Жорес Медведев - Из воспоминаний

• Название: Из воспоминаний
• Автор: Жорес Медведев
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книгу включены очерки и воспоминания о событиях, которые мы пережили, и о людях, с которыми мы встречались. Эти очерки написаны в разное время, начиная с 1977–1978 годов и опубликованы как в отечественной периодике, так и в зарубежных изданиях. Но теперь, к нашему 80-летию, мы решили издать их в одной книге.

Жорес и Рой Медведевы

14 ноября 2004 года

---

Несмотря на войну, мама продолжала писать письма отцу (и мы также писали). Она подавала заявления в разные учреждения Москвы и Магадана, надеясь прояснить его судьбу. Но ответов не было, и наши письма уже не возвращались назад. В 1943 году у матери прибавились новые тревоги: меня и Роя должны были призвать в армию. Нас предупредили, что призыв молодежи 1925 года рождения начнется с января. Я до сих пор помню мокрые от слез и какие-то полубезумные глаза матери, когда 1 февраля 1943 года она шла по проспекту Шота Руставели, провожая на фронт сразу двоих сыновей. Раньше она всегда радовалась, что у нее близнецы и мальчики. Теперь в этом было ее несчастье, ее мучили плохие предчувствия. Оба ее сына, не доучившись в десятом классе, семнадцатилетними тощими юнцами бодро уходили на войну. Наших сверстников призывали еще не всех, многим разрешили окончить школу, после чего их должны были призвать в военные училища, где шла подготовка младших офицеров. Но детям репрессированных путь в военные училища был закрыт. По какой-то тайной инструкции «дела» таких призывников лежали в военкоматах в папках ПМС («политически-морально сниженные»), и их, призывников, можно было посылать на фронт только рядовыми. А для этого среднее образование не требовалось.

Но судьба не подтвердила плохих предчувствий матери. Она сделала ее намного счастливее других матерей военного времени. Оба ее сына вернулись с войны живыми. Рой всю войну проработал в воинской части, занимавшейся ремонтом поврежденной на фронте военной техники. Я попал на Таманский фронт, но воевал недолго. В конце мая 1943 года я был ранен, несколько месяцев пролежал в госпиталях, в том числе и в Тбилиси.

Осенью 1943 года меня демобилизовали по инвалидности. Пробыв месяц в Тбилиси, я поехал в недавно освобожденный Ростов-на-Дону Наш дом на Пушкинской улице был невредим, но в квартире жили другие люди. Никаких следов библиотеки отца не осталось. Очевидно, ее уничтожили из страха во время немецкой оккупации, все-таки это была библиотека марксиста и военного комиссара.

С осени 1944 года я стал учиться в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве. Недавних фронтовиков принимали тогда в ТСХА даже без вступительных экзаменов.

Рой III

В Ростове-на-Дону мы жили сравнительно недолго и поначалу спокойно. Мне нравился этот красивый южный город, очень хорошей оказалась и школа, где мне пришлось учиться в седьмом, а потом и в восьмом классе. В Ростове тогда было хорошо с продуктами, и цены на рынках были даже ниже, чем в государственных магазинах. Скоро и по нашему новому адресу стали приходить письма от отца. Он писал всем отдельно: мне, Жоресу, жене, сестре Тосе в Ленинград.

«Здравствуй, сынок! – писал отец в одном из писем, помеченном 24 июля 1940 года. – Наконец-то получил долгожданные письма, совершившие долгий (с 23 марта) и странный путь: побывали на Камчатке и в г. Петропавловске. Скупые вести радостно взволновали меня и особенно порадовали фотокарточки. Перечитываю десятки раз короткие письма. Вглядываюсь до боли в глазах в знакомые милые черты и лью слезы. Роем летят воспоминания. Настроение приподнятое. Приободряюсь. Недоволен я только краткостью ваших писем. Я ждал ответов на множество вопросов и пока не получил их. Сообщаешь мне голые факты, и баста. А этого мне мало, дружок. Например, с книгами. Привел длинный перечень названий, прочитанных за два месяца. А о своих впечатлениях ни слова. Слишком уж ты много проглотил за два месяца! Значит, ты читал без размышления, без записи в дневник важнейших мыслей из прочитанного… Старайся читать прежде всего классическую литературу, т. е. книги гениальных людей. А гений требует уважения к себе и тщательного изучения… Следуй, дорогой, золотому правилу: “Лучше меньше да лучше”… Читай внимательно, перечитывая и записывая важнейшие мысли, образные выражения, афоризмы, вдумывайся в содержание, оценивай форму изложения, следи за развитием сюжета, характерами героев. Будь готов занимательно пересказать прочитанное. Вот в красноармейской казарме вы убедитесь сами, как ценят ребята товарищей, умеющих увлекательно пересказывать прочитанные ими “романы”. А ведь ты бы теперь уже не сумел пересказать “Сердца трех”? Читай медленно, усваивай идеи писателя, оценивай его слог. Слог – это умение писателя употреблять слова в их настоящем значении и способность выражаться ясно, сжато и точно, тесно слить идею и форму ее выражения, накладывая на него отпечаток самобытности, неповторимого своеобразия писателя. Так, кажется, учил Белинский. А он был умница!»

