Виктор Пронин - Ночь без любви

• Название: Ночь без любви
• Автор: Виктор Пронин
• Жанр: Детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-85641-012-2

В настоящем сборнике представлены глубоко психологические повести: «Каждый день самоубийства», «Ночь без любви», «Голоса вещей», «Падение Анфертьева» и рассказ «Превращение».

Произведения Виктора Пронина отличаются напряженным повествованием, отражающим истинную жизнь.

В детективных повестях автор умудряется решить три задачи: показать человека, написать захватывающе, отстоять справедливость и спасти человека.

---

— Коробки? Какие?

— Магнитофоны. Запакованы они были, фабричная упаковка. Дорогие игрушки. Японские, западногерманские. В комиссионках по полторы тыщи. По две. По три…

— А куда отвозил?

— Мужику одному…

— Адрес помнишь?

— Нет, но показать могу. И как звать его помню — Григорий Сергеевич. Маленький, шустрый, суетливый какой-то… Все лебезит, лебезит, а потом вдруг возьмет да и нахамит. Манера такая. Дескать, я вон какими делами ворочаю, а ты, мразь вонючая, получай трояк за услуги. И уж радости у него при виде этих коробок! А как-то рюмочку поднес. Оказалось — самогонка. Тыщами ворочает, а самогоночкой балуется. Но как я понял, держит ее для угощения не очень почетных гостей. Стоит у него в шкафчике и кой-чего поприличнее.

Демин ссутулился на кухонной табуретке, зажав, как и Анатолий, ладони коленями. Значит, появляется некий гражданин по имени Григорий Сергеевич, самодовольный человечек, балующийся самогонкой и импортными магнитофонами. А Селиванова? При чем тут Селиванова? Запуталась девчонка? Или запутали?

— Послушай, Толя, а кто привозил коробки сюда? Наташа?

— Не знаю, не видел.

— А этого любителя сивухи узнаешь?

— Хоть в двенадцать ночи. Почти лысый, животик выпирает, брюхатенький мужичок, и моргает, будто веки у него снизу вверх ходят, как у петуха.

Внезапно дверь распахнулась, и на кухню вошел Василий. Лицо его от возмущения пошло красными пятнами, а дышал он так, будто на пятый этаж бегом взбежал.

— Что?! — заорал он, остановившись перед Деминым. — Расколол парня, да?! Расколол! Так и знал!.. Ах, твою мать, ты ведь упекешь его! Толька! Я ли тебе, дураку, не говорил? Посидеть захотелось?

— Заткнись, — тихо сказал Анатолий.

— Что?! А ну повтори!

— Я сказал, чтоб ты заткнулся.

— Расколол? — повернулся Василий опять к Демину. — Доволен?

— Очень. — Демин поднялся. — Да, я доволен разговором с вашим братом. Он оказался честным и порядочным человеком. Как я понял, эти качества не вы ему привили. Может быть, лучше сказать иначе — вы из него эти качества еще не вытравили. Трусоват твой старшой-то, — с улыбкой сказал Демин Анатолию. — Ишь, запаниковал как… Ну ладно, братишки, не скучайте. Из дому не уходите пока, вдруг понадобитесь…

— А ему, — агрессивно начал Василий, кивнув на младшего брата, — сухари сушить?

— Можно повременить, — улыбнулся Демин.

— Мои показания вас не интересуют?

— Вы хотите сказать что-нибудь существенное?

— Да нет… Я вообще…

— А-а! — разочарованно протянул Демин. — Вообще мы поговорим как-нибудь после.

Обыск в комнате Селивановой еще продолжался. Криминалист в творческом волнении расставлял на столе американские сигареты, японский зонтик, бутылку шотландского виски, стакан с тяжелым литым дном. Понятые сидели на диванчике. Им давно наскучили нехитрые обязанности, и слесарь с дворничихой вполголоса толковали о ремонте парового отопления, о лифте, начальнике ЖЭКа, которому ничего не стоит человека обидеть, о каком-то хаме, повадившемся выкидывать мусор из окна…

— Странная была студентка эта Селиванова, тебе не кажется? — участковый кивнул на раскрытый шкаф, в котором висели две шубейки, небрежно брошенные, лежали две пары заморских сапог, песцовая шапка…

— Благосостояние растет, — пожал плечами Демин.

— Больно темпы высоки, — хмуро сказал оперативник. — Если все начнут такими темпами свое благосостояние повышать, мы не будем поспевать на выбросы.

— Какие выбросы? — спросил Демин.

— Из окон.

— С твоим юмором не здесь надо работать.

— А где? — засмеялся оперативник. — По-моему, он как раз на месте.

— Что отпечатки? — спросил Демин у криминалиста.

— Вроде чужих нету. Наверняка отвечу вечером.

— А виски?

— Бутылка открыта совсем недавно. Вечером, если не утром.

— Снимки есть?

— Сколько угодно. — Оперативник протянул Демину большую папку с фотографиями.

