Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

• Название: Гевара по прозвищу Че
• Автор: Пако Тайбо II
• Жанр: Биографии и Мемуары

Его жизнь была полна приключений и борьбы, его смерть окружена тайной, его влияние на современников и потомков огромно, и каждое приходящее поколение открывает его для себя заново. Каков он был, Гевара по прозвищу Че, аргентинец, принятый кубинским народом как сын, человек, научивший латиноамериканцев сражаться за свою свободу?

Пако Игнасио Тайбо И, писатель и ученый, не просто рассказывает о жизни и борьбе Эрнесто Гевары, но и раскрывает многие загадки, связанные с жизнью и смертью.Че, предавая огласке архивные документы, ранее недоступные исследователям.

Биография Эрнесто Че Гевары, принадлежащая перу Пако Игнасио Тайбо II, получила широкое признание и стала мировым бестселлером.

---

Вначале Че говорил о том времени, когда повстанцы находились в Мексике, и о некоторых членах Д26, ветеранах штурма Монкады, которые позднее отошли от революции, так как считали, что вся проблема заключалась только в том, чтобы просто избавиться от Батисты и захватить власть.

Он подробно рассказал о партизанах как о группе с широким диапазоном взглядов, физически разбитой, но продолжавшей борьбу. С тех самых пор, как они "расположились в горах Сьер-ра-Маэстры, но не приросли к ним", важнейшим фактором стало присоединение к партизанам кампесинос. Именно они ("приходившие к нам соломенные шляпы") были запуганы и озлоблены действиями армии Батисты, а притягивало их звучание двух волшебных слов: аграрная реформа.

И здесь он нашел свой якорь, понял смысл своего присутствия, свое место в структуре происходящего: напоминать о социальном содержании революции и в особенности об аграрном элементе.

За те недели января, пока Че определял свои первые реакции на происходящее, ему уже пришлось коснуться этого вопроса. В опубликованной статье "Крестьянская война и население" он говорил о принудительном изгнании кампесинос силами армии. Это выглядело так, словно он желал вспомнить об аграрной составляющей революционного движения, в котором теперь стали доминировать города.

Как только точка опоры была найдена, он рассмотрел апрельскую забастовку 1958 года лишь с одной точки зрения: "В результате Движение 26 июля усилилось, а опыт открыл его лидерам важную истину... что революция не принадлежит той или иной группе, а должна быть делом всего кубинского народа".

Затем он еще раз упомянул о тех настроениях крестьянского населения, которые взрастили в нем партизаны: "Ни в Сьерра-Маэстре, ни где-либо еще ни один мужчина и ни одна женщина в Повстанческой армии никогда не забывали о своей основной миссии, которая заключалась в том, чтобы улучшить участь кампесинос, включить их в борьбу за землю".

Основной темой его выступления была история Повстанческой армии, но он снова и снова возвращался к своему главному тезису. Рассказывая об истории контрнаступления, а потом и наступления партизанских колонн, Че сказал:

"Кампесинос были теми невидимыми соратниками, которые делали все, что сами повстанцы были сделать не в состоянии. Они снабжали нас информацией, наблюдали за врагом, выясняли его слабые места, моментально доставляли срочные донесения и вели разведку непосредственно в рядах армии Батисты".

Далее Че вспомнил о впечатлении от тех десяти тысяч коров, которых арендаторы по весьма настойчивому требованию повстанцев вернули кампесинос: "Крестьянские дети впервые выпили молока и попробовали говядины". И сравнил: "А диктатура в свое время постоянно давала им лишь горящие дома, выселение и смерть... Напалмовая бомба, сброшенная на кофейную плантацию, означала уничтожение всего живого на площади 2100 квадратных метров; то, что было разрушено за минуту, придется восстанавливать пять или шесть лет". Рассказывая о кампании в Лас-Вильясе, он подчеркнул: "Мы двигались вперед, используя лозунг аграрной реформы как головной отряд Повстанческой армии".

В конце концов он дошел до января 1959 года: "Аграрная революция не закончилась с принятием Закона № 3"' . Он подчеркнул необходимость борьбы против крупных землевладений и не слишком ясно, но все же возразил против мысли о том, что конфискованная собственность должна быть, согласно Конституции, предварительно оплачена наличными. Когда дело дошло до -формирования программы, пафос был ясен: империализм - это враг, а "крупные землевладения - корень всего экономического зла". Че заявил, что "реформаторам следует ожидать противодействия со стороны тех, кто контролирует 75 процентов кубинского рынка". Таким образом, он предсказал агрессию со стороны США, происшедшую как раз тогда, когда недовольство в империи социальными реформами, проводившимися на Кубе, достигло крайней степени (проблема, которую он сформулировал в газете "Революсьон" от 20 января). Это говорила в нем память о Гватемале.

