Жак Аттали - Карл Маркс: Мировой дух

• Название: Карл Маркс: Мировой дух
• Автор: Жак Аттали
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03092-3

Десятки лет учение Карла Маркса было официальной идеологией Советского Союза и ряда других стран. Все это время подлинный Маркс находился в тени: его теории «дополнялись» и искажались, его ошибки замалчивались, его многогранная противоречивая личность втискивалась в рамки канонического жития. Реакцией на это стали исследования, где Маркс предстает в совершенно неожиданном свете. Среди них и книга Жака Аттали — французского политика, политолога, экономиста, одного из ведущих теоретиков глобализации и «нового мирового порядка». Скрупулезно исследуя биографию Маркса, его семейную жизнь, здоровье, отношения с друзьями и врагами, автор главное внимание уделяет творческому наследию своего героя. Вопреки привычным представлениям он видит в Марксе не предтечу тоталитарных режимов, а приверженца демократии, либерализма и рыночных отношений. С этим можно соглашаться или спорить, но книгу Ж. Аттали, переведенную на многие языки, необходимо прочитать всем, кого интересует фигура основателя научного коммунизма.

Перевод осуществлен по изданию: Jacques Attali. Karl Marx ou l'esprit du monde. Paris: Fayard, 2005.

---

Восьмого марта 1917 года рабочие Путиловского завода в Петрограде устроили забастовку, выступив против тех, кто обрекал их на голодное существование, и присоединились к маршу, организованному по случаю Международного женского дня. Редко кто кричал «Долой царя!». В последующие дни манифестации возобновились. В воскресенье 11 марта армия стреляла по толпе. Были убиты сорок человек. Солдаты и рабочие стали брататься и создали Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. К ним примкнули несколько меньшевиков, депутатов Государственной думы, под руководством адвоката Александра Керенского и 15 марта предложили либералу князю Львову и Милюкову возглавить правительство. В тот же вечер царь отрекся от престола, но война продолжалась. В новое правительство вошли меньшевики.

Двадцать седьмого марта, в разгар коммунистического движения в Берлине и Петрограде, правительство кайзера зафрахтовало бронепоезд и обеспечило переезд Ленина и некоторых его товарищей из Швейцарии в Россию, точно так же как чуть раньше устроило переезд Рязанова, надеясь, что большевики дестабилизируют в Петрограде и новое правительство.

В самом деле, 7 (20) июля 1917 года, когда стало ясно, что Керенскому не удастся быстро подавить бунты, разжигаемые против него Лениным, было опубликовано постановление об аресте Ленина. Власти решили арестовать руководство большевиков, запретить их газеты, в частности «Правду», и отправить на фронт революционные воинские части Петрограда, чересчур подверженные большевистской пропаганде. Спасаясь от преследований, Ленин бежал в Финляндию. В начале июля некоторые коммунисты решили, что назрела революционная ситуация; Ленин был с ними не согласен. Правительство Керенского объявило о выборах в Учредительное собрание.

Керенский, принявший бразды правления из рук Милюкова, продолжил войну; генерал Брусилов, по-прежнему возглавлявший русские войска, 1 июля разбил немцев под Бржезанами. Сменивший его Корнилов продолжал одерживать победы. Потом русская армия развалилась. В сентябре немцы атаковали на севере. 3 сентября они заняли Ригу, 21-го — Якобштадт.

Эсеры, которых поддерживало крестьянство, получили большинство в Учредительном собрании — 419 мест против 168 у большевиков, 18 — у меньшевиков, 17 — у кадетов и 81 — у всех прочих.

Рязанов, назначенный в апреле народным комиссаром путей сообщения в Одессе, был избран представителем этого украинского портового города в Учредительном собрании и членом исполкома Союза железнодорожников.

Ленин написал 28 сентября из Финляндии обращение к Центральному комитету своей партии, оставшемуся в Петрограде, о необходимости тайной подготовки к восстанию. Не в силах не думать о судьбе Парижской коммуны (та продержалась только семьдесят два дня) и находясь под впечатлением от третьего «Воззвания» Маркса, а также от его статьи о государственном перевороте Наполеона III, он знал, что сможет захватить и удержать власть только в том случае, если установит союз с крестьянством. Но для него диктатура пролетариата должна установиться надолго. В письме к ЦК РСДРП[81] он дал теоретическое обоснование Октябрьской революции, попытался сделать точный тактический анализ действий, основанных на неверной интерпретации Маркса, которому он приписывает революцию любой ценой («революцию как искусство»), о чем Маркс никогда в жизни не писал:

«Вождь оппортунизма, Бернштейн, уже снискал себе печальную славу обвинением марксизма в бланкизме, и нынешние оппортунисты в сущности ни на йоту не подновляют и не „обогащают“ скудные „идеи“ Бернштейна, крича о бланкизме. Обвинять в бланкизме марксистов за отношение к восстанию, как к искусству! Может ли быть более вопиющее извращение истины, когда ни один марксист не отречется от того, что именно Маркс самым определенным, точным и непререкаемым образом высказался на этот счет, назвав восстание именно искусством, сказав, что к восстанию надо относиться, как к искусству, что надо завоевать первый успех и от успеха идти к успеху, не прекращая наступления на врага, пользуясь его растерянностью и т. д. и т. п. Восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это вопервых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это во-вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции. Это в-третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма. Но раз есть налицо эти условия, то отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции.

