Жак Аттали - Карл Маркс: Мировой дух

• Название: Карл Маркс: Мировой дух
• Автор: Жак Аттали
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03092-3

Десятки лет учение Карла Маркса было официальной идеологией Советского Союза и ряда других стран. Все это время подлинный Маркс находился в тени: его теории «дополнялись» и искажались, его ошибки замалчивались, его многогранная противоречивая личность втискивалась в рамки канонического жития. Реакцией на это стали исследования, где Маркс предстает в совершенно неожиданном свете. Среди них и книга Жака Аттали — французского политика, политолога, экономиста, одного из ведущих теоретиков глобализации и «нового мирового порядка». Скрупулезно исследуя биографию Маркса, его семейную жизнь, здоровье, отношения с друзьями и врагами, автор главное внимание уделяет творческому наследию своего героя. Вопреки привычным представлениям он видит в Марксе не предтечу тоталитарных режимов, а приверженца демократии, либерализма и рыночных отношений. С этим можно соглашаться или спорить, но книгу Ж. Аттали, переведенную на многие языки, необходимо прочитать всем, кого интересует фигура основателя научного коммунизма.

Перевод осуществлен по изданию: Jacques Attali. Karl Marx ou l'esprit du monde. Paris: Fayard, 2005.

---

Вернувшись в Лондон в конце апреля, Карл написал молодой женщине недвусмысленное письмо, закончив его так: «А теперь прощай, моя маленькая чаровница, и не забывай совсем твоего странствующего рыцаря».

В том же 1865 году Льюис Кэрролл поведал о приключениях Алисы в Стране чудес; Клод Бернар изложил «Введение в изучение экспериментальной медицины»; Жюль Верн издал «С Земли на Луну». В Мюлузе текстильные фабриканты Дольфус и Кёхлин выстроили городок — несколько сотен домов для своих рабочих. В Биаррице Наполеон III встретился с Бисмарком и заверил его, что в случае конфликта (теперь уже весьма вероятного) между Пруссией и Австрией Франция будет сохранять нейтралитет. В Южной Германии была основана Народная партия Германии, намеревавшаяся противостоять гегемонии Пруссии путем установления децентрализованной федеративной республики.

Либкнехт в том году поселился в Лейпциге и словно нехотя примкнул к Всеобщему германскому рабочему союзу, которым руководили преемники Лассаля; там он познакомился с Августом Бебелем — молодым рабочим, с которым временно объединится, но вскоре создаст свою собственную партию, ближе стоящую к идеям Маркса. В самом деле, в том же году Маркс объяснил в письме трем берлинским рабочим, что ошибка Лассаля в утверждении возможности цезаризма, построенного на демократических принципах.

Влияние Интернационала теперь ощущалось в Испании, Австрийской империи и Нидерландах; во Франции Варлен, руководивший прошлогодними стачками, добился того, чтобы Интернационал в некоторых случаях взял на себя полномочия вмешиваться и препятствовать привозу зарубежной рабочей силы на предприятия, парализованные забастовками, и чтобы на массовых демонстрациях за независимость Италии или Ирландии прозвучали пацифистские лозунги. Интернационал основывал газеты в тех странах, в которых возникали его отделения. От собрания к собранию Маркс вычерчивал контуры новой организации, бразды правления которой взял в свои руки, и сам занимался экономическим и политическим образованием ее членов. Так, когда весной Гражданская война в Америке закончилась капитуляцией южного командующего Роберта Ли, Карл составил от имени Генерального совета обращение к Аврааму Линкольну, напомнив, что веком раньше идея о «великой демократической республике» впервые возникла в Америке, дав толчок к революции в Европе.

2 и 8 мая на Генеральном совете Интернационала Маркс произнес две речи (опубликованные после его смерти под названием «Зарплата, цена и прибыль»), в которых он впервые изложил свою концепцию связи между трудом, эксплуатацией и прибылью: труд по своей природе проигрывает в силе капиталу. Это более «скоропортящийся» товар, чем все прочие. Его нельзя накапливать. По Марксу, эксплуатация характеризуется использованием времени: в отличие от капиталиста, который может себе позволить складировать продукцию своих фабрик, рабочий, не продавший свою дневную рабочую силу, окончательно утрачивает ее стоимость. Из этого Маркс заключает, вопреки утверждениям английских тред-юнионистов, что политическая борьба важнее профсоюзной: если рабочий класс пойдет на попятный в своей ежедневной борьбе с капиталом (то есть если откажется от профсоюзных акций), он, конечно, лишит себя возможности предпринять то или иное масштабное действие, но рабочие не должны преувеличивать конечного результата этой повседневной борьбы, которая является борьбой со следствием, а не с причиной. Они должны начертать на своем знамени революционный девиз: «За отмену наемного труда!» — что и является конечной целью. Иначе говоря, тред-юнионов недостаточно — необходима политическая деятельность, чтобы радикально изменить общество, выведя его за рамки рыночных отношений. Английские тред-юнионы, между прочим, стоявшие у истоков Интернационала, уже не узнавали своей организации — Карл и его сподвижники ее у них в буквальном смысле слова умыкнули. Вскоре тред-юнионы из нее выйдут.

