Анатолий Иванов - Второе падение Монсегюра

• Название: Второе падение Монсегюра
• Автор: Анатолий Иванов
• Издательство: Профит Стайл
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2009

 Работа А.М. Иванова «Второе падение Монсегюра» (1998) входит в книгу «Катары. Тамплиеры. Масоны», посвящена средневековым дуалистическим ересям и написана в порядке полемики с центром катарских исследований в Каркассонне (Франция).

---

В первоисточнике этих построений, хронике Адемара де Шабанна, 1017—18 годами датируется появление «манихеев» в Аквитании. Их обвиняли в том, что они отрицали крещение, знак святого креста, Церковь и самого Спасителя, культ святых, законные браки, были вегетарианцами, постились как монахи и изображали целомудрие. Что в этом собственно манихейского, непонятно. Остается в силе предположение, что «манихейство» тогда было таким же расхожим церковным ругательством, как «троцкизм» в СССР в 30-х годах прошлого века, и употреблялось в шеренге других, вроде «лжепророки, еретики, колдуны, агенты Антихриста» и т. п.[171]

Больше материала для размышлений дает дело десяти каноников, сожженных в 1022 году в Орлеане. Их принадлежность к «манихейству» Адемар де Шабанн тоже считал доказанной. О них известно, что они говорили, что Христос не родился от Девы, что он не страдал за людей, не умер, не был погребен и не воскрес[172]. Здесь уже налицо явный докетизм, в который сразу же мертвой хваткой вцепляется г-жа А. Бренон[173]: ей для того и нужно было объявить докетизм главной характерной чертой катаризма и умалить значение «пресловутого» дуализма, чтобы вывести катаризм из ереси XI века, очистив его от богомильских влияний, как исходящих от «второсортного» славянства, Если же презренный дуализм все-таки наличествовал, то он ни в коем разе не был восточного происхождения, а вырос из «латентного» и «болезненного» христианского дуализма, из идеологии презрения к миру клюнийского движения[174], возникшего в X веке и названного по имени монастыря Клюни в Бургундии. Движение это имело целью поднять моральный престиж церкви и делало при этом ставку на монашество, его «презрение к миру» – не более чем характерная черта «антисистемы» вообще, по Л. Гумилеву, грани между христианством, гностицизмом и манихейством здесь очень зыбкие – опираясь на столь зыбкую почву, обоснованных гипотез не построишь.

Столь же неудачной точкой отсчета является и докетизм: в нем тоже нет ни гностиков, ни манихеев, ни эллинов, ни иудеев. Его мы опять встречаем во Франции сто лет спустя, на этот раз в Шампани. Аббат Гибер, который умер в 1121 году, рассказывает в своей автобиографии о еретиках, которые утверждали, что воплощение Сына Девы было лишь видимостью[175]. В этом ничего нового нет. Но вот другой аббат, Рауль, описывая деятельность еретиков в Реймсе около 1180 года, сообщает, что они «не верят, что Бог заботится о людских делах, оказывает какое-либо воздействие или имеет какую-либо власть над земными тварями, но верят, что падший ангел, которого они называют Люзабел (Люцибел), властвует надо всем материальным миром, и его воле подчинены все вещи здесь, внизу. Они  говорят, что Дьявол создал тело, а Бог – душу[176]. Это уже явно богомильский мотив. И в той же самой Шампани, на холме Монт-Эме, 13 мая 1239 года сожгли 183 еретиков. Свидетели назвали это событие «холокостом, угодным Господу», а сожженных еретиков называли болгарами[177].

Любопытно, что в 1815 году царь Александр I, находившийся тогда под сильным влиянием мистически настроенной баронессы Крюденер, устроил именно в этом месте парад и наблюдал с холма Монт-Эме за прохождением русских войск[178].

Ту же искаженную форму, что у катаров Шампани, – «Люцибел» – мы встречаем и во Фландрии, где еретики проповедовали, что все вечные вещи созданы Богом, а человеческое тело и все преходящие вещи – Люцибелом[179]. В признаниях катаров Лангедока это имя фигурирует уже без искажения: «Люцифер, восставший против неба, является творцом небесных и земных видимых и телесных вещей. Все, что рассказывается в Писании о Христе, – выдумка; тело, созданное Дьяволом, не могло соединиться со Словом». «Великий Сатана Люцифер, падший из-за своего высокомерия и злых замыслов с трона добрых ангелов, является создателем всех видимых и невидимых вещей, творцом, князем и богом злых духов; он же дал закон Моисею»[180].

