Борис Письменный - Агруйс-красивист

• Название: Агруйс-красивист
• Автор: Борис Письменный
• Жанр: Русская классическая проза

---

Выпьемте, господа, за великий колониальный стиль!

Агруйс послушно выпил и сразу же бес противоречия стал нашептывать ему гадости. Что глупо, глупо и убого это нуворишеское фанфаронство; что подобньм карикатурным образом в нашей памяти вспениваются мотивы Сомова, Борисова-Мусатова, школьные экскурсии в Третьяковку, репродукции производства типографии Красный Пролетарий... что-то подобное.

_Воротит от этого,_кипятился Агруйс. Топорная самодеятельность! Мне то что? _Некрасиво!

Ему стало смешно, особенно после того, как он посмотрел фильмы Эммы Томпсон по романам Джейн Остин. Колоннад, трафаретного шарма там было в избытке, причем в оригинале. Ионе пришлось признать, что ностальгия по невозможному аристократизму и по изящой жизнистандартная греза среднего класса и городской бедноты. Если на то пошло, то приоритет в этом занятии у английских тоскующих середняков. Хотя бы и потому, что колониальный стиль, понятное дело, происходит от британских колоний, не от 'колон'. Не беда, что ослышались- как раз очень кстати. Взять любых наших оригиналов, хотя бы и стольное русское дворянство и советских вельможони не гнушались, довольствовались перекладами с иностранного. С непременными ляпами, кляксами, нелепыми перевираниями, нерасслышанными словами, где, скажем, какое-нибудь плавание лягушкой (гребком от груди - breast stroke), превращается зачем-то в латунь - в 'брасс'. Сотни тому примеров.

Разве что в самый хвост очереди в благородное собрание можно допустить нас, самодельных эстетов, выращенных партией и комсомолом, но теперь, ввиду интересного оборота событий, из одного каприза желающих забыть советчину, как не бывало, присочинить себе плюмажы, фижмы, фамильные звания и гербы.

Окружающим причина Иониной неприкаянности была ясна, как Божий день. Ему указывали на нее по дружбе. Эстетика не виновата, также как и Америка. Агруйсу тридцать три и он xолостой. Еще молодой по нынешним стандартам, но, в то же время, в возрасте Христа, уже распятого.

В самом деле, умри я завтра, взволновался Иона. Что после меня? Кто? Ветка Агруйсов обрубится навек. Безрадостная перспектива. Человек довольно развитой и начитанный Иона слышал про возрастной кризис, про невидимых эгоистов-генов, плетущих свои невидимые интриги. Пусть так, от научно-популярных объяснений не делалось легче. Иона по-бабьи, до истерики и безумства захотел ребенка. Возжелал родить себе собственную плоть от собственной плоти. Сначала не мешало бы найти себе пару.

Легче сказать, чем сделать! Сразу же получался тупик. Найти кого-либо в профессиональных кругах не представлялось возможным. Свои музыкантши, сослуживицы были все равно, что бесполые; их , извините, за женщин он не считал. Более того, даже не рассматривал пригодными для романтических отношений. Французский рожок Агруйса никак не реагировал на присутствие оркестровых дам. Хорошо, что Ионе отыскался напарник_недавно разведенный духовик их оркестра_Джейк Фрид. Джейк с охотою вошел в положение; после репетиций вместе зачастили они по сингл-барам Сент-Пола и Миннеаполиса. Все обошли. Честно внедрялись в толпу, пробирались к стойке; следовали коктейли, курево до тошноты. Сквозь мрак и табачный дым Джейк указывал варианты 'вон парочка голодных озирается, вон - толстушка в соку...' Дым, как ему полагается, рассеивался - все оказывалось мимо денег. Синие блики неона рисовывали трупные лица. Ничего кроме тоски не чувствовал Иона от перекрестных взглядов обретающихся в барах женщин. Даже намеренная полутьма, звон, шум и гам, нарочитая толпучка этих заведений добавляла не интимности; скорее, жалости к дамам, теребящим бокалы с мерзопакостным дринком.

Закрадывалось подозрение, что дело даже не в жалкости этих отдельных непристроенных женских экземпляров; что имеется червоточина и недомыслие в самой далеко не оригинальной страсти Агруйса, которую он делил с мужской половиной человеческого рода. В той страсти, скорее_инстинкте, что, как известно, детерминирован свойствами мелкоскопических, уму непостижимых хромосомов и генов. Казалось, что имеется какой-то непредвиденный, но неизбежный изъян в самом восторге и райских кущах, которые всякий мужчина ожидает обнаружить в прекрасной даме. Проще сказать, Иона подозревал, что даже искомая красавица-идеал не будет отличаться от некудышниц из сингл-6аров. Что его жалость к непристроенным недалеко лежит от воображаемого восторга. Что отличаются они не по-существу, но лишь в деталях - и то, сделанных игрой его собственного воображения - туман, рокировки и смены знака

В компаниях все более сужающегося круга холостяков Иона продолжал болтаться по городу, все явственнее ощущая оскомину от неразвлекающих уже развлечений, досаду на занудных попутчиков и на себя самого. У него определенно портился характер, появлялся, как здесь называют, 'шорт-фьюз' (недостаток выдержки); так, что Агруйс не раз сам диагносцировал себя еще одним американским термином 'муди' (переменчивый нравом), и обзывал близко производным к тому русским определением. Часто, вырываясь из злачных мест на свежий воздух, Агруйс был настолько обескуражен и обозлен, что готов был принять обет безбрачия на всю оставшуюся жизнь.

