Иннокентий Соколов - Бог из глины

• Название: Бог из глины
• Автор: Иннокентий Соколов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Аннотация:

Ты слышишь это каждую ночь, когда ложишься спать. Ты слышишь это каждую ночь, когда спишь. Ты слышишь это каждую ночь, когда вскакиваешь в своей постели, прижимая одеяло к груди, пытаясь хоть как-нибудь защитить себя от этого кошмара. Это ночной ветер поет призрачную колыбельную, и луна подпевает ему серебряным голосом. Это существа, замурованные в толстых стенах дома, пытаются разговаривать с тобой. Это неведомый бог, живущий в подвале, зовет каждую ночь к себе. Вскакиваешь с постели, и некоторое время смотришь в темноту, пытаясь судорожно глотнуть, пытаясь пустить воздух в легкие, ослабевшие от крика. Молча стоишь в темноте, вслушиваясь в голоса, которые шепчут тебе о том, что они хотели бы сделать с твоим телом, твоей кровью и плотью. Ты стоишь в темноте и пытаешься услышать знакомые, привычные звуки — тиканье будильника, потрескивание обоев, печальную песню сверчка за окном. Ты почти убеждаешь себя, что слышишь эти звуки, и больше ничего. Это происходит каждую ночь, и это беспокоит тебя. Ты не знаешь, что происходит сейчас с тобой и твоей семьей. Ты ничего не делаешь — просто плывешь по течению, не предпринимая никаких попыток вырваться из этого дома. Ты пока не знаешь, что ожидает тебя — но если бы ты знал, если бы только знал…

---

Сережка прошел мимо зеркала, спустился по лестнице и вошел в кухню. Он не стал включать свет — полумрак, разбавленный звуком работающего холодильника, навевал мысли о волшебстве. Калейдоскоп ярких, прекрасных картинок, которые со временем потускнеют, оставшись в памяти бесконечно дорогими, милыми, а может быть и не очень, воспоминаниями. Сережка дернул ручку холодильника и заворожено уставился на открывшееся детскому взгляду великолепие. Московская колбаса, сардельки (только того и ждущие, чтобы их окунули в кипяток, в котором они станут горячими и ароматными), консервы в прямоугольной баночке с ключом сбоку, масло… Продукты словно шептали — съешь меня малыш.

— А вот возьму и съем! — Сережка вытащил масло и колбасу, и тихонько прикрыл холодильник. Не спеша, достал из хлебницы, стоящей на столе, вчерашний, но все еще мягкий, батон, отрезал приличный ломоть. Все так же, не спеша, словно соблюдая одному ему известный ритуал, намазал хлеб маслом, сверху уместил приличный кусок колбасы.

Так, самое главное — из холодильника же, Сергей достал запотевшую бутылку молока, выдавил белую тонкую фольгу, и налил полный стакан. Граненые стенки стакана вмиг покрылись изморозью.

— Ну, вперед — Сережка вонзил зубы в бутерброд.

На все про все ушло жалкие пять минут. Подкрепившись, он заметно повеселел. Теперь вперед. Давно уже пора посмотреть, что там делается в заброшенном омшанике.

Шторы разошлись, пропуская ребенка в обитель тьмы. Он толкнул дверь, и протиснулся в пыльное, прохладное помещение. Сладкий запах меда и пыли — причудливое сочетание. Пол в тамбуре был забетонирован, в темноте Сережка натыкался на многочисленные свертки, мешки. Добрался до нужной двери и ввалился в омшаник. Нашарил допотопный выключатель — с электрическим треском вспыхнула лампочка, вкрученная в треснутый пластмассовый патрон. Темнота рассеялась под тусклыми лучами неровного света, перейдя в изломанные, странные тени, которые отбрасывал разбросанный повсюду хлам.

Омшаник занимал часть первого этажа и представлял собой продолговатое помещение, где в беспорядке были свалены остовы ульев, обломки мебели (в куче мусора с трудом угадывался силуэт разломанной кровати), куски ржавых труб — один из отрезков был небрежно прислонен к стенке, словно кто-то впопыхах забыл его здесь. Старые трухлявые матрацы небрежно сброшены у дальней стены, а у самого входа, в огромных деревянных коробках полно сокровищ — наметанный глаз Сережки выхватил старинный велосипедный звонок, там же нашелся старинный телефонный аппарат — небольшая квадратная коробка с рычагом для трубки и рукояткой динамки, терпеливо поджидали обломки аппаратуры непонятного назначения, не то радиоприемника, не то еще какого-то загадочного прибора, пылились радиолампы, останки игрушек, все это манило взор, притягивало своей таинственной силой, обещало волшебство…

(Иди малыш, посмотри, сколько здесь всего… Тебе будет интересно…)

Сережка, словно зачарованный сделал шаг вперед.

Руки сами потянулись к коробке. Он перебирал старый никому не нужный хлам, выброшенный прежними хозяевами, вдыхал своеобразный аромат старины, смесь нафталина и пыли, плесени и сырости, запах прошлого, которое словно коснулось его своей скрюченной артритом рукой, предлагая совершить путешествие в давно ушедшие времена, когда не было телевизоров и магнитофонов, когда старая пластинка крутилась в патефоне, рождая мелодию венского вальса, не было никаких проблем, и вся жизнь лежала впереди одной длинной, светлой стрелой.

Этот запах навсегда остался для Сережки запахом детства. Запахом прошлого…

Он уселся на холодном земляном полу, забыв обо всем. Сережка трогал старые вещи, наслаждаясь мимолетными касаниями давно ушедших дней чужой молодости.

