Александр Слонимский - Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)

• Название: Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
• Автор: Александр Слонимский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1989
• ISBN: 5-08-000883-0

Историческая повесть рассказывает о событиях 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Петербурге и о восстании Черниговского полка.

Для среднего школьного возраста.

---

— Сомневаюсь, ваше превосходительство, — сказал Гебель. — Подполковник Муравьев…

— Ну да, подполковник Муравьев, — нетерпеливо перебил генерал. — Что же такое подполковник Муравьев?

— Подполковник Муравьев есть государственный преступник, — выпрямившись, отчеканил Гебель. — Я имею предписание немедленно арестовать его с братом и препроводить обоих под усиленным конвоем в Могилев, в штаб армии.

Гебель порылся в портфеле, вытащил бумагу за № 1606 и протянул ее генералу. Тот отшатнулся и с испугом смотрел на бумагу, точно боясь притронуться к ней.

— Вот приказ об аресте, ваше превосходительство, — сказал Гебель, держа в вытянутой руке бумагу.

— Боже мой! — ужаснулся генерал. — Он из этой шайки злодеев. А я его угощал, велел даже подать шампанское! Боже мой, боже мой! И это в моем третьем корпусе!

— Необходимо его разыскать немедленно, — сказал Гебель.

— Да, да, немедленно, непременно! — всполошился генерал. — А я его поил, угощал, — продолжал он. — И знаете, он даже запачкал скатерть вином. О боже мой!

— Я тотчас произведу розыск и узнаю, куда он поехал. — сказал Гебель. — Мне нужно ваше предписание.

— Да, да, спешите, спешите, — говорил генерал. — Поставьте на ноги всю полицию. Как можно было думать: в моем третьем корпусе! И Пестель, Павел Иванович, такой отличный офицер!

Генерал охал, возводил глаза к потолку, и лицо его, похожее на лицо немецкого пастора, выражало искреннее огорчение.

От генерала Гебель немедленно поскакал к полицеймейстеру, оттуда к исправнику. Ранним утром он уже мчался по следам Муравьева в Троянов. С ним был жандармский поручик Ланг, которого он взял с собой вместо Несмеянова и Скокова, вернувшихся в Могилев.

Бестужев прискакал в Житомир вечером 26 декабря, опередив Гебеля на несколько часов. На последней станции перед Житомиром он съехался с одним из славян, капитаном Тютчевым, который рассказал ему о петербургских происшествиях. На постоялом дворе он узнал, что Муравьев уехал накануне и что лошади были наняты в Бердичев[49]. Едва передохнув с дороги и потеряв время на то, чтобы достать лошадей, он поспешил дальше.

Бердичев был местом расположения восьмой дивизии. Муравьев мог быть там. Но Бестужев решил на всякий случай завернуть раньше в Троянов, в Александрийский гусарский полк, которым командовал полковник Александр Захарович Муравьев, брат Артамона.

От Житомира до Троянова было около тридцати верст, и поздно ночью, в тот час, когда Гебель был у генерала Рота, Бестужев уже стучался в помещичий дом, где жил брат Артамона.

Все огни в доме были потушены, никто не отзывался. Наконец в одном окне показался свет, замелькал через ряд комнат и исчез на кухне. Это потревоженный во время сна полковник пошел будить денщика. Бестужев, сбиваясь с тропинки и шагая по цельному снегу, обошел кругом дома и стал барабанить в дверь кухонного крыльца. Заскрипели засовы, дверь отворилась со скрипом. Пока денщик приходил в себя, потягивался и зевал, Бестужев, как был, в шинели, прошел мимо него прямо в гостиную, оттуда в столовую и постучал в дверь спальни.

— Это я, Бестужев! — говорил он в волнении. — Пожалуйста, полковник! Неотложное дело!

— Будьте добры обождать в кабинете, — прозвучал из спальни вежливый голос. — Я сейчас оденусь.

В кабинете, куда прошел Бестужев, сонный денщик зажег уже свечи. Оставшись один, Бестужев стал с нетерпеливым раздражением оглядывать роскошное убранство кабинета. Над диваном висела огромная картина в золоченой раме, изображавшая битву римлян с карфагенянами. На первом плане был нарисован в необычайно героической позе римлянин в каске и в латах, с толстыми ляжками и одутловатыми щеками. По бокам находились две картины поменьше: пухленький пастушок со свирелью и корзина с яблоками. На высоких часах, стоявших в углу, тихонько отстукивал маятник. Бестужеву через несколько минут показалось, что он ждет уже целую вечность.

Но вот послышались мягкие шаги в гостиной, сопровождаемые позвякиванием шпор, и появился блестящий гусарский полковник в чикчирах с нашивками, затянутый в талии, с начесами на висках и со вздернутыми кверху усами. Он был выше своего брата Артамона, и только одутловатость щек и маленькие глазки выдавали семейное сходство.

— Чем могу служить? — спросил полковник, приветливо протянув гостю обе руки и пригласив его садиться.

