Владимир Шморгун - Красный сокол

• Название: Красный сокол
• Автор: Владимир Шморгун
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 5-7117-0081-2

Эта книга впервые рассказывает об удивительной судьбе великого летчика Ивана Евграфовича Федорова, имя которого было рассекречено совсем недавно. Еще до войны он получил Гитлеровский Железный крест Рыцаря за испытание новых немецких самолетов. Ведь в те времена Россия и Германия дружили. Во время войны он неоднократно был награжден званием Героя Советского Союза, но всегда это звание у летчика-хулигана отбирало правительство СССР. За что и почему — вы узнаете из этой книги. Во время войны он сбил больше самолетов, чем Покрышкин и Кожедуб. Это он, Иван Федоров, впервые сбрасывал с самолета советскую атомную бомбу во время испытаний. Именно он первым в мире преодолел на самолете звуковой барьер. Сколько еще тайн хранит XX век! Какие судьбы! Какие великие люди живут среди нас!

---

Стычки между товарищами нередко теперь кончались перемирием и приводили к совершенно другим последствиям, чем это было раньше, без отца. Как-то Вовка, по кличке «Бобёр», в пылу общефилософского спора — что важнее: ум или сила, обозвал Ваню безобидным словом «дурак». Оскорбленное самолюбие парнишки спонтанно отозвалось ударом в глаз оскорбителю. Что послужило причиной такой несдержанности — одному Богу известно. Возможно, стоявшая неподалеку одноклассница Аня.

Бобёр устоял на ногах и тут же молниеносно нанес ответный удар точно по носу. Ваня опешил: «Как же так? Один оскорбил, другой ответил. Значит — квиты. И вдруг — тукманка по самому выдающемуся месту. Нечестно. Получай сдачу!»

Бобёр взвился:

— А-а! Драться? На, на! — с остервенением набросился крепыш на все еще недоумевающего противника.

У Вани не было желания драться с младшим по возрасту, но старшим по классу. Просто загорелось прищемить язык умнику, и потому долго и обалдело искал способ, как достойно выйти из дурацкой ситуации, пока не оказался с расквашенным носом и в изодранной рубашке.

Кровь освежила мозги, подхлестнула мускулы. Толчок и подножка решили проблему: Бобёр живописно растянулся на земле. Какой бы жестокой ни была схватка, бить лежачего в те времена не позволяла гордость.

Лежа на земле, философ с соседней улицы продолжал оспаривать преимущество силы перед разумом под новым углом зрения:

— Гад! Шалопай! Тямы нет — рукам волю не давай! — И… уже сидя, менее озлобленно: — Дураков учат линейкой по голове, а ты — в глаз. Иванушка-дурачина — бестолковая дубина. Смотри! Дураком был — дураком и…

«Иванушка-дурачок» отвернулся: «Пускай себе выступает».

Странно. Теперь обидные слова его не задевали. Чувство победителя успокаивало, возвращало благодушие и трезвость рассудка. Поэтому он и сказал дружелюбно:

— Хватит. Закругляйся. Или еще хочешь? — И услышал от поверженного соперника совсем уж неожиданно-ершистое:

— А ты хочешь?

И как это он отпарировал, вопросом на вопрос, уверенно и вызывающе, ошеломило победителя.

Драться Иван не хотел. Но сказать об этом не мог. Другие подумают, что струсил. И потому брякнул, что случайно пришло на ум:

— Ты первым начал…

— Я первый?! — как ужаленный вскочил отдохнувший боксер. — Семен, скажи: кто первым полез с кулаками?

— Ты, — ткнул пальцем братишка в сторону чужака.

— Я-я?! — пуще прежнего взвился закоперщик спора. — Ни гада себе! Гриша, ты видел? Кто первый ударил?

— Ванька.

И оба драчуна одновременно рассмеялись. Один оттого, что младший безоговорочно стал на сторону старшего брата, а другой оттого, что его правда, пусть с опозданием, с боем, но взяла верх. Восторжествовала не мытьем, так катаньем.

В самом деле, сердце Вани праздновало победу. Это он сразу почувствовал, как только Бобёр очутился низринутым на землю. Чувство гордости и удовлетворения прямо распирало его грудь. Он и рассмеялся не столько от забавного заступничества, сколько от удачно найденного и в то же время простого до примитивности выхода из трудного положения в борьбе с искусным противником, смелым и напористым. Победа не вызывала сомнения. Но почему он в итоге оказался в неприглядном виде: избитым, окровавленным, изодранным, а Бобрик — чистеньким, самодовольным, с единственным фонариком под глазом? Такой двойственный результат боя больше всего его тревожил и призывал как-то совершенствовать свою грубую силу.

