Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения

• Название: Книга для ПРОчтения
• Автор: Екатерина Великина
• Издательство: ACT: ACT Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-052223-1

Екатерина Великина, писатель, журналист и автор одного из самых известных блогов (katechkina.livejournal.com), представляет новую книгу — как всегда интересную, полную юмора, заражающую позитивным взглядом на жизнь.

---

Нет гаже утреннего занятия, чем названивать по инстанциям, и поэтому настроение у меня было скверное, а уж про кошачью кормежку я позабыла напрочь. Около полутора часов Васенька нарезал крути вокруг кухни, вздыхал и взмявкивал, но результата так и не добился. Под конец, решив, что его сняли с довольствия, он оскорбленно удалился. За это время я дозвонилась до ДЭЗа, восстановила электрификацию и отправилась наводить порядок в Фасоличьих кущах. Открыла форточку, включила пылесос, пропылесосила и закрыла форточку: ничего необычного, я всегда так делаю. После, довольная собой, кофе пить отправилась: первый раз за утро, между прочим. Так вот, сижу, кофий хлебаю, почту читаю, как вдруг какой-то шум раздается. Фигня какая, думаю, и дальше кофеином давлюсь. А шум все громче и громче, и как-то, что ли, оформленнее. Сначала такое раскатистое «плюх», а потом такое протяжное «блииииинк». «Плюх»-«блиииинк»-«плюх»-«блииинк» и так бесконечно.

Как-то мне даже не по себе стало, прислушиваться начала. А шум прямиком из Фасоличьей комнаты раздается.

«Ну все, — думаю, — писец. К нам лезут злые малыши».

Встаю со стула, топаю в детскую и, честное слово, в первую секунду даже пугаюсь. На мое залитое светом окно обрушивается какая-то бежево-черная масса, стекает и вновь обрушивается. Будто с обратной стороны кто-то швыряет в форточку огромный волосатый мяч: «плюх» — мяч впечатался в форточку, «блиииинк» — стек. Точно завороженная, я смотрю на этот чудовищный мячик и вдруг понимаю, что мячик тоже на меня смотрит. Причем глаза у мячика недоуменные, офигевшие такие, я бы сказала, глазки. Некоторое время мы изучаем друг друга, после чего я все-таки догадываюсь открыть форточку и впустить кота в отчий дом.

О да! Не получив положенной хавки, это смиренное создание решило тряхнуть стариной и изловить одинокую зимнюю птицу. То, что на нашем заваленном хламом балконе даже голуби не сидят, Васенька не знал. А за те три минуты, что он изображал из себя птицелова, форточка успела закрыться. Тысячи других котов орали бы и терзали дверь, но не таков наш Васенька. В его голову просто не мог прийти тот факт, что форточка закрыта и что там стекло. Ну не написано про стекло в Кошачьих Книгах. Поэтому Васенька решил, что перед ним астральная преграда, и если влететь в нее сто тысяч раз, то на сто тысяча первый она рухнет и осыплется рубиновыми искрами. Без световых эффектов, безусловно, не обошлось: к тому моменту, как я доперла войти в детскую, из Васиных глаз вылетали искры усердия, однако астрал был по-прежнему прочен. Василь стекал по нему, как кусок масла по сковородке, стекал и обрушивался вновь. Думаю, если бы я постояла еще несколько секунд, он наверняка помахал бы мне лапой и сообщил, что «буду через полчасика, ты пока пожрать положи, да?».

Одним словом, Хуюбис, что с него возьмешь?

Про кризис среднего возраста

Как это ни прискорбно, все-таки следует признать: возраст не идет мне на пользу. Есть женщины, которые с годами крепчают, как коньяк. Расспросите такую, и она сейчас же признается: «Ах, в восемнадцать было не то! Теперь-то я знаю, как себя подать и с какой стороны у жизни печень». Растрепанность юности переродилась в холеность, чувства укрылись под занавесью манер, угловатость вывернулась приятными выпуклостями, и теперь даже сам черт не догадается, что раньше она любила эскимо и пиво «Балтика номер 3». Впрочем, ну их, этих коньячных дам, я не о них.

Нет ничего проще коктейля «Катечкина едет в 30». Достаточно взять молоко, забыть его на столе неделю-другую, а потом как-нибудь сослепу взять да и лакнуть глоток-другой. Толстая шапка свернувшегося белка есть не что иное, как мои драгоценные знания, полученные с возрастом, самое прекрасное из которых заключается в том, что все мы скорее всего сдохнем, а некоторых отольют из бронзы. «Скорее всего», потому что благодаря тому же самому возрасту я поняла, что ничего нельзя утверждать наверняка. Даже летальное. Особенно летальное! Жиденькая желтая водичка, нежно болтающаяся снизу, будет остатками детства, весьма пахучими, потому что восемнадцатилетние шалости именуются шалостями только в восемнадцать, а для всего, что позже, есть менее романтичный термин «взлягивание».

Печально, правда?

Довольно долго я размышляла: а что же такого изменилось за последние годы, где я поумнела, что потеряла и класть ли кубик в суп? Результаты, прямо скажем, так себе.

Самое страшное — перфекционизм. Я думаю, вы все прекрасно знаете, что это такое по науке, поэтому скажу ненаучно. Перфекционизм — это смачный пинок в тощую задницу вашего жиденького человеческого счастья.

Ну вот, скажем, утро. Хочется кофе. Допустим, сваренного с корицей. Еще лежа в постели, вы явственно представляете себе тихую кухонную идиллию под щебет птиц. Вы идете, варите себе кофе, пьете его, варите еще — и понятия не имею, что вы делаете дальше, так как речь не о вас. Первое, что я замечаю, взяв джезву в руки, — грязная плита. Вру. Второе. Первое — это тоненький коричневый ободок у основания ручки джезвы. Понеслась. Часа через три, вынимая вторую партию белья из стиральной машинки, я, конечно же, вспомню о кофе. Четверть чашки растворимого. Растворимого, потому что не захочется пачкать вымытую плиту, а четверть — потому что к полудню приводят Ф. и выпить больше я не успею. Правда, эта четвертушка будет полна оргазмов — еще бы, все вокруг блестит, и картинка соблюдена, но тем не менее сваренного с корицей не было. И так во всем. Внешность? Мы найдем плюшку, морщинку или какую-нибудь родинку, подозрительно напоминающую меланому, и сто тысяч маленьких зеленых улучшителей радостно взвоют в предвкушении борьбы. Дети? Вымыты до розового, в джинсах, прилежно строящие железные дороги и исполняющие «Цокотуху» на заказ. И даже цветы обязаны благоухать. Мне решительно начхать на фикусы, но они у меня есть, и вырастут, сволочи, и зацветут, и непременно заплодоносят. Ну да, в доме должно быть окно, желательно чистое, а на окне должны быть цветы, желательно в горшках.

Ну что, прослезились? Вы думаете, у нас все идеально, а мои коты смотрятся в зеркальный паркет и вымявкивают реквием? Как бы не так!

Правильно. Потому что у всякого перфекциониста есть состояние обратное. Оно могло бы называться «забить на все», если бы не сто тысяч маленьких зеленых улучшителей.

Итак, то же самое утро. Так же хочется кофе. Вы опять-таки распахиваете очи, дуете на кухню, и травите себя кофеином, и черт бы уже с вами.

Я отлично вижу грязную плиту, и коричневый ободок вокруг джезвы, и не совсем чистый пол, и размазанный по кафелю пластилин, и восемь каляк на клеенке, и гору какого-то хлама на холодильнике, и чашку с потушенным бычком, и покосившееся сиденье стула, и несколько капель жира на вытяжке, и пустую упаковку из-под крабовых палочек, и не вынесенное мусорное ведро, и следы от пальцев на кнопке микроволновки, и перегоревшую лампочку в подсветке мебели, и забитую невесть чем решетку на раковине, и слой пыли на телевизоре и… И ну его на фиг, думаю я, варю себе кофе, разгребаю маленький краешек стола и присаживаюсь с целью употребить продукт немедленно.

Первый человечек появится еще до того, как чашка коснется моих губ.

— Приятного аппетита, — скажет мне он. — Это ничего, что плита грязная. Это даже немного пикантно.

— Ну да, — тут же отзовется второй человечек. — Во всем этом есть какая-то живость: вокруг погром, а она сидит и пьет кофе. Другая, может быть, бы дергалась, скатерть вот, например, отмыла, а нашей хоть бы что!

— Ну вообще-то мыть надо было с вечера, — поддержит светскую беседу третий. — Теперь грязь так пристала, что так просто и не ототрешь.

— Да уж, не Сидорова, — вздохнет четвертый.

— А что Сидорова? — тут же встрепенется пятый.

— А у Сидоровой чистота, и дети писать умеют, — ответит пятому шестой. — И печатными, и прописью, и, кажется, владеют языками.

— Наши дети тоже владеют языками! — встанет в позу седьмой. — Причем без всякой муштры! Я сам слышал, как она говорила: «И откуда ты только знаешь все эти слова?» И между прочим, счастье не в языках.

— И не в мытье полов, — отзовется восьмой. — Пускай у нас липкий пол и жирная раковина, пускай у нас черная духовка и окна в потеках никотина, пускай, наконец, из мусорного ведра так воняет, что хочется умереть. Зато у нас чистая душа и горячее сердце.

— Кстати, о душе. Третьего дня тек-с, — ехидно заметит девятый. — Я, конечно, ничего не хочу этим сказать… А под раковиной тряпка. Гнилая.

— Гнилая — это не годится, — возмутится десятый. — Так можно и грибок заработать!

— Да и вообще, — скажет одиннадцатый, — странно это: пить кофе, когда у вас дети слова приносят.

— О да, во время моей молодости это называлось разгильдяйством, — заметит двенадцатый. — И разгильдяйство — это мягко сказано. Непростительная халатность, недопустимая небрежность, возмутительное попустит…