В маленьком окошке, густо припорошенном пылью, блеснула паутинка — утро наступало, но здесь, всегда была ночь. Вокруг лампочки крутилась разная мошкара, отчего по стенам носились пятнышки теней, да чуть потрескивала пересохшая древесина ульев.

Сережка отложил велосипедный звонок — чуть позже он найдет ему достойное применение. Старый телефон — вот, что вызвало неподдельный интерес юного следопыта. Он осторожно вытащил деревянный корпус, с трудом распутал покрытый мхом провод, соединяющий телефонную трубку с корпусом, установил конструкцию на полу, и попытался оттереть руками пыль. Телефон выглядел вполне работоспособным, казалось, что если подсоединить его в сеть, то он тут же начнет трезвонить, разрываясь от усердия, пытаясь наверстать упущенное.

Сережка поднял трубку и прислонил к уху.

— Алло, слушаю вас…

Трубка молчала. Это немного обескуражило Сережку. Он уже успел представить, как в трубке раздается тихий треск, и приятный мелодичный голос телефонной барышни произносит с чуть заметным акцентом:

— Алло, соединяю…

Но тут же одернул сам себя. Старый телефон не будет работать, даже если крутануть вот эту рукоятку из темной пластмассы, что торчит сбоку.

Сережка улыбнулся. Конечно же, он не будет делать этого — неизвестно, что твориться внутри старого аппарата, хотя, это ведь игра…

(Давай, не тяни — проверни ее как следует, возможно, тебе повезет, и ты услышишь приятный мелодичный звон…)

Звонили колокольчики. Тревожно, протяжно…

Сережка замер.

Когда колокольчики звонили — это почти всегда означало что-то плохое. Но что плохого могло быть в старом, наверняка испорченном телефоне?

Это ведь игра. У детей свои игры, у взрослых свои — разница в игрушках. И если большие дяди и тети играют дорогими исправными вещами, то для Сережки сгодится и неработающий телефон с эбонитовой трубкой и смешной ручкой, отчего тот казался уменьшенной копией шарманки. Поверни ручку, и ты наверняка услышишь старый заунывный мотив.

   В темном лесу, много разных зверей
   И страшных и злых, и ужасных
   Но там не место для глупых детей
   Страданья их будут напрасны…

Шарманка исполнит тебе песенку темного леса, и эти слова кое-что, да значат.

Наверняка значат.

Нужно только прислушаться к ним, как прислушиваешься к песенке существа-страшилы, которую оно бормочет под нос, напрасно пытаясь придать мелодичность простым и страшным словам.

Впрочем, нет — это телефон, возможно по нему можно было бы дозвониться куда угодно, но только если бы нашлась телефонная барышня, — это ее можно небрежно и одновременно заискивающе попросить соединить с тем, с кем нужно, ну а сейчас — бездушные реле сами нащупывают путь, в мире электрических импульсов и поющих проводов.

(Даже если ты и крутанешь рукоятку, все что ты услышишь — скрип ржавых втулок, да треск рвущейся внутри паутины)

Кто знает, что там внутри. Быть может там полно различных, разноцветных деталей, или наоборот, серые от пыли провода скручены в неопрятные жгуты — не важно. В свои десять лет, Сережка уже был достаточно взрослым для того, чтобы сообразить, что этот телефон годится лишь быть разобранным на части, а большего и не требуется.

Но пока что, неплохо бы вообразить, что время повернуло вспять, и по этому телефону можно дозвониться куда угодно — было бы желание.

(А желания, малыш, хоть отбавляй!)

— Так точно! — бодро отрапортовал Сережка, и крутанул, наконец, рукоятку.

Поначалу изрядно проржавевший механизм сопротивлялся усилию, но затем, чуть скрипнув, динамка закрутилась, родив в трубке чудный шум и потрескивание.

На мгновение Сережке показалось, что в трубке щелкнуло и запело, и в уши ворвалось шумное многоголосие, отдаваясь прямо в голове тысячами голосов:

— Алле, у аппарата. Барышня, барышня, соедините, пожалуйста…

— Да, берите людей и дуйте по адресу, пока он там…

— Совершенно верно, фильдекос, а сверху атласный бант, и еще оборочки…

Голоса звучали, перебивая друг друга, накладываясь, пытаясь докричаться сквозь давно ушедшее время, пока один голос ненадолго не заглушил остальные, разметал их в стороны, ворвавшись в уши стальным рокотом:

— Тенистая, двадцать девять, ответьте. Тенистая, двадцать девять, ответьте…

Сережка ошарашено отбросил трубку, словно ядовитую змею, и вскочил, нелепо моргая. Что это было — разыгравшееся воображение, или действительно на мгновение разорвалась связь времен, соединив прошлое и настоящее. Быть может, старый омшаник был тем чудесным местом, где можно, пусть и ненадолго, окунуться в темную, волшебную пелену давно умерших дней, чтобы ощутить то прекрасное мгновение, когда мир был иным, был хоть чуточку моложе, чем сейчас.

Кто знает? Во всяком случае, Сережка позорно бежал, оставив открытой дверь старого омшаника, забыв выключить свет, оставив позади всю сомнительную притягательность старинного хлама.

Много позже, пытаясь вспомнить происшедшее, Сережка выбрал для себя самое верное, единственно правильное объяснение — причинно-следственная связь никоим образом не нарушалась тем странным утром летнего дня, также как не нарушался привычный ход неумолимого времени. Просто детская фантазия на мгновение раздвинула рамки воображения, заставив не надолго поверить в чудо, превратив старый хлам в ниточку, соединяющую далекие события с таким скучным и опостылевшим настоящим.