В целом космогонические идеи катаров выглядели согласно описанию Ж. Дювернуа следующим образом: Злое начало (Сатана) создало при посредстве своего сына Люцифера (иногда в роли сына выступает, наоборот, Сатана) мир, состоящий из земли и семи небес, заключенных в стеклянную твердь. Эти небеса или «царства» соответствуют планетам, а твердь – звездной сфере. Ж. Дювернуа подчеркивает отличие этой системы от манихейской, поскольку солнце и луна у катаров – творение злого начала[181]. Как уже говорилось, манихеи считали звезды и планеты творениями злых сил, а Солнце и Луну – божественными[182]

Вариант «Люцибел» встречается и в книге Отто Рана, название которой сплошь и рядом переводится неправильно. В оригинале оно имеет явно уничижительный оттенок и звучит как «Дворня Люцифера» или «Придворная челядь Люцифера». В этой книге придуманный О. Раном катар произносит пароль тайных обществ: «Приветствую тебя, Люцибел, с которым обошлись так несправедливо!»[183]Серьезные исследователи катаризма называют творения О. Рана и ему подобных «майонезом»[184], очень метко сравнивая путаницу, царившую в мозгах О. Рана, с соусом, состоящим из множества ингредиентов. Верно указывают и на причину этой путаницы: полковник СС Отто Ран был еврейского происхождения по материнской линии[185]. Ран приписывал катарам такую интерпретацию падения Люцифера, согласно которой оно знаменовало собой оттеснение Назарянином старшего сына Бога, – трактовка сугубо мессалианская. Кем же был Люцифер – врагом Иисуса или его подменой? Мари-Клер Вигье в статье «Отто Ран между Люцифером и Иисусом» различает два периода идейных и душевных метаний Отто Рана. На первом этапе он отождествлял солнце – Аполлона с Люцифером, противником Иисуса (еврея в человеческом облике). На втором этапе идейной эволюции О. Рана солнце – Христос рождается в древний праздник зимнего солнцестояния, т. е. праздник света. Идет ли речь, таким образом, о двух соперничающих ангелах? С точки зрения гностиков это возможно. Но Ран не мог удовлетвориться этим объяснением, он оставался пленником своей дилеммы. Если Иисус еврей, его нужно устранить или поместить на сторону зла. Полковник СС Ран пытался его принизить, отождествив Люцифера с Добром, а еврея Иисуса со Злом. Но мог ли Ран, будучи сам еврейского происхождения, принизить своего брата по крови? Не мог, конечно. И тогда Ран сделал из Иисуса просто человека, страдающего и побежденного[186],

В груди Рана, как в груди Фауста, боролись две души. Внешне это выражалось в диалоге с воображаемым «катаром» на страницах «Люциферовой челяди». Катар говорит, что «Христос не имел ничего общего с Иисусом! Иисус был еврей и притом фанатичный еврей». «Идея, что Христос вел земную жизнь и умер на кресте – вполне еврейская». Здесь Ран не выдумывает, а верно отражает докетизм катаров и неприятие ими Ветхого завета: «Кто такой Яхве, как не душа еврейского народа, высокомерного, нетерпимого, мстительного, жаждущего власти, лишенного какого бы то ни было рыцарского великодушия... евреи это несовершенные и нечистые люди с душами рабов и метисов. Мы, западные люди нордической крови, называем себя «катарами», т. е. «чистыми»[187].

Отто Рану следовало бы как-то урегулировать свои отношения с Люцифером, не притягивая к этому делу за уши катаров. Солнце, традиционный символ светлого начала, катары, наоборот, считали творением злого начала – следует всегда помнить об этой особенности катаризма, подчеркнутой Ж. Дювернуа. Исследователи катаризма встречают в штыки гипотезы вроде той, что выдвинул Ф. Ниэль, будто Монсегюр был храмом Солнца[188]. Они утверждают, что превращать катаров в солнцепоклонников значит нанести им самое страшное оскорбление[189]. Ну а если здесь оставил след не катаризм, а непосредственно само манихейство?

Так на чьей же стороне сражалась «Люциферова челядь» во время крестового похода против альбигойцев? В этой связи следует вспомнить о знаменитом сокровище катаров, спасенном из осажденного Монсегюра. Есть версия, якобы услышанная О. Раном от местного крестьянина в районе Монсегюра, на самом же деле восходящая к средневековому источнику под названием «Вартбургская война»[190]. Согласно этой версии из короны Люцифера, когда его поразил архангел Михаил, выпал драгоценный камень. Этот камень и есть Грааль. Когда он упал на Землю, его нашел Парсифаль. Охотясь за этим камнем, армия Люцифера и осадила Монсегюр, чтобы вернуть украшение своему владыке, но цели своей не достигла, так как камень удалось вынести и спрятать[191].

Ученые возражают против отождествления Монсегюра с Монсальватом, датируя это отождествление лишь XIX веком. По их мнению, катары и Грааль не имеют в действительности ничего общего. Монсегюр не может быть Монсальватом, потому что в начале XIII века, когда Вольфрам фон Эшенбах писал свою поэму, в Монсегюр еще только начали прибывать катары и место это было совершенно неизвестно, тем более в далекой Германии[192].

Л. Замойский в статье «Загадочный отблеск Грааля» («Modus vivendi», № 23/24, декабрь 1994) наделяет Вольфрама фон Эшенбаха пророческим даром, поскольку описанный им замок Монсальват «фактически был прообразом» замка Монсегюр, где вскоре после смерти фон Эшенбаха разыгралась драма, которая как бы послужила реальным продолжением откровений певца, казавшихся столь фантастичными и эзотеричными. Получается как с тем английским автором, который описал гибель «Титаника» до того, как она произошла. Но слишком уж точным для «пророчества» представляется такое совпадение, что владелец замка Грааля в поэме фон Эшенбаха носит имя Перилла[193], в то время как был настоящий Раймон де Перелла, вассал графа Фуа, которому еще в 1204 году глава катарской церкви Гильябер де Кастр поручил отстроить Монсегнер[194].