Его знакомили, естественно, свои русские со своими русскими. Известны любители знакомить по разным причинам, из-за прокисшей собственной семейной жизни или из страсти к сватовству. Раз-другой Иона им поддавался; только всегда выходило, что матчмейкеры норовили сделать митцву кому-то другому, но не ему. На свидания 'вслепую' он шел как на изнурительные интервью по трудоустройству, от чего любого нормального человека-иммигранта заранее воротит. Особенно, Иона, в общем-то мягкого склада человек, не терпел, когда его принуждали - 'пушали'. Какая-нибудь голосистая Роза не просто приказывала записать телефон, но сурово предупреждала: _ Это от самих Променадовых, динаму нам не крути! В такие дни даже у себя дома Иона не мог отойти от телефона. Роза накаляла аппарат ежеминутно:_Не позвонил, шмок! Сейчас же набирай номер, договаривайся и доложи!

_Не хочу. Нет! Никогда!_отрезал Иона; но все-таки звонил, договаривался, шел на встречу, как на закланье. Однажды, совершенно по-хамски не перешел улицу, увидя ждущую его женщину, помахивающую, как условились, газетой Новое Русское Слово.

Агруйс и сам давал объявления в иммигрантских русских газетах. Писал, слушая советы знатоков - ...американец (приманка)... устроенный(!)... могу починить тостер (юмор?)... На неделю от звонков не было отбоя, хоть съезжай с квартиры. Звонили пенсионерки и пионерки, в массе своей, нелегалки с просроченной визой, бедолаги из Кустаная и Костромы с просьбой 'хотя бы временно остановиться, переночевать.'

Умудренный годами Фрид отчаялся иметь дело с Агруйсом. -- Не знаю, кого ты ищешь. Я, лично, последователь исторического материализма -- хватай все, что движется; тащи под себя, потом разберемся. Так бы каждый -- подавай ему бабу нерожалую... Снижай, мэн, стандарты, не зарывайся... На себя посмотри -- Рудольф Валентино нашелся!

Иона смотрел на себя в зеркало -- и что же? Худенький, складный, деликатные черты лица, голубые глаза, золотистый пушок... Не дурен. Не совсем Роберт Редфорд, но в этом же роде. Он понижал стандарты, ниже некуда. Объяснял, что не в красоте, в конце концов, дело; чувствовал, что кривит душой. Тогда говорил, что он себя знает и что, если пойдет на компромисс, выберет не по своему вкусу, то будет несчастным на всю жизнь. Другого человека так же сделает несчастным. Будет тосковать, сокрушаться. Навек в луже лжи. Съест себя поедом.

-- Самое страшное,--говорил Иона, -- соединиться только по соображениям долга и порядочности с 'хорошим человеком'. Еще страшнее -- самому оказаться в должности номинального 'хорошего'. Не дай-то нам Бог.

В своих дебатах с Фридом Иона пришел к несколько неожиданной для себя самого формуле, что для него, красота, -- это русская женщина. Нет, не славянский тип. Мало ли в мире красавиц славянской внешности_скандинавки, ирландки... Иона их одобрял, но, опять-таки, когда в них просвечивала женская русскость, не требующая перевода, знакомая с детства. Не исключено, что в нем говорил родительский стандарт, инстинкт места рождения. Что касается внешних составных элементов привлекательности-- у Чапека бравый солдат Швейк разглядывает стены тюремной камеры, где были намалеваны 'женские части'. Таков всякий мужчина, любитель играть в Инженера-Конструктора. Без сомнения Иона, как многие другие, соблазнялся 'частями', фантазировал на предмет искристых глаз молодой Тейлор, скул Роми Шнайдер, дынно-банановых округлостей Мерилин...-- добра в мире много, прикидывай-выбирай. Но хотелось ему при этом, чтобы плоть оживлялась чем-то таким... Бесплотной магией. Скажем, Иона любил открытые девичьи лица, ветер в льняных волосах, теплый, задумчивый взор... Нет, то опять случайные мелочи. Мы здесь имеем дело с метафизическим сюжетом. Словами Иона так и не смог обрисовать свой тип. Давал только понять, что девушка его мечты может быть любой и разной, далекой от принятых эталонов красоты, но при взгляде на нее он должен чувствовать прилив счастья и желания жить. Бедный Фрид порывался рассказать Ионе свое_ как он в свое время влип с такими 'приливами'; какой красоткой была в девках бывшая его жена! Не тут-то было, Иона не прерывался.