Михаил Богословский - Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

• Название: Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея
• Автор: Михаил Богословский
• Жанр: История

Дневники М. М. Богословского (1867–1929), одного из виднейших представителей московской школы историков, ученика и преемника В. О. Ключевского на кафедрах русской истории в Московском университете и Духовной академии, впервые публикуются в полном объеме. Основу составляют ежедневные записи с июля 1915 г. по ноябрь 1917 г., публикуются также сохранившиеся фрагментарные записи 1913 г. и дневник за два месяца 1919 г. Многочисленные сведения о событиях и лицах, с которыми М. М. Богословского сталкивала судьба, стремление вписать свои наблюдения в контекст русской истории делают его дневники ценнейшим историческим источником, важным для понимания университетской и интеллигентской среды в эпоху кризиса всех традиционных ценностей. Дневниковые записи позволяют также лучше понять внутренний мир крупного ученого, его мировоззрение, оценить его вклад в историческую науку и вместе с тем ощутить обаяние его личных, человеческих качеств. Для историков и всех интересующихся отечественной историей.

---

29 января. Пятница. Получил письмо от Флоровского с просьбой назначить его диспут 14 февраля. Отправил в «Русскую старину» переписанную Лизой статью «Детство Петра Великого». В профессорской на Курсах видел Грушку, Розанова, Сторожева, Романова, с которым беседа о волнениях по поводу Третьяковской галереи, перевешивать картины или не перевешивать42. На семинарии выступала с докладом о малороссийских наказах 1767 г.43 окончившая Курсы Фомина. Доклад составлен очень ясно и обстоятельно и был, что очень редко бывает, превосходно прочтен. На мой вопрос, откуда у нее такое искусство чтения, она ответила, что была три года учительницей и привыкла читать в классе. Теплый тон доклада по отношению к Малороссии (сама Фомина – малороссиянка) вызвал оживленный, даже, пожалуй, слишком уж горячий спор между великороссиянками и малороссиянками, но звонок, к счастью, прекратил битву. Возвращаясь с Курсов, я сделал порядочную прогулку, с удовольствием после многих дней гнилой оттепели вдыхая свежий озонированный воздух после выпавшего чистого снега. По дороге заходил в две церкви, где шла всенощная, чтобы испытать поэзию полумрака храма с кое-где мерцающими лампадами. Вечером у меня был с карточкой Кизеветтера некий старец из Полтавы, хохол, бывший учитель классических языков, собирающий сведения о Петре Великом в Полтаве и Лубнах44. Он очень обрадовался, когда я показал ему в «Юрнале 1709 г.»45 известие о проезде Петра через Лубны после Полтавской битвы по дороге в Киев.

Прочел книжку Пругавина о Распутине46, выведенном под фамилией Путинцева. В книжке описывается, как великосветские дамы ездят к Распутину и веруют в него. Пругавин, видимо, точно сообщает факты – и тогда не остается сомнений, что это не новое, а давнее сектантское движение, уродливое выражение сильного религиозного чувства, вышедшего за церковную ограду и блуждающего на распутии. Те же явления, что при Александре I в кружке Татариновой47, позже в круге почитательниц Иоанна Кронштадтского, также признававших в нем Бога-Саваофа. Все это может интересовать сектоведов; но не понимаю, почему наши либералы, которые должны бы, кажется, везде и во всем стоять за свободу – не дают свободы верований другим, если сами с этими верованиями не согласны, а непременно считают нужным произвести сыск, пресечь и устранить явление, им неугодное. Не есть ли это тот же деспотизм с левой стороны, еще худший, чем с правой. Кому какое дело, какая богомолка или странница сидит в задних комнатах у замоскворецкой купчихи, и что за дело, к кому ездят и во что веруют великосветские барыни. Люди, громко кричащие о «свободах» и в том числе о свободе совести, на деле являются теми же инквизиторами, испытующими религиозную совесть других. Все это партийная борьба, не брезгающая средствами. Причина таких сект – неудовлетворенность церковью; казалось бы, дело церкви бороться с такими сектами, но не преследованием, а единственно удовлетворением религиозных исканий, не находящих удовлетворения в черством и сухом формализме нашей иерархии и нашего духовенства.

На помощь ищущей и страдающей душе христианской должен придти кроткий, вдумчивый и отзывчивый пастырь церковный, а не чиновник ведомства православного исповедания в официальном вицмундире.

30 января. Суббота. Лекции в Университете. Читал о декабристах и характеристику Николая I. Получил от Поржезинского его новое издание «Введения в языковедение»48. Вечером в заседании Общества истории и древностей, где К. В. Покровский читал очень интересное сообщение об Ильине, забытом теперь драматурге конца XVIII и начала XIX века.

31 января. Воскресенье. Заседание комитета Исторического общества у Герье. Егоров докладывал свои планы относительно исторического журнала. Долго думали, какое дать журналу название, перебрали с десяток разных названий и наконец остановились на «Исторических известиях». Затем рассматривались списки кандидатов в новые члены. Большие разговоры возбудила кандидатура Бороздина, предложенная как-то робко и под шумок Любавским и встретившая горячий отпор со стороны Егорова. Я также был против, мотивируя тем, что нахалу не мешает дать урок. Матвей Кузьмич [Любавский] взывал к состраданию и говорил, что Бороздин, которого он встречает в Медведниковской гимназии, не даст ему теперь проходу. После Герье мы отправились к Егорову, где продолжалось обсуждение подробностей печатания будущего журнала. Был А. Н. Филиппов, крайне назойливо предлагавший напечатать найденный им документ – записку Сперанского. Что, если бы каждый совался так же со своими документами?

Вечером я съездил к Богоявленским за вином для завтрашнего нашего обеда. У них разговор о даче и намерение поселиться рядом с нами в Шашкове.

1 февраля. Понедельник. Лекции у Троицы: с поезда на кафедру и с кафедры на поезд. Крайне трудно было попасть на трамвай, у остановки которого идет отвратительный бой из-за вагона. Ехал на № 15, идущем по бульварам, и встретил А. А. Волкова49, с которым говорили о новейшей школьной реформе50. Вернувшись в Москву, шел домой пешком. Свежий воздух, великолепная погода. В 71/2 час. у нас был обед, на котором были Шестаковы, Егоровы, Богоявленские, Богословские и Алексей Павлович [Басистов]; я заходил вчера его позвать. Вино, добытое Сергеем Константиновичем [Богоявленским], оказалось превосходным и привело нас в хорошее расположение духа. Разошлись около 12 часов.

2 февраля. Вторник. День посвящен был отдыху. Утром (великолепная погода: тихо, слегка морозно, замечательно чистый воздух) гуляли с Миней, прошли к берегу Москвыреки и наблюдали санную езду по реке. После завтрака была у меня А. С. Шацких. Я опасался повторения такой же сумбурной аудиенции, какая была осенью, и потому назначил ей определенные рамки времени 2–3 часов и, надо сказать, не без труда заставил соблюдать последовательность в изложении. Все ее попытки уклоняться в сторону и пересыпать изложение ее работы рассказами о ее столкновении с Филипповым, о ее знакомстве с Веселовским – были парализованы. Только такими мерами я добился некоторого толка. Были у нас Котик, Липушата и Лизины сестры51 за чаем. Вечером я опять сделал прогулку, наслаждаясь свежим чистым (от нового снега) воздухом. Полный отдых.

3 февраля. Среда. Утром в газетах известие о взятии девяти эрзерумских фортов. С радостью читая эти телеграммы, я раздумывал, когда же будет взят самый Эрзерум, и мне казалось, что придется ждать еще несколько недель. Тем большим радостным сюрпризом было известие, сообщенное в Малом театре со сцены А. И. Южиным: «Эрзерум взят!»52. Публика разразилась аплодисментами и криками «ура!».

Утром с Миней случилось происшествие. Он был отведен Л[изой] на урок пения и там оставлен. За ним должна была зайти mademoiselle. Вдруг в 12-м часу звонит телефон, и его голос мне говорит: «Папа! mademoiselle за мной не пришла, я уж здесь долго жду, совсем истомился». Мое положение было затруднительно, т. к. я не знал адреса этих уроков пения, а Лизы и горничной Лены не было дома. Я отправился наудачу в Гагаринский переулок разыскивать квартиру этих курсов пения, но встретил Миню с m-lle, которая за ним все же пришла, но поздно. У меня сегодня было 4 реферата для просеминария, один больше другого. Они и поглотили весь мой день. Из просеминария пошел в ресторан обедать, там у нас назначено было свидание с Лизой, ездившей за билетами. Вечер в театре на пьесе «Стакан воды»53. Рядом с нами в амфитеатре оказались Сухотины – к нашему удовольствию. Превосходная игра Ермоловой, Южина и Лешковской.

4 февраля. Четверг. Чтение реферата для семинария. Затем семинарий, и в этом прошел день. Моя собственная работа о Петре не двигается под давлением университетских занятий. В газетах пока нет еще известий о подробностях взятия Эрзерума. Но как будто видно, что турецкой армии, его занимавшей, удалось уйти54.

5 февраля. Пятница. Утро за чтением книги Зайончковского: «Восточная война 1853—56 гг.»55. На семинарии на Курсах оказалось несколько курсисток, явившихся совсем не подготовленными и не исполнивших тех работ, которые требовались, за что и были сделаны замечания. Весь вечер за книгой Зайончковского. Миня третий день лежит в постели: у него насморк и кашель. Погода отчаянная: оттепель, сильнейший ветер, необыкновенная сырость.

На Курсах Сторожев рассказывал о слухе, сообщенном ему его домовладелицей княгиней Куракиной, о том, что приостановка сообщения Москва – Петроград вызывается вовсе не провозом в Петроград продуктов, а вывозом из Петрограда разных ценностей, т. е. эвакуацией Петрограда. Кто это фабрикует такие гнойные, гнилые известия? А между тем они ползут и все-таки свое дело делают, уныние распространяют.

6 февраля. Суббота. Плохо читал (т. е. говорил) в Университете о внешней политике Николая I. Чувствовал какой-то прилив к голове, и слова не шли на язык. После лекций ждал в Университете пробной лекции Панова (3–5), частью за журналами (NB. статья пустобреха Сыромятникова в журнале «Вестник воспитания» о задачах высшей вольной школы56, начиненная ругательствами по адресу школы «казенной»), частью за беседой с И. В. Софинским, повествовавшим мне о годах его учительства в гимназии. Панов прочел очень хорошие лекции. Первая из них, о Шахматове и его учениках, была в особенности интересна. На лекции были М. К. Любавский, Готье и Яковлев. Вечер дома за Зайончковским. На улице сильнейшая буря.