Борис Письменный - Субурбия

• Название: Субурбия
• Автор: Борис Письменный
• Жанр: Русская классическая проза

---

Другой полюс его настроения, когда он заявляет, вроде бы ни с того ни с сего: - Вы мне только не рассказывайте, я знаю, что значит потерять работу... - Да, - думаю, - уж и я это знаю. И знаю, что такое - работу найти. Когда на интервью тебе говорят - Окей, начинаете через две недели. А тебе слышится - Окей, ты не фунт с изюмом, чего-то стоишь.

Теперь удержись. Вот американцы и поздравляют друг дружку с пятницей:СБСП - Слава Богу Сегодня Пятница! Не столько из-за самих выходных, сколько с тем, что пронесло, до следующей недели ты ещё человек на зарплате. Дальше - там будет видно.

ИНТЕРВЬЮ

Какую чепуху мог я придумать себе об Америке и американцах в той дали-далёкой, которая теперь разве что на старых снимках в альбомах - наша черно-белая жизнь.

Мог сказать про человека: - Вот этот - вылитый янки, а тот - нет. Что прежде казалось Америкой? Джинсы, ковбои, небоскрёбы, 'грустные беби', рубашечные пуговички 'в четыре удара'. Ясно, и многое другое, но сейчас мне было бы смешно быть таким самоуверенным. Расхожие клише хороши тем, что сделаны мастерами мифотворчества, не тобой. Чужую выдумку держим за свое мнение и - порядок.

Повседневная жизнь проветривает мозги. Когда сам окунёшься в легенду,нечего сказать, не видишь ничего особенного; в руках - лягушачья шкурка. При слове 'Америка' назвать - джаз, Голливуд - неплохая догадка для иностранцев и попугаев. А в Италии - гондольеры, а в России - медведи пляшут вприсядку...

Постоянная нота в последних письмах иммигранта перед полным прекращением переписки (уезжая, божились доложить всё как есть): - А что, собственно-то, писать? У нас всё обыкновенно, по-прежнему...

Короче, я очень сомневаюсь, что у меня хватило бы наглости теперь так запросто определить американца. Может быть, скажу я - это тот, кто в Америке терял работу. Находил, терял и находил опять.

Кто забудет поиски работы! Взять хотя бы - составление жалкой странички резюме.

Такое понапишешь - впору Нобелевскую давать или приглашать на директорский пост.

Сам же готов на все, лишь бы взяли. Главное в резюме - практический опыт.

Для вновь прибывшего вечный заколдованный круг: пока на работу не возьмут, не будет опыта, а без опыта не возьмут на работу. Опыт должен быть не из Николо-Урюпинска, а проверяемый (если пожелают) здесь, в США.

Тут вам уготован непременный 'пятый угол', по здешнему - 'уловка 22', которой не избежать. Даже банк дает взаймы деньги, если у вас уже имеются средства.

Даст, чтобы эти средства вместе с долгом вернулись в тот же банк через троянский кредит. Так США и Россию дразнят: - Встаньте на ноги, тогда и поможем.

Опустим для ясности рассказы о том, какими дурачками должны прикидываться наши, чтобы размагнитить эту железную логику. Вот лучше случай из практики.

Брали меня в одну финансовую корпорацию, столь близкую к большим деньгам, что требовалось пройти Полиграф Тест - Детектор Лжи. Либеральная Америка продолжает протестовать против этой унизительной процедуры: как можно допустить, чтобы машина читала ваши мысли - последний оплот свободного человека. В Америке уже нет нужды шпионить по-мелкому: всякая квитанция от кредитной карточки, телефонный звонок - любые следы вашей жизни и без того накапливаются в сводном банке информации, откуда их распродают оптом и в розницу.

Новичок, я живу себе тихо в пригородном домике и думаю, что мало кому знаком; а меня с потрохами давно сортируют сотни компаний, чтобы знать какую именно рекламу посылать мне по почте, что уговаривать купить, как вернее заиметь мой выборный голос. Доллары и голос, что им ещё от вас нужно?

Нет, говорят протестанты, последнее не отдадим: читать мысли и кровь, искать СПИД, наркоманию, генетические дефекты...

Впрочем, мне в то время было не до принципов, не до борьбы за права человека.

Мне нужно было попасть на работу.

Час и место и место экзекуции были указаны в направлении Отдела Кадров. В одном из небоскрёбов даунтауна я взлетел к месту проверки на скоростном лифте.

Меня поместили в полутёмную комнату. Некто седой, мускулистый, похожий на отставного полковника с кафедры марксизма, участливо спросил - Как я добрался? Как мое самочувствие и какая снаружи погода? - Стандартные здесь вопросы служителей медицины и полиции для обнаружения вменяемости субъекта.

