Андрей Белянин - Хватай Иловайского!

• Название: Хватай Иловайского!
• Автор: Андрей Белянин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9922-1426-0

Война войной, а свадьба по расписанию!

Расступись, нечисть поганая, когда сам Илья Иловайский жениться едет!

Вот только надо успеть найти пропавшего курьера с царским приказом. Спасти весь полк от превращения в чумчар. Взорвать деревенский сортир. Выдать кровососку бабку Фросю замуж за трёх женихов сразу. Вырвать из лап упырей младшую дочку губернатора. Выбить зубы потомку Дракуляр. Получить работу в светлом будущем. Послать их с этой работой. Победить всех! Выслушать вопль дяди-генерала: «Иловайский, мать твою-у-у!» Да ещё раскрыть тайну Хозяйки Оборотного города…

---

Хорошего в этом… Совсем ничего хорошего. Если что накопают, так мою Катеньку ненаглядную не только с работы турнут, но ещё и под суд отправят, а там, с конфискацией ноутбука, враз на север зашлют, айсберги пилить на кубики для мартини! И виноват во всём буду я. Кто ж ещё? Не она же, правда…

— Могу выметаться?

— Любимый, ты иногда так читаешь все мои тайные мысли, что даже страшно. Меня никто-никто в целом свете так хорошо не понимает, как ты. Давай поцелую, и чеши!

— Труп тоже захватить?

— Нет, блин, здесь мне его оставить! Он тут уже прижился, прописался под кроватью как деталь интерьера и сам никуда уходить не хочет.

— Понял, заберу. Через какой выход возвращаться присоветуешь?

— Чего так официально-то? Обиделся? — Катя развернулась на вертящемся стуле и, приподнявшись, чмокнула меня в утолок губ. — Погоди, скажу, как тебе двигаться, чтоб у вас у обоих на ходу ничего не откусили. Где тут у нас карта города? Сейчас я тебе самый короткий маршрут зарисую… Милый, всё занято, везде полно народу. Через распылитель пойдёшь?

Я пожал плечами — какая разница-то, через чего только не ходил уже. Ладно, пока моя милая нащёлкивала клавишами, мне оставалось лишь вытащить из-под кровати курьера, взвалить на плечо и вернуться в комнату. Катя обернулась ко мне с серьёзным лицом.

— Сядь на стул, думай о хорошем и прости меня за всё.

— Не понял?

Хозяйка навела на меня плоскую коробочку с рядом кнопок и, нежно улыбаясь, выбрала самую большую. Я почувствовал некоторое беспокойство…

— Понимаешь, сама эту штуку в первый раз использую. Но ты не пугайся, пульт на гарантии, если с тобой что не так, мы потом всё изобретательское бюро по судам затаскаем! В смысле я затаскаю. Тебе уже не до того будет.

— Как называется? — икнул я.

— «Зелёная миля».

— Милая, а не… — Я начал осторожно приподниматься, договорить не успел.

— Труп крепче держи, — напомнила Катя и недрогнувшей рукой нажала на кнопку.

Мгновением позже меня ослепил ярко-зелёный луч, и глаза я уже открыл, сидя на соломенной крыше дядиной хаты. Тело несчастного царского курьера лежало рядышком, медленно сползая по соломе вниз. Я чудом успел поймать его за ворот нижней рубашки кончиками пальцев, а снизу уже гремел грозный голос старого генерала Иловайского 12-го:

— Да я тебе, шавка столичная, своей рукой холку намылю, если ещё раз хоть одно плохое слово про моего племянника скажешь!

— Но вы не можете отрицать его участия в поджоге дома графа Витицкого в Санкт-Петербурге…

— Где тот Петербург, а где мы? На чёрте он, что ли, туда за час слетал да назад обернулся?!

— …а также срыве международной научной конференции, стрельбе и разгроме…

— Ординарец! Всё, сил у меня больше нет… Ну не понимает он человеческого языка, давай сюда пару хлопцев с нагайками!

Я почувствовал, что пальцы немеют и долго удерживать труп у меня просто не получится.

— Вы не имеете права! Я нахожусь при исполнении! Если сию же минуту хорунжий Иловайский не будет…

Предательская солома скрипнула под моим сапогом, и мы вместе с курьером рухнули вниз! Он — удачно, прямо на голову лысого типа якобы из Третьего отделения. Я ещё более удачно, потому как прямо в заботливые руки моего добрейшего дядюшки. Счастливый момент! Я ткнулся носом в его могучую грудь, поиграл орденами и поднял на обалдевшего родственника самый преданный взгляд.

— Ты?!

— Я, дядя.

— Живой!

— А что со мной сделается?

— Тогда чего у меня на руках сидишь, ровно дитё малое?

— Детство вспомнил.

— А ну слазь!

— Разрешите исполнять?

— Да слазь уже, покуда я спину не надорвал. — Покрасневший от натуги дядюшка сбросил меня на утоптанную землю и кивком головы указал на мёртвое тело.

— Курьер. Тот самый, что был отправлен к нам с приказом. Доставлен мною по вашему приказу из Оборотного города. Там же был раздет и обобран до нитки. Но убит в наших краях, с какой целью — пока непонятно, — встав на ноги, отрапортовал я. — Дайте ещё пару дней, и выясню! Если, конечно, никаких более срочных дел нет. Ну там типа кофе подать или сапоги слюной начистить, чтоб аж горело!

Увы, он меня не слушал. Казачий генерал небрежным движением пальца отодвинул меня в сторону, даже забыв прилюдно обозвать балаболкой, и склонился над пришибленным жандармским чином. Тот пребывал в полной бессознательности, так что немногим отличался от лежавшего на нём мёртвого курьера. Рыжий ординарец на всякий случай постучал ему нагайкой по лбу, но столичный чиновник не отозвался.

— Звук звонкий, наверное, весь мозг вниз стёк, — предположил я. — Ты ему ещё по затылку постучи для сравнения.

Рыжий догада со всей служебной ревностью замахнулся добавить и по затылку, но дядя не дал. Перехватил за руку и рыкнул на нас обоих:

— Ты чему моего ординарца учишь, балбес? А у тебя, здорового лба, от его брехни памороки отшибло, соображалка рыжая?! Чего этому лысому кумпол долбить, когда он и так поперёк себя пришибленный? Ведро воды сюда тащи, отливать его будем. Да похолоднее! — Последние слова наш атаман протянул с явным удовольствием, почти пропел. — А ты, Иловайский, пошёл вон отсель! Делом займись.

— Каким, ваше родное сиятельство?

— Сортир на заднем дворе почини. Прохор доложил, что как тока ты в него сиганул, так сие полезное строение взорвалось, ровно ядром в пороховой погреб закатали! Шесть соседних дворов уже третий час отмыться не могут. Представляешь, как тебя там народ лицезреть жаждет?

Я почувствовал, как сердце холодным комком рухнуло вниз и попыталось спрятаться где-то под печенью. Как меня встретят приветливые калачинцы, крыши и заборы которых до сих пор неароматно благоухают в ту сторону, куда ветер дунет, можно было бы и не уточнять. Проще сразу надеть мешок на голову да самому сигануть с откоса в омут, и упокой Дон-батюшка мою дурную головушку…

— Ну, что пригорюнился, ты ж характерник! Али чуешь чего?

— Чую, — вздохнул я. — Бить будут…

— А-а, это уж и к гадалке не ходи, — отмахнулся мой дядя. — А вот чуешь ли, что по твоей спине и моя нагайка плачет?

— Да найду я вам этот приказ, найду…

— Вот и молодец! Умница! Хвалю! — Он пихнул меня кулаком в бок. — И всё ж таки давай двигай отсель. Вона хлопцы аж три ведра колодезной воды волокут, сейчас развлекаться будем.

Правильно, как работать, так это я, а как развлекаться, так извини-подвинься, хорунжий. Вечно всё интересное в полку мимо меня проходит. Но по логике вещей дядюшка, конечно, прав: не следует, чтоб этот лысый дятел, очухавшись, сразу на меня кинулся. Успеет ещё, налюбуется при случае…

Я поправил папаху, сделал суровое лицо, сдвинул брови, выставил вперёд подбородок и отважно сбежал с дядиного двора. Вслед мне долетело дружное хэканье, строенный плеск воды и взлетевшая до престола небесного столь отборно матерная ругань, что сразу стало ясно — этот жандарм столичный всё ж таки наш человек! Стало быть, не так уж оно всё в этом будущем и поменялось, кое-какие вещи неизменны на века…

Я перешёл с лёгкого бега на широкий шаг. Радостных мыслей на тот момент в голове не было, налетающий от околицы ветерок с характерным запахом тоже не внушал оптимизма, но долго унывать у казаков не принято, психология не та. Мы и плакать-то просто так не умеем, а вот когда песни поём, тогда у каждого второго глаза мокрые. Казачья песня душу из человека вынимает, очищает от накипи грехов, окрыляет и только тогда обратно отдаёт. Светлую, прозрачную, омытую мужскими слезами. Да и как не плакать при словах «Не для меня придёт весна…» или «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею головой…»?

Война, любовь, разлука, смерть, неизбывная тоска по воле. Все всё понимают, каждое слово о каждом из нас, все под Богом ходим и себе не принадлежим. На казачьих застольях всегда больше поют, чем пьют. Но вот грустную ноту сменяет разудалая «Ойся, ты ойся, да ты меня не бойся!» или уж совсем неприличная «Косил сено старичок, хрен повесил на сучок». Вроде бы и слова простые, и юмор примитивный, не чета английскому, а ведь как цепляет! И глаза у людей горят, сердце из груди рвётся, хохот так и распирает, и жить хочется-а-а…

— Ага, заявился, казачок! — тепло встретили меня из-за первого же забора. — Значится, как гадить в тапку, тут он первый кот! А как ответ держать, так его сотня с краю, ничего не знаю, я не я и кобыла не моя?!

Ну это вот было ещё очень скромненько так, для разговору, а уж потом как понеслось из-за каждого плетня да не на один голос. И уши не заткнёшь, а всех выслушивать — так проще повеситься. Начал тот достопамятный дед, чтоб ему в пекле на сковороде от аллергии на масло не чихалось, что в прошлый раз доставал нас с Прохором. Его дребезжащий голосина перекрывал всех…

— Казаки оне! В лампасах ходют! Нагайками грозят! А кто сортир взорвал?! Кудать теперь простому народу без сортиру, а?