Джон Катценбах - Что будет дальше?

• Название: Что будет дальше?
• Автор: Джон Катценбах
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02234-8

Джон Катценбах — сын крупного дипломата, американский писатель, сценарист, номинант литературной премии «Эдгар», которой отмечаются лучшие авторы детективного жанра; служил судебным репортером в Майами, публиковался в солидных периодических изданиях. Сейчас на его счету 12 романов, несколько успешно экранизированы. Первое произведение Джона Катценбаха, публикуемое на русском языке, — его недавно вышедший в свет роман «Что будет дальше?».

«Что будет дальше?» — название порно-садо-реалити-шоу. Вновь отснятые выпуски появляются на засекреченном интернет-сайте, за доступ к которому — за возможность узнать, что будет дальше! — любители такого видео платят бешеные деньги. Героями шоу становятся не по своей воле, а по принуждению умных и безжалостных преступников, эдаких Бонни и Клайда XXI века. Дьявольской изобретательности злоумышленников пытаются противостоять профессор психологии Адриан Томас и женщина-детектив Терри Коллинз. Успеют ли они спасти очередную жертву гения противозаконной режиссуры? Сумеют ли схватить за руку преступников-изуверов — или сами падут от их руки? На каждом новом витке сюжета читателю не дает покоя вопрос: ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?

---

Терри подумала, что, возможно, стоило сначала заехать в управление, заглянуть в кабинет, где вместе с тремя другими стоял и ее рабочий стол, и прихватить с собой дело семьи Риггинс. Впрочем, вряд ли Терри нашла бы в этих бумагах что-то новое для себя. Историю предыдущих побегов Дженнифер Риггинс она помнила едва ли не наизусть. Ей, как и прежде, не по душе было участвовать в этой нечестной игре: пытаться решить загадку, отгадка которой кроется совсем в иной плоскости. «Ладно уж, нет у тебя ничего, кроме догадок, — одернула себя Терри. — Значит, будешь действовать по правилам: заведешь дело о побеге несовершеннолетней, дальше — все в соответствии с инструкциями и схемами, предусмотренными для подобных случаев. В конце концов, скорее всего, даже понятно, где искать пропавшую; понятно и как, и когда примерно будет закрыто дело. Вот только… что-то здесь не так». Мысли инспектора Коллинз пошли по новому кругу. Неспроста Дженнифер так настойчиво пытается скрыться из этого вроде бы такого уютного и благополучного дома. Терри понимала, что вряд ли когда-либо докопается до истины в этом деле. Тем более что никому, похоже, и в голову не приходило заподозрить здесь что-то неладное. Оставалось вновь загнать свои подозрения в самый дальний угол сознания и сосредоточиться на фактах, а для этого взять показания у рыдающей матери и ее приятеля, четко и грамотно внести в протокол все подробности, которые наверняка окажутся, как под копирку, списаны с предыдущего случая.

У Терри Коллинз было поганое чувство, будто ее заставляют участвовать в каком-то обмане.

На крыльце она на мгновение замешкалась; рука, уже занесенная, чтобы постучать в дверь, застыла в воздухе. Терри вдруг представила себе собственных детей, которые сейчас мирно спали, даже не подозревая, что мать их вовсе не дремлет этажом ниже, готовая в любой миг проснуться, лишь только из детской донесется какой-нибудь непонятный или тревожащий звук. «Какие ж они еще маленькие! — облегченно вздохнув, подумала Терри. — Каких бы тревог и проблем ни готовили они матери — а избежать сложностей и неприятностей, разумеется, не удастся, — все это пока в далеком будущем».

Дженнифер раньше ступила на этот путь и уже далеко обогнала ее малышей.

«И не только на этом пути», — поморщившись, подумала Терри. Разобраться бы в этом, понять бы, отчего вдруг так повзрослела эта любительница побегов, что такое особенное она поняла, — глядишь, все стало бы на свои места и картина бы прояснилась.

Терри в последний раз набрала в легкие свежий ночной воздух, будто сделала глоток ледяной воды в жаркий день, и решительно постучалась. Не дожидаясь ответа, она повернула ручку и, открыв дверь, шагнула в прихожую. На стене у лестницы по-прежнему висел портрет Дженнифер — фотография, сделанная, когда девочке было лет девять. Розовая ленточка в аккуратно убранных волосах, расщелинка между передними зубами — один из тех снимков, что родители обожают, а их дети-подростки тихо ненавидят: напоминание о моменте, который одни и другие увидели под разными углами, сквозь разные линзы, который и те и другие по-разному исказили своим восприятием.

По левую руку от Терри, в гостиной, на краешке дивана пристроилась Мэри Риггинс, рядом — ее бойфренд Скотт Вест. Скотт заботливо приобнял женщину за плечи, а второй рукой крепко сжимал ее ладони. В пепельнице на журнальном столике тлели недокуренные сигареты. Обеденный стол был сплошь уставлен банками из-под лимонадов и содовой вперемешку с недопитыми чашками кофе. В одном из углов помещения как-то неловко мялись двое полицейских в форме — немолодой сержант и его напарник, совсем еще мальчишка, фактически стажер, которого в управление взяли всего месяц назад. Собственно говоря, его стажировка еще не закончилась: недаром парня и прикрепили к одному из самых опытных патрульных. Терри кивнула коллегам, перехватила взгляд сержанта, украдкой закатившего глаза, и тут на нее обрушились причитания Мэри Риггинс:

— Инспектор, инспектор, она опять взялась за свое!

