Наталья Резанова - На то они и выродки

• Название: На то они и выродки
• Автор: Наталья Резанова
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-45046-4

Как случилось, что молодые идеалисты, мечтавшие изменить мир к лучшему, превратилась в самых страшных диктаторов в истории планеты Саракш?

Как вышло, что те, кто хотел остановить войну и спасти свой народ, стали Неизвестными Отцами, вечно грызущимися за деньги, власть и влияние?

Отчего политика в Столице срослась с криминалом, бизнес — с коррупцией, а выживание — с предательством?

Это — Страна Отцов, о которой ничего не знает наивный Максим Каммерер. Зато об ЭТОЙ скрытой личине Страны Отцов хорошо известно умному и беспощадному, давно растерявшему иллюзии резиденту Галактической безопасности Рудольфу Сикорски по прозвищу Странник…

---

Как ни странно, меньше всего пострадали те, кто в ночь массового авианалета нес рутинную службу на оборонном валу. Многократно осмеянные доты и дзоты, может, и не выдержали бы, к примеру, лобовой танковой атаки, но в качестве убежищ сумели послужить. Кое-кто из находившихся там сумел даже дать врагу отпор. Не все зенитки вышли из строя, при наличии комплектного боезапаса эскадрилья конфедератов могла бы понести существенные потери. Проблема в том, что именно с боезапасом был затык — это хорошо ощутил Тоху, оказавшийся тогда возле зенитки. И был он из-за этого так зол, что забыл испугаться. Хотя бояться было чего. При том, что укрытия закопались глубоко в землю, северяне сбросили часть бомб на минные поля — началось там такое, что ночь показалась днем, а мир — преисподней. Главное было — не паниковать. Кое-кто из солдат, не выдержав чудовищного грохота, в страхе, что их засыплет или завалит бетонными блоками, выскакивал наружу — и тут же подрывался или попадал под трассирующий огонь.

В самом Варди потери были также меньше возможных — в городке предусмотрительно выстроили бомбоубежища, где укрылись комендант, некоторые офицеры и даже рядовые, которых командиры, не потерявшие присутствия духа, сообразили загнать внутрь. К таким командирам принадлежал, например, Шару, сумевший мгновенно протрезветь. А вот подполковнику Ниххалгу не повезло — попытался он ответный обстрел организовать, но даже не добежал до батарей, был убит осколком посреди главной — и единственной — площади Варди. И никто храбростью его не восхитился, наоборот, говорили потом — это как обдолбаться надо, чтоб в такой момент по открытым местам бегать.

Но самый ад развернулся на станции, куда пришелся основной удар. Ломали целенаправленно и дороги, шоссейную и железную, и все, что на них находилось, все строения на станции даже не сровняли землей — вбиты в землю. Зарево стояло до самого горизонта, и не было возможности ни дать ответный залп, ни потушить пожары.

Тоху этого не видел и не жалел, что не видел. Достаточно было и того, что пришлось разбираться с последствиями. Пожар продолжался еще пару дней после того, как конфедератские самолеты скрылись. Потушить его не было никакой возможности — водокачку и цистерны с водой разбомбили, единственное, что оставалось сделать, — не допустить, чтоб огонь распространился на Варди и то, что осталось от заградительного вала. То, как вольнопер Тоху работал лопатой, спасая горящий поезд, было детскими играми при нынешних делах. А когда все, что могло гореть, уже выгорело, и он со своей командой вернулся в городок — все грязные, как адские бесы, и столь же злые, голодные и уставшие, — и Тоху ткнулся в местную санчасть, чтоб получить мазь от ожогов, оказалось, что дела обстояли еще хуже, чем он думал.

После налета было много раненых и обгоревших, госпиталя же теперь не существовало. Он погиб с другими станционными постройками — и вместе с ним погибли те, кто находился на лечении, и часть персонала. Бомбежка госпиталя была нарушением всех существовавших довоенных конвенций, но сейчас не было времени думать об этом, а также оплакивать участь веселых милосердных сестриц. Надо было спасать тех, кто выжил. Под временный новый госпиталь отвели один из солдатских бараков — все равно бы место высвободилось за счет погибших. Но помещение — это ладно. Кто будет лечить и чем? Вот в чем вопрос. Об этом узнал Тоху от молодого фельдшера, фамилию которого не знал, да и теперь не запомнил. Фельдшеру и пришлось принять на себя звание гарнизонного врача, и был он не только не в восторге от такого повышения, а попросту не в себе от усталости и злости. Главный госпитальный врач, он же полевой хирург Тамаш, не выжил. Его заместитель был слишком стар и не выдерживал свалившейся работы. Фельдшер успел мобилизовать в качестве санитаров некоторых солдат, которые были в состоянии держаться на ногах. Но особой пользы от этого, по его словам, не было.

— Полкан говорит — лечи! А чем я лечить буду, массаракш твою через колено? Лекарств нету! Бинтов и тех нету, мы простыни из прачечной забрали и на бинты извели, так все равно не хватает…

— Что, совсем не осталось лекарств? — спросил Тоху. Ожоги ныли и свербили, и хотелось хоть немного снять боль.

