Анатолий Постолов - Речитатив

• Название: Речитатив
• Автор: Анатолий Постолов
• Жанр: Современная проза

В тонком психологическом романе со сложным сюжетом сделана попытка заглянуть во внутренний мир очень непохожих героев: симпатичных и добрых, омерзительных и жалких. Что движет поступками людей: сложившийся алгоритм их существования или различие в нравственных ориентирах? Стараясь найти ответ на эти главные вопросы, Анатолий Постолов нередко берет в союзники музыку, и музыка, проникая в потаенное, действительно помогает человеку познать себя. В прошлом журналист в заполярном Норильске, Анатолий Постолов в настоящее живет в Америке, бизнесмен, работающий в области инновационного предпринимательства, но еще он – поэт и бард, скульптор и гравер.

---

Тембр ее голоса, наполненный нежностью и грустью прощания, поразил его в самое сердце, но понял он это много лет спустя, когда уже почти ничего кроме этих слов не осталось в памяти.

Божоле

Звонок сыграл ля верхней октавы.

– Дверь открыта! – пропела Виола в той же тональности. Звонок протрезвонил опять.

– Открыто! – уже громче пропела она, подбегая к двери и широко ее распахивая.

Варшавский стоял на пороге, держа в руке небольшой букет.

– Входите, Леон. Я пыталась вам кричать, что дверь открыта.

Варшавский удивился:

– Так это вы кричали? А я почему-то решил, что у вас громко работает телевизор…

Он протянул Виоле букетик ромашек.

– Я и в цветах остаюсь вегетарианцем, – сказал он.

– Как это понимать? – спросила Виола.

– Ну, все эти мясистые, как я их называю, цветы, – то есть насыщенные цветом и фактурой, я не люблю. Астры, гладиолусы… я уж не говорю про местные бутонистые монстры на толстых ножках.

– Вы даже не представляете, как мне угодили, я сама люблю полевые цветы.

– А где Юлиан?

– Я его попросила немного подстричь наш балкон, там ведь тоже цветник, и все сильно разрослось… А вот и он сам. И в хорошем настроении, судя по счастливому выражению лица.

– Это не столько счастье, сколько умиление от встречи с интересным человеком, – сказал Юлиан, появляясь в комнате и направляясь к Варшавскому, при этом он агрессивно пощелкивал секатором. – Руку дружбы, впрочем, не протягиваю, чтобы микробов не переносить… Здравствуйте, Леонард. Вы, как всегда, минута в минуту.

Варшавский мельком взглянул на часы и произнес:

– Точность – вежливость королей… Кстати, вы не знаете, почему так говорят? Разве короли бывают аккуратны в этом деле? – он повернул голову в сторону Виолы.

– По-моему, короли самые безалаберные люди в мире. Ведь над ними никого нет выше, кто мог бы ими командовать.

– Да, обыкновенная дипломатическая хитрость, – кладя секатор в карман джинсов, произнес Юлиан. – Придумал ее королевский шут, тем самым намекая на то, что очень просто соблюсти точность, переходя из спальни в тронный зал. Но вы-то не король, зачем же вам приходить так точно? Мне пунктуальные люди внушают страх. Я себя чувствую ущербным.

– Леон, на самом деле Жюль вам страшно завидует, он не понимает, как некоторым людям удается все делать в срок. Вот, например, он уже почти год обещает мне повесить на этой стене картинку, которую мы когда-то купили на арт-шоу, и до сих пор не найдет минутки, чтобы выполнить обещанное.

– Зато я умею своевременно делать кое-что другое, например, ввинтить штопор в пробку и вытащить ее, уложившись в шесть секунд. Когда-то я таким образом выиграл на пари у одного американца ящик превосходного вина… – говоря это, Юлиан достал из бара бутылку и продемонстрировал ее. – Видите легкий налет пыли? Бутылка простояла в баре почти год, что вообще-то негоже для этого сорта вина.

– А какой это сорт? – поинтересовался Варшавский.

– Прошлогодний. Что противоречит самой сути этого вина, потому что называется оно «деревенское божоле» и должно употребляться в дело как можно скорее. Некоторые винолюбы считают, что неповторимость божоле теряется через несколько недель после того, как его разлили по бутылкам. Но мы не будем уподобляться тем знатокам. Новое божоле появится в магазинах где-то в конце ноября, а я захотел сегодня под жареную картошечку откупорить бутылку, которая сохранилась с прошлого года. И знаете почему? – он жестом пригласил Варшавского сесть. – Вообще-то божоле отлично украшает стол на празднике урожая или деревенской свадьбе в сочетании с жареным на вертеле козленком, но мы сегодня выпьем по другому поводу. Ключик, принеси, пожалуйста, бокалы.

– А повод… – сказал Юлиан и сделал паузу, – повод такой: мы пьем это прошлогоднее, но все равно молодое вино за Виолетту, у которой вчера был день рождения.

– Вот как! Почему же вы мне ничего не сказали? – спросил Варшавский, поворачиваясь к Виоле.

– Ой, ну что вы, дата не такая уж значительная, к тому же это мой вчерашний день, – она засмеялась. – Слышите, как смешно получилось: вчерашний день… во всех смыслах… А ваши цветы – самый лучший подарок-экспромт. Вы как будто угадали. Правда-правда! Вы ведь каким-то шестым чувством знали, что у меня день рождения?