Эта маловразумительная пустячная потасовка, как ни странно, положила начало тесным дружеским связям между ее участниками и свидетелями. На протяжении долгих лет она всплывала в памяти каждого всякий раз в новом ракурсе, под новым углом зрения на случившееся. Но, пожалуй, только для Ивана Федорова урок, полученный в этой схватке, стал действительно поучительным, заставил скрупулезно анализировать каждый свой шаг, каждое движение, чтобы не остаться впредь с разбитым носом. И для этого он в первую очередь записался в спортивную секцию бокса при заводе, в которой занимался Вовка Бобров.

Глава 4 Притяжение неба

Под влиянием отца Ваня поверил в возможность овладеть специальностью машиниста паровоза и потому еще прилежнее зубрил таблицу умножения и правила орфографии. Вскоре он самостоятельно пришел к убеждению, что математика, а потом и физика — наиболее полезные предметы для будущего водителя поездов. Бокс и другие виды спорта однозначно ценились им как боевые подпорки чести и рабочей сноровки. По совершенно другим причинам он проявлял любовь к иностранному языку.

Едва научившись писать и читать, Иван вообразил себя «морским волком», бороздившим моря и океаны на пароходе. Поэтому знание иностранного языка считал таким же важным приложением к будущим кругосветным плаваниям к диковинным берегам, как и физику-математику к предстоящей профессии машиниста.

Тройка гнедых: математика, физика, физкультура, понесла его по дорогам жизни, словно птица по воздуху, а немецкий язык чудился ему выездным скакуном. Интерес к языку подогревался учителкой из чистокровных немцев, переселившихся на Дон с Поволжья при небезызвестной немецкой герцогине Екатерине Второй, возведенной гвардейцами на российский престол.

Породистая немка возбуждала интерес к иностранному языку не только безукоризненным знанием предмета, но и молодостью, обликом, поразительно схожим с императрицей до такой степени вероятности, что воображение переростка рисовало ее с высоты последней парты перевоплотившейся монархиней России.

Но это так — фантазии праздного ума, легкомыслие взрослого ребенка. А здраво рассудить, так быть бы рослому ученику видным моряком или, скорее всего, стахановцем социалистического труда на железнодорожном транспорте вместо новатора Петра Кривоноса, да по дороге со школы домой он с испугу завалился в глубокий ров, откуда увидел и жадно проводил глазами удаляющийся самолет, с грохотом пролетевший над головой.

С этой знаменательной минуты все мечты о море, о железном коне, бегущем по рельсам, перевернулись вверх дном, полетели ко всем чертям в темную яму, и перед распахнутыми зрачками предстало небо с его загадочными мириадами звезд и летающими стальными птицами. С этого важного момента Ваней овладела одна, но пламенная страсть: взлететь, по выражению учителя истории, «аки птица в небо», а там хоть помирай. Кстати, он готов был умереть в прямом смысле, лишь бы полетать над лесами и морями, которых никогда не видел в бескрайних степях Луганщины, так как по-наивности полагал, что аэроплан при соприкосновении с землей разбивается и пилот погибает. Ведь знания о том, что у самолета тоже есть «лапки» для приземления, пришли потом, когда он начал учиться в фабрично-заводском училище.

Мечта-мечтой, а после школы ФЗО отец устроил его кочегаром на паровоз. К этому времени он уже познакомился с условиями занятий по планеризму в только что организованном аэроклубе и стал готовиться к поступлению в летную школу.

Первым делом он раз и навсегда расстался с куревом, которым иногда баловался тайком от родителей в кругу сверстников. Вместе с верными друзьями по спорту и авиакружку при заводе Вовой Бобровым и Гришей Онуфриенко смастерил всамделишный параплан и впервые в жизни воспарил в небо с ближайшего террикона. Не удивительно, что прежний уклад жизни приобрел иной смысл и направленность, растаял, как черная туча поутру с восходом солнца.

Хулиганистый мир улицы, где его любили за благородство и силу, уступил учебе на вечернем отделении рабфака при единственном в городе институте. От паровозной топки его перевели помощником в кабину машиниста. Появилась возможность в свободное время заниматься на пилота-парителя при аэроклубе. Разбуженная тяга к знаниям не знала ни усталости, ни границ. В неполных семнадцать лет ему доверили паровоз и выдали удостоверение пилота-парителя, аттестат об окончании рабфака и два диплома: мастера спорта по вольной борьбе и легкой атлетике.

Не останавливаясь на достигнутом, он поступает заочно на физико-математический факультет Луганского пединститута.

Учительство его не привлекало. Ему просто нужны были новые и новые знания. Он хотел только летать. Однако в летную школу военных летчиков его не брали по возрасту. Не зная куда и на что расходовать свою неистощимую энергию, он решил жениться на той самой девушке, с которой учился в школе и с которой дружил с памятного кулачного боя. Но… когда родители назначили день свадьбы, его — о, радость! — вызвали в горком комсомола и предложили комсомольскую путевку в Гатчинскую летную школу.

Жених побледнел, потом покраснел. Переложил билет из руки в руку. Вздохнул и наконец широко открыл рот: «А-а… я сейчас не могу. Можно отложить выезд на неделю?»