Эти слова практически утонули в рыданиях и всхлипах.

Терри присмотрелась к матери Дженнифер: было заметно, что женщина долго плакала. У нее потекла тушь, под глазами застыли черные разводы, отчего лицо стало похоже на маску для Хеллоуина. Сами глаза опухли от слез. Казалось, Мэри постарела: Терри не раз замечала, сколь пагубно сказываются рыдания на внешности женщин средних лет. Слезы словно смывают весь грим, выдавая тщательно скрываемый возраст.

Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, Мэри Риггинс повернулась к своему бойфренду Скотту и уткнулась ему в плечо, чтобы поплакать еще немного. Скотт был слегка постарше своей подруги — седовласый, статный, он эффектно выглядел даже в джинсах и застиранной, полинявшей домашней рубашке. Он был врачом новой формации — психологом со специализацией по интегральному (попросту говоря — целостному, а по-современному — холистическому) лечению любого букета нервных и психиатрических заболеваний и имел вполне успешную практику в академическом сообществе, питавшем некоторую слабость ко всякого рода медицинским и психологическим новшествам: люди попроще порой с таким же восторгом воспринимают появление новой, непременно чудодейственной диеты. У Скотта была спортивная «мазда»-кабриолет, и его не раз видели за рулем открытой машины зимой. Убрав крышу, он ездил по городу и окрестностям, закутавшись в куртку-танкер и натянув поглубже меховую шапку-ушанку. В его поведении чувствовалась не просто экстравагантность, скорее, это был демонстративный вызов общепринятым нормам и привычкам. Полиции Скотт Вест был хорошо знаком — и не только благодаря штрафам за превышение скорости, которые регулярно выписывались на его имя. Местной полиции уже не раз приходилось разбираться в последствиях профессиональной деятельности этого горе-психолога. Так, несколько самоубийц — людей с нездоровой нервной системой — в последний период жизни проходили курс лечения у доктора Веста. Совсем недавно еще одна история потребовала вмешательства полиции, хотя дело и не дошло до трагической развязки: пациент того же модного психолога, страдающий параноидальной шизофренией, стал угрожать ножом своим домочадцам после того, как по совету сего эксцентричного эскулапа заменил галдол, назначенный ему более традиционно настроенным врачом, на сушеный зверобой, купленный без всякого рецепта в ближайшем магазине здорового питания.

«А ведь сигаретам, банкам из-под лимонада и даже кофе здесь не место», — мысленно усмехнувшись, подумала Терри. Ведь Скотт принадлежал к той йогокалланетической традиции, в которой употребление диетической кока-колы или, например, капучино из «Старбакса» считалось отрывом от благотворно действующих на неиспорченного человека сил природы, что могло привести к самым страшным последствиям. Терри вообще была склонна полагать, что система, которую исповедовал этот «спаситель» душ человеческих, имела гораздо больше общего с астрологией, чем с психологией.

Будь она не при исполнении, можно было бы и приколоться над этим субъектом, поглумиться над привораживающей силой лжи и двойных стандартов, из которых одни применялись в лечении пациентов, а другие — в собственном быту. Впрочем, за годы работы в полиции Терри успела свыкнуться с мыслью, что в жизни людей порой бывает так много противоречий (в основном между декларируемыми ценностями и реальной ежедневной практикой), что возмущаться двойственностью стандартов — себе дороже будет. Особенно непродуктивно было упоминать об этих противоречиях в разговоре с такими людьми: они, как правило, обижались, замыкались в себе — и о нормальном взаимодействии можно было забыть. Терри предпочитала принимать роль прагматичного, даже чуть циничного профессионала. Если бы при таком подходе кто-то назвал ее не слишком любезной, она бы не обиделась. Другое дело — сознательно портить с трудом выстраиваемые отношения ради того, чтобы кого-то унизить или зацепить. Такого Терри позволить себе не могла.

Скотт подался вперед и заговорил, как обычно говорят врачи, в особенности психологи, — глубоким спокойным голосом, уверенно и в то же время доверительно и проникновенно. Всем своим видом он старался показать, что готов оказать любую помощь в этом деле, что выступает целиком и полностью на стороне Терри, хотя на самом деле (она была в этом практически уверена) все было ровно наоборот.

— Инспектор, Мэри очень расстроена, очень! Несмотря на все наши усилия — ежедневные, ежеминутные… — Он замолчал, выразительно не закончив начатую фразу.

Терри кивнула. В этот момент сержант подошел к ней и протянул лист бумаги — самый обыкновенный листок из блокнота. Такой блокнотик, а то и не один, непременно найдется в рюкзаке любого старшеклассника. Писать в нем удобно, а понадобится — и вырвать лист-другой не проблема. Буквы были выведены ровно и аккуратно: с первого взгляда становилось понятно, что автор записки сделал все возможное, чтобы каждое слово было прочитано и понято правильно. Записки, которые подростки пишут наскоро, чтобы предупредить о чем-то родителей, обычно выглядят совершенно иначе. Над этим листочком явно хорошо поработали. «Скорее всего, — подумала Терри, — я держу в руках второй, если не третий или четвертый вариант, тщательно продуманный и проработанный. Можно представить, сколько ему предшествовало черновиков». А еще инспектор подумала, что, покопавшись в мусорном контейнере у черного входа в дом, можно найти обрывки этих предварительных вариантов записки, адресованной матери. Терри трижды перечла краткий текст, прежде чем сделать выводы. Записка гласила: