Александр Слонимский - Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)

• Название: Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
• Автор: Александр Слонимский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1989
• ISBN: 5-08-000883-0

Историческая повесть рассказывает о событиях 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Петербурге и о восстании Черниговского полка.

Для среднего школьного возраста.

---

«Кончено! — думал Трубецкой. — Рушится все. И я преступник. Осталось одно: умереть».

С Невы дул холодный ветер. Небо заволакивалось тучами. Шел мелкий снег. Солдаты переминались с ноги на ногу. Они были без шинелей, смерзли и проголодались.

Михаил Бестужев подошел к ефрейтору Любимову

— Что призадумался? — спросил он, потрепав его по плечу. — Аль о жене молодой мечтаешь?

Три дня назад Любимов женился, и Бестужев на свадьбе его был посаженым отцом.

— До жены ли, ваше высокоблагородие! — ответил Любимов. Я развожу умом, для чего мы на месте стоим, точно к мостовой примерзли. Ноги затекли от стоянки, руки закоченели, а мы стоим…

— Погоди, Любимов, скоро пойдем, — сказал Бестужев, — и ты разомнешь и руки и ноги…

В это время подошел человек с бородой и в тулупе в сопровождении малого в одежде приказчика. Оба были с кульками.

— Ваше благородие, — низко поклонившись, обратился к Бестужеву тот, который был постарше, — дозвольте солдатиков угостить. Мы здешние, на Вознесенском торгуем.

И он с помощью приказчика стал вынимать из кульков всякие припасы: водку, караваи хлеба, колбасу. Были тут даже четыре деревянные кружки для водки.

— Давай бог успеха, — сказал купец, снова кланяясь Бестужеву в пояс, — а мы завсегда рады стараться.

К колоннам восставших прибегали посланные от измайловцев, егерей и других полков со словами: «Ждите, пока стемнеет, мы присоединимся».

Николай был в тревоге. Генералы уговаривали его дать залп картечью.

— Ваше величество, нельзя терять ни минуты, — говорили они. — Преданные вашему величеству войска колеблются. В темноте невозможно будет удержать их в повиновении.

Три орудия были выдвинуты вперед и поставлены в глубине площади, в углу между забором и Адмиралтейским бульваром. Однако оказалось, что нет зарядных ящиков. За ними поехали на извозчиках.

Три часа. По зимнему времени уже смеркалось. Над Невой и площадью стоял мглистый туман.

К колоннам восставших подъехал генерал Сухозанет, коман-дир артиллерийского корпуса. Он крикнул визгливым голосом который как-то не шел к его плотной фигуре:

— Положите оружие! Буду стрелять!

— Отправляйтесь назад! — крикнул ему Михаил Бестужев

— И пришлите кого-нибудь почище вас! — прибавил Пущин.

— Ура! — кричали солдаты.

Николай скомандовал громким голосом:

— Пальба орудиями по порядку: первый фланг, начинай! Первая!

Командир первой роты штабс-капитан Бакунин повторил команду, но Николай крикнул:

— Отставь!

Он все еще надеялся, что восставшие образумятся и уступят без боя. Но они не трогались с места и оглашали площадь криками «ура».

Опять команда: «Первая, начинай!», и снова: «Отставь!» И те же несущиеся с площади крики «ура».

Николай в третий раз повторил команду:

— Первая, начинай!

И поскакал прочь к Зимнему дворцу.

Бакунин повторил команду, но фейерверкер как будто не слышал и стоял неподвижно с пальником в руке.

— Что же ты не стреляешь? — закричал Бакунин.

— Свои, ваше высокоблагородие, — еле слышно прошептал солдат.

Бакунин в бешенстве соскочил с лошади и ударил солдата в лицо.

— Ежели бы я сам стоял перед дулом, — закричал он, — ты должен был бы исполнить команду!

И он, вырвав пальник, сам вложил его в затравку. Однако наводка взята была слишком высоко. Картечь градом застучала по стенам Сената, почти не затронув солдат. Они отвечали беглым ружейным огнем. Второй залп ударил ниже, в самую середину колонны. Солдаты дрогнули и побежали. На площади раздавались стоны раненых. Флейтщик гвардейского экипажа, мальчик лет одиннадцати, лежал, свернувшись, на снегу в луже крови.

Около Михаила Бестужева вдруг очутился Любимов.

— Всяко может быть, ваше высокоблагородие, — сказал он с видом заботливой няньки, — я уж вас не покину.

И тут же упал, пораженный картечью в грудь.

Бестужев наклонился к нему и старался платком заткнуть льющуюся из раны кровь, но Любимов проговорил, тяжело дыша:

— Оставьте, ваше высоко… что уж… умру за… Жену не оставьте, барин дорогой, ваше высоко…

Щелкала и свистела картечь, а Бестужев все стоял над мертвым телом красавца ефрейтора. «Бедняга! — думал он. — Я все еще для него барин, господин, которого не коснется расправа». Он, сжав кулаки, погрозил в сторону Зимнего дворца.

— Будь ты проклят, убийца! — прошептал он.

Толпа бегущих солдат увлекла его за собой. Он опередил их.

— За мной, ребята! — крикнул он и спустился на Неву.

В казармы Финляндского полка Рылеева не пустили часовые. От поручика барона Розена, вышедшего к нему, он узнал, что в казармах остался только один батальон, который уже присягнул; второй батальон на караулах, а третий за городом. Рылеев поехал к Исаакиевскому мосту, но доступ па мост был прекращен. Он перебрался пешком по льду на Английскую набережную, около Благовещенской площади. По дороге чуть не провалился в подмерзшую полынью и промочил ноги. Попытки проникнуть на площадь с Английской набережной или с Галерной не привели ни к чему. Коннопионеры при входе на Галерную чуть его не арестовали. Его беспорядочная одежда, взволнованный вид и та настойчивость, с какой он добивался пропуска на площадь, показались подозрительными. Кружным путем он пошел на Невский. До него докатились раскаты пушечных выстрелов. Народ бежал во все стороны. «В пушки стреляют!» — слышалось в толпе.

— Все кончено, Наташа, — сказал он жене, выбежавшей ему навстречу, когда он пришел домой. — Я погиб, погиб безвозвратно. Береги Настеньку…

— Я с тобой, Кондратий! — воскликнула Наталья Михайловна вся в слезах.

— Нет, Наташа, береги Настеньку. Знай, я не раскаиваюсь, я верю, верю, что наша неудача научит других. Мы еще не умеем — сумеют другие. — Глаза его зажглись вдохновением. Подумай только: это не дворцовый переворот, как бывало раньше. В царствующем граде Санкт-Петербурге впервые всенародно поднято знамя свободы! И это не будет забыто. Верю, верю… Что бы там ни было, знай, я горжусь, я счастлив исполненным долгом!

И он ласковым движением привлек к себе жену и целовал ее, а она, прижавшись к нему, смотрела с немым отчаянием в его сияющие детские глаза.

XIV ПОДПОЛКОВНИК ГЕБЕЛЬ

Черниговский пехотный полк квартировал в городе Василькове, в тридцати верстах от Киева. Город был маленький: всего несколько улиц и площадь, похожая летом на луг. На главной улице было два-три каменных дома. В одном из них жил командир полка подполковник Густав Иванович Гебель.

Густав Иванович был аккуратен и точен в исполнении предписаний начальства. Генерал-лейтенант Логин Осипович Рот, командир третьего корпуса, сказал ему при его вступлении в должность: «Густав Иванович, надо немножко подтянуть этот полк», на что Густав Иванович отвечал: «О, я их подтяну, Логин Осипович!»

Густав Иванович во всем соблюдал законную форму. Двое рядовых украли у мужика два рубля серебром. Густав Иванович заковал виновных в кандалы и донес об их поступке в Могилев, в штаб первой армии. Когда умер император Александр I, Густав Иванович поскорбел, как прилично верноподданному, и приготовился возрадоваться по случаю вступления на престол императора Константина I.

В один и тот же день, 30 ноября, из Могилева были получены две бумаги. В одной, за № 1571, заключалась сентенция командующего армией присуждавшая провинившихся рядовых к наказанию кнутом В другой, за № 1572, предписывалось привести полк к присяге императору Константину.

Обе бумаги Густав Иванович немедленно пустил в ход в порядке их номеров.

На другой же день 1 декабря, полк был выстроен на площади в ожидании присяги. Сюда же привели двух арестантов. Долговязый полковой адъютант Павлов гнусавым голосом стал читать сентенцию. Тут же находился полковой священник с крестом и Евангелием. Солдаты сначала подумали, что это и есть присяга. Но когда приговоренных привязали к столбам и палачи взялись за кнуты, то по рядам пробежал глухой ропот. Офицеры, не стесняясь, громко выражали негодование. Кузьмин, командир пятой роты, угрожающе сжимал кулаки. Его рота заколыхалась и сдвинулась с места. Строгий окрик Гебеля заставил солдат податься назад.

Сергей стоял перед своим батальоном. Свистел кнут, крики истязаемых звенели в ушах, кровь брызгами летела на снег. Сергей делал усилия, чтобы казаться спокойным. Но вдруг побледнел, качнулся и опустился на землю. Строй пришел в беспорядок. Солдаты и офицеры бросились к Сергею на помощь, сбились в кучу. Один растирал снегом виски, другой старался расстегнуть тугой ворот мундира. Гебель свирепо кричал:

— Смирно-о! Стройсь! По местам! Всех расстреляю на месте!

Ни командные слова, ни угрозы больше не действовали. Солдаты поворачивали к Гебелю озлобленные лица. Слышались суровые возгласы: