Алексей Писемский - В водовороте

• Название: В водовороте
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Ecoutez, mon cher!* - обратилась она к нему после некоторого раздумья. - Князь Григоров не секретничает с вами об Елене?

______________

* Послушайте, мой дорогой! (франц.).

- Нет, не секретничает, - отвечал барон.

- Съездите к нему, будьте так добры, и расскажите все это! - заключила Анна Юрьевна.

Барон сделал гримасу: ему очень не хотелось ехать к Григоровым, так как он предполагал, что они, вероятно, уже знали или, по крайней мере, подозревали об его отношениях к Анне Юрьевне, а потому он должен был казаться им весьма некрасивым в нравственном отношении, особенно княгине, которую барон так еще недавно уверял в своей неизменной любви; а с другой стороны, не угодить и Анне Юрьевне он считал как-то неудобным.

- Пожалуйста, - повторила между тем та.

Барон, нечего делать, поднялся и поехал, а через какой-нибудь час вернулся и привез даже с собой князя. Сей последний не очень, по-видимому, встревожился сообщенным ему известием, что отчасти происходило оттого, что все последнее время князь был хоть и не в веселом, но зато в каком-то спокойном и торжественном настроении духа: его каждоминутно занимала мысль, что скоро и очень скоро предстояло ему быть отцом. О, с каким восторгом и упоением он готов был принять эту новую для себя обязанность!..

- Я рад с своей стороны, что Елена не будет служить, - сказал он Анне Юрьевне.

- Но я зато не рада!.. - возразила она. - Тут они затронули меня!.. Я сама должна через это бросить мое место.

- И то отлично, что вы бросаете место!.. Разве в России можно служить? - подхватил князь.

- Я также нахожу, что отлично кинуть подобную должность, - подтвердил и барон.

Ему давно хотелось навести как-нибудь Анну Юрьевну на эту мысль с тем, чтобы удобнее было уговорить ее ехать сначала за границу, а потом и совсем поселиться в Петербурге.

Анна Юрьевна, однако, доводами своих кавалеров мало убедилась и оставалась рассерженною и взволнованною.

Князь после того поехал сказать Елене о постигшей ее участи и здесь встретил то, чего никак не ожидал: дверь ему, по обыкновению, отворила Марфуша, у которой на этот раз нос даже был распухшим от слез, а левая щека была вся в синяках.

- Дома Елена Николаевна? - спросил он ее.

- Нет-с, никак нет! - ответила Марфуша, едва удерживаясь от рыданий.

- Но где же она? - спросил с беспокойством князь.

- Они совсем от маменьки уехали-с.

- Как совсем уехала? Куда уехала?

- В гостиницу Роше какую-то!.. Дворник сейчас и платья ихние повез туда за ними.

Князь понять ничего не мог из всего этого.

- Что же она рассорилась, что ли, с матерью? - спросил он.

- Не знаю-с, - отвечала Марфуша, недоумевавшая, кажется, говорить ли ей правду или нет.

- А Елизавета Петровна где? - спросил князь.

- Они дома-с.

Как ни противно было князю каждый раз встречаться с Елизаветой Петровной, но на этот раз он сам назвался на то, чтобы узнать от нее, что такое случилось.

- Поди, доложи, примет ли она меня? - сказал он Марфуше.

Та пошла.

- Пожалуйте, просят-с, - сказала она, возвратясь к нему в переднюю.

Князь пошел.

Елизавета Петровна приняла князя у себя в спальне и лежа даже в постели. Лицо у нее тоже было заплаканное и дышавшее гневом.

- Что Елена-то Николаевна ваша наделала со мной!.. - произнесла она тотчас же, как князь вошел.

- Что такое? - спросил тот.

Елизавета Петровна злобно усмехнулась.

- Разгневаться изволила... Эта сквернавка, негодяйка Марфутка, чесался у ней язык-то, - донесла ей, что управляющий ваш всего как-то раза два или три приходил ко мне на дачу и приносил от вас деньги, так зачем вот это, как я смела принимать их!.. И таких мне дерзостей наговорила, таких, что я во всю жизнь свою ни от кого не слыхала ничего подобного.

Князь слушал Елизавету Петровну с понуренной головой и с недовольным видом; ему, видимо, казалось все это вздором и бабьими дрязгами.

- И все это по милости какой-нибудь мерзкой девки, - продолжала между тем та, снова приходя в сильный гнев. - Ну, и досталось же ей!.. Досталось!.. Будет с нее...

Елизавета Петровна, в самом деле, перед тем только била и таскала Марфушу за волосы по всем почти комнатам, так что сама даже утомилась и бросилась после того на постель; а добродушная Марфуша полагала, что это так и быть должно, потому что очень считала себя виноватою, расстроив барыню с барышней своей болтовней.