– Нет, не знал. Но я почувствовал, что вам грустно, и потому вас цветы должны порадовать. А Юлиан прав. Вкус у вина, может быть, слегка изменился, но оно все равно остается молодым. У вас сейчас самый золотой возраст, самый женственный, самый счастливый… За это и надо выпить.

Виола слегка пожала плечами:

– А что значит «самый счастливый»? Я не чувствую полноты счастья, я… – она умолкла и прикусила губу.

– Полнота – очень неподходящий эпитет к счастью, – назидательно сказал Юлиан. – Счастье – понятие мимолетное и ненадежное. Я меняю счастье на удачу. Тоже ветреная подруга и при случае сбежит к другому, но…

– Нет, – задумчиво произнес Варшавский и бросил внимательный взгляд на Виолу, – вы счастливы сегодня, потому что стоите на пороге важных событий, это преддверие счастья, просто вы всего еще не знаете… но я знаю…

Он на секунду поднял голову кверху и быстро кому-то кивнул.

– Что-то вы, Леонард, заговорили загадками, – усмехнулся Юлиан. – Счастье, по-моему, чистая метафизика, блеф. Надо пользоваться его заменителями в реальной жизни. Вот хорошее вино – давайте порадуемся ему, посмакуем его букет. Тихое домашнее счастье…

– Да, на этот раз вино очень удачное.

– И мы должны осушить бутылку до того, как сядем за стол.

– А к чему такая спешка?

– Отчасти оттого, что американцы любят подготовить свой желудок к приему пищи, выпив пару дринков. Но есть и другая причина, о ней-то я и хочу сказать. Смысл ее в том, что вино и еда должны находиться в трудно достижимом и порой довольно хрупком балансе; иными словами, если вы едите кусок зажаренного мяса, да еще нашпигованного и пропитанного специями, вино положительно должно быть легким, чтобы не смешивать свой резкий аромат с мясным. И наоборот – к еде постной, скажем, к паровым котлеткам, хорошо идет насыщенное, интенсивное вино.

– Логика у вас интересная, но спорная, – возразил Варшавский. – Только зачем об этом говорить, если мы будем есть жареную картошку, а не мясо?

– Вот в этом и весь фокус! Жареная картошка обладает таким неуловимым ароматом, что никакое вино с ней не сочетается и легко может своим терпким послевкусием перебить весь шик нашего блюда. Поэтому мы эту бутылку разопьем до того, как сядем за стол.

Варшавский рассмеялся и пригубил вино.

Виолетта вздохнула:

– Мне придется вас покинуть, мальчики, пойду резать картошку.

– Не спешите, посидите с нами, – сказал Варшавский. – Кстати, картошку я вам помогу порезать, я это делаю очень хорошо и быстро, а кроме того, дам несколько важных и полезных советов, как ее надо готовить.

– Не понимаю, какие особо важные советы можно дать по поводу готовки картофеля, – усмехнулся Юлиан. – Даже такой неприспособленный к хозяйству человек, как я, сделает это не хуже вас.

– Заблуждаетесь, – возразил Варшавский. – Есть один секрет, который я намереваюсь передать Виоле и о котором вы не прочтете ни в одной кулинарной книжке.

– Леон, – сказала Виола, – картошка действительно может подождать. Давайте поговорим о чем-то другом. Это вино сразу меня настроило на особый лад. Расскажите что-нибудь из вашей жизни, вы наверняка встречались с интересными людьми, знаете массу всяких историй…

Варшавский благодушно улыбнулся:

– А что бы вы хотели услышать?

– Как вы живете, есть ли у вас семья, знакомы ли вы с какой-нибудь знаменитостью?. А то порой начинает казаться, что вы живете на облаке, и время от времени спускаетесь к нам, чтобы объявить свой приговор или вывести нас грешных на путь истинный.

– Милая Виолетта, я понимаю, что у людей иногда создается впечатление обо мне, подобное вашему, потому что я бываю нетерпим в оценках и часто говорю вещи, которые не смягчают мой характер, а напротив – рисуют его в довольно-таки резких тонах. На самом деле, я так же, как и вы, ежедневно сражаюсь за хлеб насущный, обмениваюсь мнениями с разными людьми, читаю книги, совершаю прогулки и радуюсь хорошей погоде, но при этом – вы правы – со мной, а вернее сказать, вокруг меня, происходят порой поразительные вещи. Вот я вам сейчас что-то расскажу.

Гектор

Не помню, говорил я или нет, что у меня есть семья: жена и двое сыновей. Возраст у мальчишек, как здесь говорят, тинейджерский, и, конечно, хватает с ними хлопот, но у меня есть еще один член семьи – существо, которое я безумно люблю, это пес по кличке Гектор, возраста весьма почтенного, ему скоро одиннадцать лет. Я когда-то подобрал его щенком на пустыре. Проходил мимо и услышал, как он заскулил. Лежал он с налипшими к шерсти колючками, харкал кровью и, похоже, был не жилец на этом свете. И я сразу понял, что его кто-то жестоко избил. Я почувствовал чужую злую волю, которая, как электрический разряд, пробегала по всему его телу от кончика носа до кончика хвоста. Пес он непородистый, несчастная дворняга. Спустя несколько лет один мой приятель, сам большой любитель собак, объяснил мне, что Гектор, видимо, помесь двух собачьих пород: лабрадора-ретривера с небольшим вкраплением немецкой овчарки. А здесь, в Америке, я показал фотографию Гектора одному американцу, и он мне сказал, что точно такая дворняга была у Фрэнка Синатры. Он ее также подобрал кем-то брошенную, и она много лет жила у него в доме как член семьи…