Но Бестужев, не садясь, начал пылко:

— Полковник! Вы не член общества, и, поверьте, я умею уважать независимость ваших убеждений. Вам, конечно, известно, что делается в Петербурге. Наши друзья гибнут и в эту решительную минуту ваше благородное сердце подскажет, чего ждет от вас родина. Сергея Ивановича ищут. Гебель гонится с жандармами за ним но следам, и если вы…

Полковник слушал с вежливым вниманием.

— Сергей Иванович был у меня с братом Матвеем Ивановичем, сказал он спокойно. — Они отправились в Любар, к брату Артамону. Надеюсь, вы их застанете там… если поспешите, — прибавил он, немного помедлив.

— Но можем ли мы рассчитывать па ваше содействие? — с отчаянием в голосе спросил Бестужев.

— В чем вы полагаете возможным мое содействие? — любезно осведомился полковник.

— Вы должны поднять свои полк и стать па защиту погибающей свободы! — восторженно воскликнул Бестужев. — Вспомните: Сергей Иванович — ваш родственник, и вы…

— Думаю, что обвинения против Сергея Ивановича не столь серьезны, — хладнокровно возразил брат Артамона, и он сумеет оправдаться перед правительством.

— Итак, вы отказываете в своей помощи? — горестно сказал Бестужев.

— Сожалею, что ничем не могу быть полезен, — вежливо ответил полковник.

Бестужев, скрестив руки, горящими глазами смотрел на собеседника. Его руки дрожали.

— Не желаете ли подкрепиться? — любезно предложил полковник. — Вы озябли. У меня есть прекрасное бордо.

Бестужев, ничего не отвечая, резко повернулся к двери. Громыхая встречавшимися на пути стульями, он быстро шел через гостиную и столовую на кухню. Хозяин провожал его со свечой в руке.

На дворе поднималась метель. Снежные хлопья, как белые птицы, кружились в непроглядной тьме. Бестужев с трудом отыскал своего украинца-ямщика, нанятого в Житомире. Ямщик заупрямился и ни за что не хотел ехать в Любар.

— Не можно, пане, — говорил он, — кони зморились.

Бестужев упрашивал, уламывал, предлагал деньги, кричал, грозил — все было напрасно. Ямщик отрицательно мотал головой и твердил свое:

— Зморились кони. Никак не можно, пане.

Он привез Бестужева в соседнюю деревушку, где жил его кум, «добрый бондарь», по его словам. Сам он пошел спать в каморку, а Бестужеву принесли охапку соломы в переднюю горницу хаты. Бестужев попробовал прилечь, но чуть только прикрывал глаза, как ему начинал мерещиться героический римлянин с одутловатыми щеками. Бестужев вздрагивал, просыпался и садился на своей соломенной постели. Он слушал с тоской, как выла метель за темным окном, и проклинал и упрямого хохла-ямщика, и вылощенного гусарского полковника с его картинами и роскошным кабинетом.

Наконец он не выдержал и, как только метель немного утихла, разбудил хозяина, расплатился за ночлег, расспросил, как пройти до шляха, и пустился шагать в темноте по сугробам. Он добрался пешком до большого села, расположенного на шляхе, и нанял тут лошадей до Любара.

Утихшая было метель разыгралась утром с новой силой. Снежный вихрь крутил и свистал вокруг Житомира по полям и лесам, наметая сугробы и взлетая белыми вертящимися башнями на воздух. В вихре метели друг за другом кружились Муравьевы, Бестужев и Гебель. Сергей с братом приближались к Любару. Их нагонял Бестужев. Из Житомира в Троянов мчался Гебель с жандармским поручиком Лангом. Позади всех пробирался сквозь метель в летней, ничем не подбитой шинели Андреевич в Житомир.

В одиннадцать часов утра у крыльца помещичьего дома в Троянове остановилась тройка с Гебелем и жандармским поручиком Лангом. Оба были облеплены снегом. Командир Александрийского гусарского полка принял их любезно и с тем же вежливым спокойствием сообщил, что братья Муравьевы должны находиться в Любаре. Он накормил гостей завтраком и налил им по стакану бордо. Те не отказались и, подкрепившись, тотчас отправились дальше, в Любар, к Артамону.

XVI. БЕСПОКОЙНЫЙ ДЕНЬ АРТАМОНА

Утром 27 декабря Артамон Захарович Муравьев встал в озабоченном настроении. Накануне он был взволнован вестью о том, что произошло в Петербурге 14 декабря. Он только недавно был назначен командиром Ахтырского гусарского полка. Это было крупным успехом по службе, несколько остудившим его революционный пыл. Намерения тайного общества стали казаться ему несбыточными, и он подумывал уже о том, чтобы откровенно заявить о своем выходе из общества. И вдруг эта ужасная весть. В Петербурге идут аресты, в Тульчине уже арестован Пестель. От одного к другому — доберутся и до него. Его пухлые щеки дрожали, и неприятный холодок пробегал по спине, когда он вспоминал, как во время Лещинского лагеря он сам вызывался убить покойного государя. И вот вместо блестящей карьеры что же ожидает его: казнь, каторга, Сибирь?