- Что ж, Елена Николаевна совсем от вас уехала? - спросил князь Елизавету Петровну.

- Совсем!.. Говорит, что не хочет, чтобы я ею торговала. Я пуще подбивала ее на это... Жаль, видно, стало куска хлеба матери, и с чем теперь я осталась?.. Нищая совсем! Пока вот вы не стали помогать нам, дня по два сидели не евши в нетопленных комнатах, да еще жалованье ее тогда было у меня, а теперь что? Уж как милостыни буду просить у вас, не оставьте вы меня, несчастную!

Елизавета Петровна повернулась при этом на своей постели и спустила одну руку до самого пола, как бы представляя, что она кланяется до земли.

- Будете вы обеспечены, этим не тревожьтесь! - сказал ей тот с досадой и собираясь уйти.

- А нынешний-то месяц получу ли, что прежде получала? Он уж весь прошел!.. - проговорила Елизавета Петровна кротким голосом.

- Получите и за нынешний и за будущий, - отвечал ей князь, выходя в залу и явно презрительным тоном.

Сев в карету, он велел как можно проворнее везти себя в Роше-де-Канкаль. Елена взяла тот же нумер, где они обыкновенно всегда встречались. При входе князя она взмахнула только на него глазами, но не тронулась с своего места. За последнее время она очень похудела: под глазами у нее шли синие круги; румянец был какой-то неровный.

- Прекрасно, отлично со мной вы поступали! - говорила она, подавая, впрочем, князю руку, когда тот протянул свою.

- Что такое я поступал? - отвечал тот, смеясь.

- Ничего!.. Смешно это очень!.. - продолжала искренно сердитым голосом Елена. - Хоть бы словом, хоть бы звуком намекнул мне, что у них тут происходит: хороша откровенность между нами существует!

- В чем тут откровенности-то быть, - я даже не знаю!..

- Как вы не знаете? - воскликнула Елена. - Вы знали, я думаю, что я всю честь мою, все самолюбие мое ставила в том, чтобы питаться своими трудами и ни от кого не зависеть, и вдруг оказывается, что вы перешепнулись с милой маменькой моей, и я содержанкой являюсь, никак не больше, самой чистейшей содержанкой!

- Содержанкой, выдумала что!.. - произнес князь.

- Как же не содержанкой? Мать мне сама призналась, что она получала от вас несколько месяцев по триста рублей серебром каждый, и я надеюсь, что деньги эти вы давали ей за меня, и она, полагаю, знала, что это вы платите за меня!.. Как же вы оба смели не сказать мне о том?.. Я не вещь неодушевленная, которую можно нанимать и отдавать в наем, не спрашивая даже ее согласия!

- Я единственно не сказал тебе потому, что этого не желала мать твоя.

- А вы разве не знали, что за существо мать моя?.. Разве я скрывала от вас когда-нибудь ее милые качества? Но, может быть, вам ее взгляд на вещи больше нравится, чем мой; вам тоже, может быть, желалось бы не любить меня, а покупать только!..

- Я не покупал вас, а делился с вами тем, чего у меня избыток: вы сами собственность считаете почти злом, от которого каждому хорошо освободиться!

- Да-с, прекрасно!.. - возразила ему с запальчивостью Елена. - Это было бы очень хорошо, если бы вы весь ваш доход делили между бедными, и я с удовольствием бы взяла из них следующую мне часть; но быть в этом случае приятным исключением я не желаю, и тем более, что я нисколько не нуждалась в ваших деньгах: я имела свои средства!

- Но ваши средства были так ничтожны, что на них нельзя было существовать. Елизавета Петровна мне призналась, что до моей маленькой помощи вы не имели дров на что купить, обеда порядочного изготовить, и если вам не жаль себя и своего здоровья, так старуху вам в этом случае следует пощадить и сделать для нее жизнь несколько поспокойнее.

- Я нисколько не обязана эту старуху особенно успокоивать! - возразила Елена.

- Как не обязаны!.. Она вам мать! - воскликнул даже с удивлением князь.

- Что ж такое мать! - отвечала, в свою очередь, с запальчивостью Елена.

Князь пожал на это плечами.

- То, что в нас есть чисто инстинктивное и совершенно бессознательное чувство любви родителей к детям и детей к родителям! - возразил он ей.

- Да, родителей к детям - это так: и оно дано им природой в смысле поддержания рода, чтобы они берегли и лелеяли своих птенцов; дети же обыкновенно наоборот: как получат силы, в них сейчас является стремление улететь из родного гнезда. Конечно, есть родители, которые всех самих себя кладут в воспитание детей, в их будущее счастье, - те родители, разумеется, заслуживают благодарности от своих детей; но моей матери никак нельзя приписать этого: в детстве меня гораздо больше любил отец, потом меня веселил и наряжал совершенно посторонний человек, и, наконец, воспитало и поучало благотворительное заведение.