Маркс стал здесь полновластным хозяином, как каждый раз, когда в его руках оказывалась хоть крупица власти. Он подавил всех своим авторитетом, как в ту ночь, когда забрал бразды правления Интернационалом. Он устанавливал повестку дня заседаний, составлял документы, определял линию партии, не терпя никаких возражений, никогда не лишая себя удовольствия сразить спорщика меткой остротой. Поскольку он хотел «иметь точное и положительное представление об условиях, в которых работает и живет пролетариат», то неустанно вел со своими коллегами по товариществу беседы о положении мирового рабочего класса, превратив Интернационал в пункт сбора информации для своей научной работы.

В ответ на его действия по захвату власти внутри этой еще весьма небольшой организации один за другим начали возникать заговоры. Уже летом 1865 года итальянец Мадзини с помощью соотечественников, входящих в Генеральный совет, попытался собрать большинство делегатов на Первый ежегодный конгресс Интернационала, который, согласно уставу, должен был пройти в сентябре. Почуяв опасность, Карл (в нарушение им же самим составленного устава) добился, чтобы вместо конгресса провели «подготовительное совещание» в Лондоне. На него были допущены только члены Генерального совета, а среди них сподвижников Карла было большинство.

В том же году, но чуть позже, против него выступил Бакунин, ставший самым непримиримым его противником. В самом деле, между ними не было ничего общего. Маркс был коммунистом: он хотел, чтобы посредством международной солидарности трудящихся коммунистические партии захватили власть в государствах через выборы, там где это возможно. Бакунин был анархистом: он стремился уничтожить государство и всякую власть; он отвергал само существование Интернационала; кроме того, он хотел навязать социалистам атеизм, что вывело бы из Интернационала большинство его британских членов, многие из которых поддерживали Карла. Наконец, Карл был евреем, а Бакунин — антисемитом.

В том же году произошла приятная неожиданность: Женни получила телеграмму о возвращении в Европу ее брата, которого она не видела шестнадцать лет! Эдгар фон Вестфален вернулся из Америки «таким переменившимся, больным, несчастным, что его невозможно узнать», — писала она своей подруге Эрнестине, жене Вильгельма Либкнехта, которая жила теперь в Дрездене. Эдгар рассказал сестре, что три года воевал в Техасе, настрадался, потом выполнял кое-какую мелкую работу для крупных помещиков и, наконец, все потерял во время Гражданской войны. Главное — он утратил свои мечты. Теперь он хотел одного — вернуться в Пруссию и получить там место чиновника с помощью сводного брата Фердинанда. У Марксов он прожил полгода и был желанным, но «разорительным гостем». Карл писал Фридриху: «Какая странная ирония судьбы в том, что Эдгар (который всегда эксплуатировал только самого себя и „работал“ только в самом узком смысле этого слова) испытал ужасы войны, работая на эксплуататоров-рабовладельцев! И какая ирония в том, что мы оба на какое-то время оказались разорены войной в Америке!» В самом деле, Эдгар был разорен из-за боев в южных штатах, а Карл — из-за прекращения сотрудничества с «Нью-Йорк дейли трибюн». «Эдгар ведет растительное существование, — добавляет Карл. — Он даже больше не интересуется женщинами. Его сексуальный инстинкт перешел в желудок». Для Женни, испытавшей радость встречи, его отъезд стал большим облегчением. Он уехал в ноябре в Берлин, где Фердинанд подыскал ему место скромной канцелярской крысы.

В 1866 году, по настоянию Фридриха, Карл стал уделять меньше времени ежедневному присмотру за Интернационалом и попытался закончить «большую книгу». Но каждый раз, когда он решался приняться за нее всерьез, работа прекращалась из-за болей в печени или гриппа. На самом деле он становился патологическим перфекционистом. Лафарг, который отныне бывал у него каждый день, отмечает: «Никогда он не обопрется на факт, в котором не будет совершенно уверен. Никогда не позволит себе рассуждать на какую-либо тему, не изучив ее досконально. Он не опубликовал ничего, что не переделал бы несколько раз, в поиске наилучшим образом подходящей формы. Самая мысль представить на суд публики недостаточно проработанное исследование была ему невыносима. Показать свои рукописи, не наведя на них окончательный глянец, было бы для него пыткой. Это чувство было настолько сильным, что он предпочел бы (он сам сказал мне это однажды) сжечь свои рукописи, чем оставить их незавершенными».

К неугодным ему мыслителям Маркс по-прежнему беспощаден. Прочитав, например, в том году «Курс позитивной философии» Огюста Конта, через тридцать лет после его опубликования, он заявил, что книга плохая, что он прочел ее лишь потому, что англичане и французы наделали столько шуму по поводу ее автора, он же ничего не вынес для себя из этого чтения. Зато если автор ему нравился, Карл охотно цитировал его и с маниакальной внимательностью следил за точностью своих цитат. Лафарг добавляет: «Он считал своим долгом назвать писателя, первым высказавшего ту или иную идею или нашедшего для нее наиболее точное выражение, даже если это был незначительный и мало кому известный писатель. Его литературная совесть была так же строга, как научная».