Франсуаза Малле-Жорис - Бумажный домик

• Название: Бумажный домик
• Автор: Франсуаза Малле-Жорис
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-44055-7

Франсуаза Малле-Жорис — коллекционер простых вещей: обрывков фраз, ситуаций, анекдотов. Дети спорят за завтраком, домработница поет, забыв о грязной посуде, в квартиру забредают случайные люди и остаются ночевать… Из будничных происшествий Малле-Жорис мастерски вырисовывает жизнь в ее подлинной прелести.

За юмор и психологизм, за тонкую наблюдательность хозяйка «бумажного домика» удостоилась многих литературных премий. Ей также довелось быть вице-президентом Гонкуровской академии и членом Бельгийской королевской академии французского языка и литературы.

«Франсуаза Малле-Жорис великолепно передает трепет эмоций и свой ироничный, критический взгляд на ближних: ее талант в редкой естественности и верности жизни».

LʼExpress

---

В тот вечер я сказала Жаку:

— Ты должен нас нарисовать. Сделать большой портрет всех членов семьи. Мы, дети, звери, Долорес. Все художники так делают. Selbstbildnis.[1] Художник и его семья.

— К сожалению, сейчас я тяготею к абстрактной живописи, — заметил он, жуя свою трубку.

— Ну конечно. Значит, взваливаешь это, как всегда, на меня.

— Какое лицемерие!..

Я напишу эту картину. Но может ли картина дать ответ?

Полина

Полина. Ты любишь папу?

Я. Да.

Полина. И будешь любить всегда?

Я. Конечно.

Полина. А почему ты в этом так уверена?

Я. …

Полина. Вдруг ты однажды скажешь себе: ох, какой у него огромный нос!

Я. Но я люблю папу не за нос!

Полина. А я за нос. Мне его нос очень нравится. Но может и разонравиться.

Я. И что же ты будешь делать, если он тебе разонравится?

Полина. Ой! Бедный папа! Придется притворяться.

Долорес

Долорес живет с нами уже четыре года. Четыре года с перерывами: время от времени ее уносит буря страстей, и мы вступаем в период междуцарствия.

Долорес. Меня нужно звать не Долорес, это по-французски, а Долорес. Долорес значит «страдания», самое красивое имя на свете.

Я. Вот как?

Долорес. Но поскольку это слишком грустно, меня называют Лоло. Так современнее и похоже на кинозвезду.

* * *

Я. Долорес, я принимаю ванну.

Долорес. Ничего, меня это не смущает.

Она усаживается на табурет спиной ко мне — уступка моей стыдливости и правилам хорошего тона.

Долорес. Сигарету?

Я. С удовольствием.

Она раскуривает две сигареты, одну протягивает мне. В ванной царит первозданный хаос. Сквозь облезлые витражи весь дом напротив разглядывает меня в свое удовольствие. Витражи делали двенадцать лет назад, еще до нашей с Жаком свадьбы, когда наше зарождающееся чувство купалось в его сказочных проектах. И я тешила себя иллюзией, что такой мастер на все руки, как Жак, устроит для нас райский уголок, не уступающий экспозициям мебельных салонов.

Долорес. Пока вы принимаете ванну, я хоть передохну минут пять.

Я не решаюсь ей сказать, что лелеяла такую же мечту.

Долорес. Вчера я перестирала груду белья высотой с человека. Ох и умеют же они пачкать, эти дети! Вечером зато здорово повеселилась. Сегодня дел мало, и я загрустила. У меня в семье не любят прохлаждаться.

Я. Но ведь иногда так приятно отдохнуть.

Долорес. А вы разве когда-нибудь отдыхаете?

Я. Я… я стараюсь.

Долорес. Да вы даже в ванне книгу читаете.

Я. Но ведь это не работа.

Долорес. Самая настоящая работа! Когда я думаю, я так устаю. А вот сегодня всю ночь не спала и ничуть не устала. Ходила со своими испанцами из кафе в кафе, болтали.

Я. А ты встречаешься только с испанцами?

Долорес. С испанцами или марокканцами. Мы отлично ладим, от добра добра не ищут. У Кристины — у той одни португальцы. Зато она по крайней мере знает национальность своего сына, хоть ей и неизвестно, кто его отец.

В ванную незаметно начинает стекаться народ.

Хуанито[2] играет на полу с собачьим поводком, который потом придется разыскивать по всему дому. Полина исследует мою туалетную сумочку и посыпает себя тальком. Альберта слушает наш разговор. Пес и кошка Тэкси беззлобно дерутся.

Альберта (с интересом). Ей неизвестно, кто отец кого?

Долорес внезапно срывается с серьезного, сдержанного тона на пронзительный, типично испанский фальцет. Она вопит во все горло, но лицо ее, красивое и большое лицо испанской крестьянки, остается безмятежным.

Долорес. Вы когда-нибудь оставите вашу маму в покое, паршивцы вы этакие?

Паническое отступление. Пес стрелой вылетает из ванной, опрокидывая Полину, которая падает в облаке талька. Слезы. Альберта ретируется за дверь, но ушки у нее на макушке. Хуанито вцепляется в кошку.

Долорес (берет еще одну сигарету). Ох уж эти дети! Все-таки должно же быть у них хоть какое-то воспитание. Хуан не капризничал ночью?

Когда Долорес отправляется «слегка проветриться», она оставляет на мое попечение Хуана, красивого серьезного бутуза, немного мрачноватого и по-испански высокомерного; он устраивается в кровати между Полиной и Альбертой и покорно терпит материнские ласки моих дочерей.

Я. Нисколько не капризничал.

Полина (вновь появляется как по волшебству, вся белая с головы, до ног; пронзительным голосом). Еще как капризничал, я сказала ему: «Спи, мой золотой», — и спела колыбельную, а он как завопит, и тогда Альберта меня ущипнула.

Альберта (за дверью). Она пела ему прямо в ухо!

Полина (рыдая, в ярости). Нет! Нет! Она врет!

Я (слабым голосом, примиряюще). Может быть, он не любит музыку?

Долорес (возмущенно). Как? Кто, кто это не любит музыку? А вот мы сейчас посмотрим!

Взмахом руки она отшвыривает кошку, которую ее отпрыск терпеливо засовывал в полиэтиленовый мешок, ставит Хуанито прямо перед собой, кричит ему «Оле» и запевает какую-то дикую песню. Малыш послушно щелкает пальцами и подпрыгивает на месте, не теряя при этом своей врожденной серьезности. Некоторое время Долорес с восхищением любуется им, потом сгребает в охапку, покрывает поцелуями, кусает за щечку, но, заметив, что он весь мокрый, так же резко отшвыривает его на пол.

Долорес. Ох! Мое сокровище! Ох! Какой стыд!

Хуанито плюхается на пол, как тюфяк, на лету подхватывает кошку и принимается опять засовывать ее в мешок, в котором я наконец узнаю мешок от своей губки.

Я. Долорес, это мешок от моей губки.

Долорес (очень твердо). Все равно, губка теперь пропала. Так о чем мы говорили? Ах да, о Кристине. Она позорит Испанию.

Я. Из-за португальцев?

Долорес. Нет, не в этом дело… Она немножко блаженная, понимаете? И даже не замечает, как у нее дружки меняются. Она ни читать, ни писать не умеет.

Я. Теперь понятно.

Долорес. Только это тоже не оправдание. Честности не учатся, она в крови, как пасодобль. А Кристина нечиста на руку.

Я. Неужели?

Долорес. Да. Она ворует даже у друзей. Зато не выносит подарков. Попробуйте сделать ей подарок — она сразу обозлится. А вот стащить — пожалуйста. Сколько угодно. Я очень смеялась, когда она забеременела. Я сказала ей: «Уж от этого подарка ты не отвертишься».

Серебристый смех Альберты из-за двери. Долорес вскакивает.

Долорес. Ах ты паршивка! Шпионишь! У дверей подслушиваешь! Вот я тебе сейчас уши надеру! Без обеда останешься… Я тебе…

Альберта (холодно, высокомерно, чуть побледнев, принимает бой). Ты обязана, — бросает она, прекрасно зная, что накликает бурю.

Долорес (впадая в неистовство). Что значит — обязана? А тебе известно, сколько я могла бы получать в Марселе? Сто тысяч франков, и еще больше, да два выходных, да свой телевизор… А я до сих пор здесь торчу, потому что маму твою жалею.

Альберта (не сдаваясь). Все равно ты обязана кормить меня.

Долорес (обезумев). Никому я ничего не обязана! И никто меня не заставит. И почему это, скажи на милость, я обязана?

Альберта (с достоинством). Потому что я ребенок.

На мгновение Долорес столбенеет, пораженная неопровержимостью довода, но тут же гнев как маска слетает с нее, и она разражается смехом.

Долорес (призывая меня в свидетели). Ну что за прелесть эта девчушка!

Она хватает Альберту, целует. Альберта не сопротивляется, она невозмутима, как боксер, который, послав противника в нокаут, вынужден терпеть надоедливый, но неизбежный восторг толпы. Кошка задыхается в полиэтиленовом пакете. Хуан пытается сесть на нее верхом.

Долорес (совсем растрогавшись). Вы только взгляните на эту парочку, что за душки!

Я. Мне кажется, кошка вот-вот задохнется.

Долорес. Нет, нет… Сейчас я их разниму. Не стоит так волноваться по пустякам. (В порыве чувств.) Со следующего жалованья я куплю вам новую губку.

Я. Спасибо, Долорес.

Я вылезаю из ванны при большом стечении народа, отчаявшись обрести здесь отдохновение от превратностей жизни.

* * *

Долорес, оказавшись в период своих злоключений проездом во Франкфурте, купила там два пояса для чулок — купила исключительно из любви к прекрасному, потому что пояса она ненавидит и не носит. Пояса черные, по ним порхают розовые бабочки. В неудержимом порыве чувств: «Вот, возьмите! Я их ни разу не надевала. На блондинке они будут еще эффектнее». Теперь их ношу я.