся бросить тень на свое имя, а потому мы пошли в другое место - им оказался приземистый кабак, немногим лучший лачуги самой Сары. Когда мы вошли, я заметил, что к ней здесь обратились недружелюбно. Скажу больше, мне показалось, что не будь здесь меня, не миновать резкой перепалки. Но я там был. Не женщина за стойкой, налив нам две полные кружки, ограничилась глумливой ухмылкой. Слова были учтивы, а чувства, за ними скрывавшиеся, совсем наоборот, хотя я и не смог понять почему. Невзирая на то, что я не совершил ничего постыдного, я почувствовал, как заливаюсь краской. Девушка, увы, это заметила и не преминула указать мне на мое стеснение.

- Ни в коей мере, - поспешил возразить я.

- Полноте. Со мной случалось и хуже.

У нее даже хватило деликатности, чтобы первой пройти в самый темный уголок кабака, где никто бы нас не увидел. Я был благодарен ей за предупредительность и потому проникся к ней некоторым расположением.

- А теперь, господин историк, - обратилась ко мне девушка, отпив добрый глоток из своей кружки, - будьте со мной откровенны. Вы желаете нам добра? Я ведь не позволю чинить нам новые беды. Моя мать достаточно натерпелась. Она устала и только в последние годы обрела покой, и я не хочу, чтобы кто-то его нарушил.

В этом я попытался ее успокоить: моя цель - описать события долгой осады и влияние, какое оказали на дело образования умов в университете расквартированные здесь войска. Роль ее отца в мятеже и в разжигании страстей в рядах армии Парламента так или иначе имела значение, но едва ли могла считаться решающей. Я желал знать лишь, почему войска тогда отказались исполнить отданный им приказ, и что именно там произошло. Я надеялся запечатлеть это все на бумаге, прежде чем оно будет позабыто.

- Но вы ведь сами были здесь.

- Был, но в то время мне было только четырнадцать лет, и я был слишком поглощен учением, чтобы заметить бунт непокорных. Помню, как горько был разочарован, когда школу Нового колледжа выгнали из ее помещения возле галереи, и как думал, что никогда прежде не видел солдат. Помню, как стоял близ внешних укреплений, надеясь, что смогу вылить кому-нибудь на голову кипящее масло, мечтая совершить чудеса героизма, за которые благодарный монарх произведет меня в рыцари. А еще я помню, как напуганы были все, когда город сдался. Но важные факты мне не известны. Нельзя писать историю на основе столь ничтожных свидетельств.

- Вам нужны факты? Большинство удовлетворяются тем, что сами себе их выдумывают. Вот что сделали с отцом. О нем говорили, что он человек порочный и буйный, и оскорбляли его за это. Их суда вам мало?

- Возможно, достаточно. Возможно, они даже правы. И все же я не могу не сомневаться. Как так вышло, что такому человеку поверили, за таким человеком пошли столькие его товарищи? Если он был столь отталкивающим, то как мог проявлять он такое мужество? Может ли благородство (если возможно применить такой эпитет к подобному лицу) сосуществовать с низостью? И откуда, - тут я впервые осторожно попытался сказать любезность, - откуда у него взялась столь прекрасная дочь?