«Извини за нравоучительный тон», «О себе ничего не пишу» – так кончались почти все письма отца. Но меня никогда не раздражал нравоучительный тон в его письмах. Напротив, я старался следовать его советам, хотя и не всегда.

В 1940 году в стране стали создаваться ремесленные училища для выпускников седьмого класса. Отец советовал нам с Жоресом поступить в такое училище или в техникум, чтобы получать стипендию, быстрее овладеть профессией и помогать маме. «Когда я вернусь домой, то помогу вам продолжить образование», – писал он. Мама говорила то же самое, но не настаивала. Однако мы с Жоресом решили иначе. Уже в пятнадцать лет мы оба мечтали заниматься наукой, хотя и в разных областях. Учение давалось нам легко, и в школе мы всегда были в числе первых. Отец согласился с нами.

«Развивайте в себе вкус и любовь к практической деятельности, к физическому труду, – писал он. – Это весьма пригодится в жизни! Заботой об этом и был продиктован мой совет о переходе в техникум. Вы приняли иное решение – и я приветствую его, но только с оговоркой – не забывайте об овладении практическими знаниями и навыками… А тогда иначе станет вопрос и о физкультуре. С гирей, во всяком случае, распроститесь! Научились ли вы плавать? Кто производил квартирный ремонт? Сами? Переписываетесь ли со старыми друзьями? Смотрю на ваши худенькие мальчишески лукавые рожицы и вспоминаю недавнее дорогое былое. До скорого свидания. Отец».

Мечте отца и нашей – о его возвращении – не суждено было сбыться. Известие о его смерти было для всех нас горем, о котором трудно писать. О смерти отца – здорового, сильного человека, которому недавно исполнилось сорок лет, – мы никогда не думали. Мы верили, что недоразумение, ошибка должны быть исправлены, и, в любом случае, были уверены, что отец вернется – пусть и после конца срока. Никто из нас не имел ни малейшего представления о том чудовищном по жестокости режиме, который царил на Колыме и который стал еще страшнее после начала войны.

Телеграмма из больницы взволновала нас, там было несколько путаных фраз, которые мы не могли понять. Когда же наш перевод вернулся с маленькой запиской «возвращается по смерти адресата», я – сам не знаю почему – сразу поверил, что это соответствует действительности. И только через двадцать пять лет, в середине 60-х годов, я узнал некоторые подробности смерти отца.

В это время я уже писал большую книгу о Сталине и сталинизме, собирая по крупицам свидетельства бывших «зэка», старых большевиков, писателей – всех тех, кто был готов мне что-либо рассказать или хотя бы высказать свое мнение. Мое имя стало известно и среди бывших «колымчан», многие из переживших лагеря, пытки и тюрьмы стали сами разыскивать меня, чтобы рассказать о тяжком опыте неволи и обо всем, что они знали или слышали от других, погибших в лагере людей.

Однажды мне позвонила женщина и спросила, не являюсь ли я сыном Александра Романовича Медведева. Я ответил утвердительно. «Я была с вашим отцом на Колыме и работала с ним в одном “совхозе” в теплицах. Из его знакомых я первая узнала о его смерти». Я записал адрес этой женщины и на следующий день вечером был у нее дома. В небольшой московской квартире жили две «колымчанки», не родственницы, а подруги с одинаковой судьбой. Они не разлучались на Колыме все проведенные там семнадцать лет. Им разрешили жить вместе в Москве.

В 1940 году обе они трудились в теплицах в пока еще не особенно большом аграрном хозяйстве Колымы. Весной 1940 года туда попал и мой отец. Во время аварии на шахте он сильно ушиб руку и больше не мог работать под землей. Сил оставалось все меньше, и его определили теперь на «женскую» работу в «совхозе». Он часто рассказывал о своей семье и сыновьях-близнецах, показывал фотографии. «У вас такие редкие имена, – сказала мне одна из “колымчанок”, – Рой и Ресс. Когда нам рассказали о вас, мы подумали: не сыновья ли это Александра Медведева?»

Питание в совхозе было лучше, чем на приисках, но отец становился все слабее. В конце года его положили в больницу, расположенную недалеко от теплиц. Диагноз не оставлял надежды – саркома кости. «У вашего отца был выходной костюм. Он сохранил его, несмотря на домогательства блатных. В этом костюме он хотел выйти на волю, он очень надеялся, что его дело будет пересмотрено. Но в один из дней в начале 1941 года мы увидели этот костюм на плечах нашего бригадира. Оказалось, его вызвали в больницу, чтобы сообщить о смерти его „работника“, и бригадир забрал тот чемоданчик с вещами, с которым Медведев никогда не расставался». Другие вещи, в том числе и все наши письма и фотографии, бригадир, конечно же, выбросил. Эти две «колымчанки», с которыми я беседовал, знали, что на имя Медведева приходили письма, они видели обратный адрес и могли, конечно, написать нам, что отец умер. Но они решили этого не делать. «Пусть лучше сохранится надежда». Они не знали о вернувшемся к нам денежном переводе и заказных письмах.