Самочувствие моё было неплохое, потому что с утра я успел, побывал у зубного; этой экзекуции я опасался по-настоящему, больше чем детектора лжи. Ещё раз убедился в безболезненности американского врачевания, и мой зуб перестал ныть.

Итак, поразмяв меня отвлекающими вопросами, полковник прикрепил контакты к моим рукам и голове. Щелк - раз, другой... оставил в углу синий ночник; щелк опять - началось. Из полутьмы вопросы следовали один за другим, безразличным, возможно, заранее записанным голосом:

- Уносили что-либо с работы, вам не принадлежащее?

А карандаш считается? - думал я, пробуя языком подлеченный зуб. На всякий случай сказал: - Нет.

- Выпиваете? Случались ли на службе конфликты личного характера?

Неприязнь?

Обида?

На каждый из таких вопросов я был бы непрочь пуститься в часовую беседу, как у нас заведено, но тут от меня ждали ответа быстрого 'да' или 'нет', без объяснений - чуткий аппарат сам заметит малейшие 'сосудистые признания'. У кого не бывало конфликтов, кто не выпивал, скажем, по случаю праздника? Чепуха какая-то. Мне было смешно. Смешно и радостно, оттого, что мой зуб совсем уже не болел. Лаская его языком, я механически отвечал - Нет, нет, нет...

Нет, (не б о л и т), - заладил я; в вопросы, честно сказать, даже вслушиваться было лень. Когда зажегся свет, меня, как после серьезной операции, проводили в комнату отдыха; поинтересовались - способен ли я сам добраться домой? В той же комнате находились другие пациенты; пили таблетки, утешали друг друга. Сидевший рядом человек, закрыв глаза, щупал пульс у себя где-то на шее. Я поискал свой там же, не нашел и поехал домой.

Ответ приходит в Компанию по закрытой почте, через две недели, после тщательного анализа начерченных аппаратом кривых. Короче, на работу меня взяли без заминки, Теперь я не прочь бы узнать - от чего я там так упорно отнекивался?

Интересно,правда.

На одно из своих самых первых интервью я катил на любезно одолженном автомобиле - попробуй в субурбии доберись иначе из пункга 'А' в пункт 'Б'. Ещё свежи были в памяти недавние этапы эмиграции, залипшая в ящике открытка ОВИРа, как всегда, неожиданная, похоронноподобные наши посиделки, прощания-провожания в гулкой опустевшей комнате...

Машина неслась по хайвею, а я еще не мог поверить, что уже в США, сам рулю на свою американскую деловую встречу. Прикидывал в уме, что во мне осталось советского - носки, трусы, блокнот во внутреннем кармане. Нутро, думал, ещё советское. И, в добавок, забубенные мотивы-куплеты советских шлягеров продолжали упорно морочить голову.

Не спеть бы, опасался, на интервью какую-нибудь Етку-Ленку или про Ленина, который в тебе и во мне...

В таких размышлениях проскочил я нужный съезд с хайвея; разворот же назад, из вредности, мне долго не попадался. Замечательная скорость машины и гладкость шоссе вместо радости в таком случае наводят тоску. Местность была незнакомая; положившись на одну интуицию, я взял первый попавшийся выход. Не знаю был это 'кленовый лист' или 'морской узел', только, чувствую - заплутал я серьезно, и к месту назначения мне едва ли успеть. На хайвее ведь некого спросить, не встанешь полистать карту. Так что мне ничего не оставалось - давил на педали, бубнил Етку-Ленку.

...Холодная струйка сползала между лопатками, когда чудом я оказался в вестибюле нужной мне фирмы, где мрамор, бронза, фонтанчики, дизайнерская мебель.

- Вы назначены? Располагайтесь, ждите...

Я бы рад отдышаться, остыть. Не тут то было - из-за угла на меня уже летел с распростёртыми объятиями некто незнакомый, сладко улыбающийся без определенного лица - эдакий Манилов:

- Сюда, милости прошу вас... здесь чуточку налево, тут наш новый конференц-зал... тут ещё будет зимний сад и оранжерия, а тут как раз и мой скромный уголок...

И вот, как старинные друзья, мы - в глубоких креслах друг против друга.

Чего только не поведал мне новый друг: и про блестящие планы фирмы и про мои завидные перспективы. Открыл пару невинных секретов: - Напротив кабинет Глории, вы непременно её увидите на предстоящем рауте в Золотом Дворце. Боже - как она танцует джитебаг!

Незаметно перешли на профессиональные темы. Чего я не скажу, Манилов пожирал меня глазами и, шевеля губами, с уважением повторял мои слова.

Жизнь научила нас ничему не доверять; иногда подозрительны мы аж черезчур.

Я недоверчиво ловил его проговорки, намёки, знаки; взвешивал, сопоставлял.

Вот он вскольз проговорился о нашей скорой с ним партии в теннис (если погода позволит); вот вздохнул, вспомнив свои проблемы и решив посоветоваться со мной.