Чтобы доказать, почему именно переживаемый нами момент надо признать таким, когда обязательно для партии признать восстание поставленным ходом объективных событий в порядке дня и отнестись к восстанию, как к искусству, чтобы доказать это, лучше всего, пожалуй, употребить метод сравнения и сопоставить 3–4 июля с сентябрьскими днями. 3–4 июля можно было, не греша против истины, поставить вопрос так: правильнее было бы взять власть, ибо иначе все равно враги обвинят нас в восстании и расправятся, как с повстанцами. Но из этого нельзя было сделать вывода в пользу взятия власти тогда, ибо объективных условий для победы восстания тогда не было. 1. Не было еще за нами класса, являющегося авангардом революции. Не было еще большинства у нас среди рабочих и солдат столиц. Теперь оно есть в обоих Советах. Оно создано только историей июля и августа, опытом „расправы“ с большевиками и опытом корниловщины. 2. Не было тогда всенародного революционного подъема. Теперь он есть после корниловщины. Провинция и взятие власти Советами во многих местах доказывают это. 3. Не было тогда колебаний, в серьезном общеполитическом масштабе, среди врагов наших и среди половинчатой мелкой буржуазии. Теперь колебания гигантские: наш главный враг, империализм союзный и всемирный, ибо „союзники“ стоят во главе всемирного империализма, заколебался между войной до победы и сепаратным миром против России. Наши мелкобуржуазные демократы, явно потеряв большинство в народе, заколебались гигантски, отказавшись от блока, т. е. от коалиции, с кадетами. 4. Потому 3–4 июля восстание было бы ошибкой: мы не удержали бы власти ни физически, ни политически. Физически, несмотря на то, что Питер был моментами в наших руках, ибо драться, умирать за обладание Питером наши же рабочие и солдаты тогда не стали бы: не было такого „озверения“, такой кипучей ненависти и к Керенским, и к Церетели-Черновым, не были еще наши люди закалены опытом преследований большевиков при участии эсеров и меньшевиков. Политически мы не удержали бы власти 3–4 июля, ибо армия и провинция, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер. Теперь картина совсем иная. За нами большинство класса, авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы. За нами большинство народа, ибо уход Чернова есть далеко не единственный, но виднейший, нагляднейший признак того, что крестьянство от блока эсеров (и от самих эсеров) земли не получит. А в этом гвоздь общенародного характера революции. За нами выгода положения партии, твердо знающей свой путь, при неслыханных колебаниях и всего империализма, и всего блока меньшевиков с эсерами. За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход, показав значение нашего руководства всему народу „в дни корниловские“, затем предложив компромисс блокистам и получив отказ от них при условии отнюдь не прекращающихся колебаний с их стороны».

Чтобы навязать эту точку зрения, Ленин вернулся в Петроград 23 октября и добился принятия решения о вооруженном восстании с целью установить «диктатуру пролетариата». Большевики решили выступить под тремя лозунгами: «Мир народам», чтобы привлечь на свою сторону солдат; «Земля крестьянам», чтобы привлечь сельское население; и «Вся власть Советам» с оглядкой на солдат и рабочих. Затем он тотчас вернулся в Финляндию, предоставив Троцкому, которого он сделал своим заместителем, готовить восстание. Вернулся он 29 октября, сломил сопротивление Каменева и Зиновьева, которые опасались неудачи и хотели отсрочить восстание. В ночь с 6 на 7 ноября 1917 года большевики захватили опорные центры Петрограда и арестовали министров, заседавших в Зимнем дворце. Ленин возглавил правительство и заявил, что российское рабочее движение — авангард мирового пролетариата. Он назначил Троцкого наркомом иностранных дел. Ленин надеялся, что новая власть продержится, по меньшей мере, семьдесят два дня, как Парижская коммуна, и повторял фразу Маркса: «Принципы Коммуны вечны и не могут быть уничтожены; они вновь и вновь будут заявлять о себе до тех пор, пока рабочий класс не добьется освобождения». Но теперь он будет навязывать концепцию диктатуры пролетариата, в корне отличающуюся от концепции Маркса: по Марксу, это временное господство широкого большинства, уважающего права людей, свободу прессы, оппозиционные партии и разделение властей; Ленин же представлял ее как окончательную диктатуру определенного меньшинства.