— Да их и раньше, массаракш, не было! Одни таблетки от поноса, а прочее, что доставляли, Тамаш, мать его, на сторону сбывал! Если бы он, сука, при налете не сдох, его бы сейчас солдаты порвали. У меня ж тут больше сотни человек криком кричат, а анальгетиков — ни хрена!

Тоху как-то раньше не задавался вопросом, откуда в городке берутся наркотики. Теперь это было ясно без всяких вопросов. Но вопрос он все же задал:

— Значит, у Кяку лекарства есть?

— Как не быть! Я уж ходил к нему, запрашивал, а он меня послал — знать, говорит, не знаю ни про какие лекарства, не по моей это части…

Что Кяку выжил после налета, прапорщик не усомнился ни на минуту. Такие всегда выживают. И Тоху был слишком зол сейчас, чтоб ходить по инстанциям и выбивать лекарства с помощью вышестоящих офицеров. Пока он и его солдаты сражались и боролись с огнем, эта жирная скотина пряталась по щелям, а теперь снова выползла на свет. И Тоху выдвинулся с целью выколотить из обнаглевшего хама все, что потребно для раненых. По пути он встретил Шару, и разговор с ним настрой прапорщика усугубил. Логистик только что схлестнулся с квартирмейстером. Военный городок пусть и меньше пострадал от бомбежки, но все-таки часть зданий была либо уничтожена, либо стала непригодна для использования. В том числе и складские здания. Надо было занять бункеры и подвалы, которые сейчас не использовались как жилье или убежища. А таких осталось немного. Шару и Кяку, как и следовало ожидать, не поделили полезные площади, и логистик, хоть и был выше званием, не сумел настоять на своем.

— Эта сволочь! — орал он на всю площадь — Тоху никогда не слышал, чтоб штабс-капитан так орал, причем будучи совершенно трезвым. — Он говорит, что всеми складами ведает он, и только полковник может ему приказывать! Кяку этот хренов со своей шайкой и так все уворованное добро по подвалам попрятал, пока люди под бомбами мерли, а теперь хочет еще на том, что уцелело, ручонки нагреть? Он, сука, башкой думает или жопой? Кому он собирается товар свой сбывать? Крысам в пустыне? Накрылась лавочка — ни поездов, ни машин! Мы тут с голоду сдохнем все, прежде чем дорогу починят!

— Мы, может, и сдохнем, — сквозь зубы отвечал Тоху, — а Кяку на ящиках с консервами будет сидеть, пока дорогу заново не протянут. Ну, может, с полковником поделится. И еще кой с кем.

Поскольку разговаривали они не скрываясь, вокруг начали скапливаться солдаты, которым до предмета разговора еще как было дело. Одни уже прознали про аферу с лекарствами, а большинству было просто нечего жрать.

— Думаешь, досидит? Ну так я тебя порадую — это вряд ли. Конфедераты как пить дать вернутся, с моря ли, по воздуху, один хрен — подкрепления нам сейчас не видать. Так что перебьют нас всех раньше, чем с голодухи перемрем. Одна радость — и Кяку тоже грохнут.

— Ну уж я такой радости дожидаться не собираюсь. Что надо — сами возьмем, верно я говорю?

Солдаты дружно поддержали господина прапорщика, и когда он решительно зашагал к временной резиденции Кяку, потянулись за ним. Тоху не зря повышал голос — поддержка ему сейчас никак не помешала бы. Только вот логистик по пути отстал. Видно, не верил он в способность Тоху добыть лекарства и жратву даже при поддержке рядового состава. Пожары ли, бомбы ли — такие, как Кяку, всегда выкрутятся и останутся в барыше. Ну и полковник, прикрывающий квартирмейстера, никуда со своего поста не делся.

Так же рассуждал и сам Кяку, сидевший в своей временной конторе, обустроенной после налета. Кто-то из каптенармусов уже успел доложить ему о намерениях Тоху, и появление прапорщика в конторе не стало для него неожиданностью. Он нисколько не выглядел напуганным, наоборот, взирал на молодого человека с явным злорадством.

— А валил бы ты отсюда, щенок пандейский, — заявил он в ответ на требования незамедлительно выдать лекарства для госпиталя и консервы для солдат. — Какие такие лекарства? Может, доктор Тамаш кому их и сбывал, так с него и спрашивай, я знать ничего не знаю. И разбазаривать казенные продукты не дам и никому не позволю. И нечего на меня глазенки таращить, видели мы таких и похлеще обламывали. Что я, не знаю, о чем Шару сейчас тявкал? Мол, отрезало нас от большой земли? А Кяку через жадность последний ум потерял? Так Кяку вас всех умнее. Радио-то работает. И господин полковник поддержку с воздуха уже запросил. Нас вертолетами отсюда вскорости всех заберут, а вы и правда подыхайте как хотите. Вам и конфедератских бомб не надо — сами друг дружку перегрызете через пару недель.

Тоху задыхался от ярости. При всей его ненависти к квартирмейстеру то, что тот говорил, было весьма похоже на правду.