Да, Селиванова любила сниматься, явно нравилась себе, и не только себе, это тоже было ясно. Белокурые волосы, пухлые, почти детские губы, слегка капризный, уверенный в неотразимости взгляд. Вот на фотографии Селиванова хохотала во весь рот, и Демин мог убедиться, что у нее красивые, ровные зубы. На одном только снимке девушка была совершенно иной: угрюмый взгляд, не то беспомощная, не то нагловатая улыбка, какая бывает у людей, застигнутых на некрасивом поступке. Разглядывая этот снимок, Демин не мог отделаться от впечатления, что эта ее ухмылка предназначалась для него — настолько прямой взгляд был у Селивановой на фотографии. Ясно, что так девушка смотрела на человека с фотоаппаратом. На оборотной стороне снимка стояла дата. Только дата, больше ни слова, ни буквы. Снимок был сделан два месяца назад. Снимок говорил и о том, что была у девушки Наташи другая жизнь, не только та, о которой знала сердобольная Сутарихина.

Демин отобрал из пачки несколько снимков и сунул их в карман.

— А вот это, Валя, тебе не покажется интересным? — Оперативник положил перед Деминым коробку, наполненную всевозможными женскими побрякушками, колечками, квитанциями, нитками. — Посмотри, здесь почти десяток этикеток из «Березки»… Ну, из магазинов, которые за валюту торгуют…

Демин взял коробку, вытряхнул ее содержимое на диван. Несколько минут внимательно перебирал, рассматривая бумажки, этикетки, квитанции. Они рассказывали еще об одной стороне жизни Селивановой.

— Ну вот, это уже интересно, — проговорил он. — Квитанция на денежный перевод. Мамаша высылает Наташе двадцать пять рублей и заранее извиняется, что больше выслать не может. — Слышишь, Гена, — подозвал он участкового. — Картошку купили родители Наташи. На зиму запаслись. И эта покупка серьезно вышибла их из колеи…

— Ну и что?

— Это говорит о том, что благополучия Наташа достигла своими силами. Старики ее, как я понял, не самые состоятельные в Воронеже люди. Покупка нескольких мешков картошки всерьез нарушает их финансовые обязательства. А у девушки Наташи две шубы… Если я не ошибаюсь, стоимостью порядка полутора тысяч рублей каждая.

— Мать честная! — в волнении зажала рот руками дворничиха, услышав эту невероятную, с ее точки зрения, сумму. — Это где же взять их?! Такие-то деньги…

— Дочку красивую надо иметь мамаша! — засмеялся криминалист. — Нынче красивые дочки в цене!

— Нет уж, сынок, — строго проговорила женщина. — Тогда уж и денег мне этих не надо. Господь с ними, с деньгами-то. Не ужилась, видно, девка с деньгами в одной комнате, выжили они ее, в окно вытолкнули, во как! С деньгами большими не каждый уживется, они, деньги-то, с норовом, кто послабее — переломить могут!

— Верно говоришь, мать! В одной комнате действительно трудно с деньгами ужиться, тут квартира нужна попросторнее… Это ты верно подметила. За такие слова и кадра не жалко. — Он резко повернулся и щелкнул аппаратом так неожиданно, что женщина не успела убрать с лица осуждающее выражение.

— Тьфу, черт настырный! — шутливо выругалась дворничиха. — Хоть бы причесаться дал.

Демин открыл окно и посмотрел вниз. В нескольких метрах раскачивались верхушки высоких деревьев, внизу на асфальте все еще лежали кирпичи, припорошенные мокрым снегом. Выбросилась Селиванова рано утром, почти ночью, в темноте. Надо же, нашлась у девчонки бутылка виски… А не будь ее, кто знает, и сейчас была бы жива. Поревела бы, пообижалась бы на кого-то, но осталась бы жива. Выпила примерно стакан. Количество вполне достаточное, чтобы любая неприятность превратилась в трагедию. Говорят, правда, что пьяному море по колено… Не знаю, подумал Демин, не знаю… Большинство преступлений совершается в пьяном состоянии, не потому, что кое-кому становится безразличной собственная судьба… Скорее наоборот — обостряется чувствительность, преувеличенно воспринимается любое брошенное слово, безобидное замечание кажется смертельным оскорблением, вполне терпимое положение воспринимается как безвыходное.

Ну что ж, доложим начальству все как есть, думал Демин, перелистывая маленькую записную книжечку Селивановой. Книжка была необычная, узкая, длинная, в алом сафьяновом переплете, с прекрасной бумагой. Такую не купишь в канцелярском магазине, скорее всего, тоже из «Березки». И еще одно заметил Демин — книжка была совсем новая, и два десятка телефонов, занесенные в нее, очевидно, переписывались из старого блокнота.

Дверь в комнату резко, без стука открылась — на пороге стояла бледная Сутарихина.

— Там звонят, — проговорила она шепотом. — По телефону… Наташу просят… Я сказала, чтоб подождали…

— Валера! — Демин повернулся к одному из оперативников. — Быстро в соседнюю квартиру. Позвони оттуда — пусть засекут телефон. Пусть…

— Знаю! — крикнул оперативник уже из дверей.