"Мы располагаем инструментом для проведения изменений в той же степени, в какой образовавшаяся демократия вооружена. У нас есть Повстанческая армия, которая должна быть на передней линии любой борьбы, но наша армия еще не обучена выполнению недавно обретенных обязанностей". Ее следовало обучить и военному делу, и чтению, и письму. Важно отметить, что в мыслях Че на переднем плане в то время была Повстанческая армия, партии революционного фронта, люди из Сьерры. Движение 26 июля, которое он воспринимал как мешанину тенденций с преобладанием городского среднего класса, не занимало высшего положения в его сознании.

Он закончил словами: "Наша революция означала, ... что все выдуманные в креслах теории - это всего-навсего теории... Аграрные революции нужно совершать; нужно сражаться в горах, а затем нести революцию в города". Он говорил не только о Кубе, но и обо всей остальной Латинской Америке.

30 января Че в Гаване посетил советский журналист Василий Чичков. Че мучился от приступа астмы, ему делали уколы, он пластом лежал в постели, в нижней рубашке и теплых носках.

Облик комнаты поразил русского гостя своей спартанской обстановкой: винтовка "М-1" и пистолет в кобуре, висящие на гвозде две кровати, комод и старое зеркало1. Вот как Чичков описал эту встречу:

"Комната Гевары маленькая, может, метров двенадцать. Вдоль стены две железные кровати. Между ними комод и старинное зеркало. На комоде разбросаны длинные толстые сигары, лежат какие-то служебные бумаги...

Гевара сидит на кровати в зеленых солдатских брюках, в белой майке без рукавов, босиком. На большом гвозде, вбитом в стену, висит автомат, пистолет и другое снаряжение командира...

После взаимных приветствий я попросил прежде всего разрешения сфотографировать Гевару. Без особой охоты он натянул на себя гимнастерку, надел фуражку (но не ботинки), и фото было сделано.

- Скажите, пожалуйста, как вы определяете классовый состав участников вашей революции? - начал я, вынимая блокнот и ручку.

- Революцию делали главным образом крестьяне, - негромко начал Гевара. - Я думаю, что среди повстанцев было шестьдесят процентов крестьян, десять процентов рабочих и десять процентов представителей буржуазии. Правда, рабочие очень помогли нам забастовочной борьбой. Но все-таки основа революции - крестьяне.

У Гевары черные, очень большие и очень грустные глаза. Длинные волосы до плеч придают лицу поэтический вид. Гевара очень спокоен, говорит не спеша, даже с интервалами, будто подбирая слово к слову".

Внезапно в комнату вошел Фидель, за ним, чуть погодя, ль Кастро и Вильма Эсприн. Оставив русского потерянно оять в стороне, Фидель и Че сели рядом на кровати и принялись с заговорщицким видом о чем-то негромко беседовать.

Было ли предметом их разговора будущее только что начавшейся революции?

24. Битва за аграную реформу.

5 февраля 1959 года у майора Гевары, кажется, нашлось немного свободного времени, и он смог взяться за корреспонденцию и ответить на письма, которые наверняка приходили в Ла-Кабанью начиная с самых первых дней революции. Сохранилось семь из его ответов, три из которых адресованы людям, вызвавшимся добровольцами направиться на борьбу за освобождение Санто-Доминго. Че говорит этим людям, что их присутствие необходимо Кубе именно сейчас, когда "там имеются огромные трудности, которые надо преодолеть". В другом он пишет Уильяму Моррису из Флориды по поводу расизма: "Вы можете быть абсолютно уверены, что через несколько лет различие между черными и белыми станет только вопросом цвета кожи, как это и должно быть". Он благодарит поэта Педро Ревоэльту за стихи и песни, заканчивая письмо приветствием "от революционера, которому так и не удалось стать поэтом". В последнем письме своему соотечественнику в Буэнос-Айрес он говорит о самой жгучей из проблем Кубы того времени: "Расстрелы не просто необходимы для народа Кубы, но и приказы о них также отдаются народом".

7 февраля "Эль офисьяль" опубликовала невразумительный декрет, из которого следовало, что майорам Повстанческой армии, рожденным за границей и носившим это звание в ходе революции по меньшей мере в течение года, присвоена кубинская национальность, равносильная "приобретенной по праву рождения". Было совершенно ясно, что при создании декрета имелся в виду один-единственный человек, майор Эрнесто Гевара, получивший таким образом полное и окончательное признание.

Че дебютировал в качестве кубинца по национальности уже на следующий день, выступив с очень радикальной речью в пользу аграрной реформы. В ней он снова отождествлял себя с крестьянами. "Теперь я настоящий сельский житель; городской воздух не для меня". В Эль-Педреро, где во время кампании в Лас-Ви-льясе был построен один из лагерей его колонны, он провозгласил призыв к радикальным действиям в аграрной политике: