Ален Роб-Грийе - Соглядатай

• Название: Соглядатай
• Автор: Ален Роб-Грийе
• Издательство: СПб.
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-98144-063-5

Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века. В книгу вошли три произведения писателя: «Ластики» (1953), «Соглядатай» (1955) и «Ревность» (1957).

Роб-Грийе любит играть на читательских стереотипах, пародируя классические жанровые стандарты. Несмотря на обилие прямых и косвенных улик, которые как будто свидетельствуют о том, что герой романа, Матиас, действительно совершил убийство Жаклин Ледюк, преступник странным образом избегает изобличения. Более того, никто, кроме самого предполагаемого преступника, не ведет расследования…

---

В это самое утро, перед тем как сесть на корабль, Матиасу уже удалось продать первую пару. Хотя эти часы были из самой дешевой серии – по сто пятнадцать крон, – которая не приносила ему большого дохода, он упорно старался расценивать сей почин как благое предзнаменование. На этом острове, где он родился, где лично был знаком со многими семьями – и где, несмотря на то, что у него была плохая память на лица, благодаря собранным накануне сведениям он, по крайней мере без труда, мог прикинуться человеком, который хочет возобновить связь со своим прошлым, – у него был шанс за несколько часов сбыть большую часть своего товара. И хотя около четырех пополудни ему непременно надо было сесть на обратный пароход, у него даже имелся шанс (физически это было осуществимо) за это короткое время продать все, что он с собой привез. Впрочем, он не был ограничен содержимым чемоданчика: иногда ему приходилось принимать заказы, а затем отправлять товар наложенным платежом.

Но даже если ограничиться продажей тех девяноста пар часов, которые он вез с собой, можно было получить приличные комиссионные: десять по сто пятнадцать крон – то есть тысяча сто пятьдесят; десять по сто тридцать – тысяча триста, две тысячи четыреста пятьдесят; десять по сто пятьдесят, из которых четыре пары были снабжены особым браслетом, что давало еще пять крон дополнительно… Для упрощения расчетов Матиас принял в качестве средней цены за штуку двести крон; на прошлой неделе он подсчитал точную сумму выручки за схожий по составу набор, и цифра двести вполне подходила для приблизительных вычислений. Таким образом, у него было товара на восемнадцать тысяч крон. Его прибыль без вычетов варьировалась от двадцати шести до тридцати восьми процентов; если за среднее принять тридцать процентов, – трижды восемь – двадцать четыре, трижды один – три, три плюс два – пять, – получалось больше пяти тысяч крон, то есть в действительности доход за целую неделю работы – причем усердной работы – в обычных условиях. Частные расходы на пароход туда и обратно составляли всего шестьдесят крон, которыми вполне можно было пренебречь.

Только надежда на столь баснословные барыши могла заставить Матиаса пуститься в это путешествие, не предусмотренное его планами исследования рынка; на самом деле две трехчасовые поездки морем ради посещения острова таких скромных размеров – от силы две тысячи жителей, – куда его не влекло ничто иное: ни друзья детства, ни какие бы то ни было воспоминания, – были слишком обременительны и связаны с неоправданной потерей времени. Дома на острове были так похожи друг на друга, что у Матиаса даже не было уверенности, узнает ли он среди них тот, где родился (если это было действительно там) и где провел почти все свое детство.

Его уверяли, что за тридцать лет на острове ничего не изменилось, но порой бывает достаточно пристроить к коньку крыши еще один скат или подновить фасад, чтобы дом стал неузнаваемым. Но даже если предположить, что все до мельчайших деталей осталось таким, каким было до того, как он отсюда уехал, приходилось еще считаться с расплывчатостью и неточностью его собственных воспоминаний, к которым он, по опыту, давно научился относиться с недоверием. Но еще больше, чем реальных изменений в обстановке или неясностей – которых, впрочем, было так много, что это в большинстве случаев мешало нарисовать мысленный образ, – ему следовало остерегаться точных, но ложных представлений, которые то тут, то там могли вытеснять былые камни и былые земли.

В конечном счете все дома на острове были похожи друг на друга: низкая дверь, с двумя квадратными окошками по бокам, и то же самое с другой стороны дома. От двери к двери дом был разрезан пополам вымощенным плиткой коридором, который разделял четыре помещения на две симметричные группы: с одной стороны – кухня и спальня, с другой – вторая спальня и запасная комната, которая служила то гостиной, то столовой для особо торжественных случаев, а то и своего рода кладовкой. Кухня и спальня в ближней части дома, со стороны дороги, были освещены солнцем по утрам; стало быть, их окна были обращены на восток. Две другие комнаты, в дальней части дома, окнами выходили непосредственно на скалистый обрыв – триста метров голых холмистых лугов, которые справа волнами подходили к полукруглому вырезу залива. Зимние дожди и западные ветры нещадно били в окна; и только в тихую погоду можно было оставить ставни открытыми. Весь день он провел, устроившись за массивным столом, задвинутым в оконную нишу, и рисуя морскую птицу, которая села на один из столбов ограды в конце сада.

Ни расположение, ни ориентация местности не были достаточны для ее определения. Что же касается скалистых обрывов, вокруг всего острова они были одинаковыми, равно как и на побережье с противоположной стороны. Волны холмистых лугов и полукруглые заливы были похожи, точно камешки гальки вдоль пляжей или серые чайки между собой.

К счастью, Матиаса это мало заботило. Он не собирался разыскивать ни дом на краю холмистых лугов, ни птицу на столбе. Накануне он аккуратнейшим образом собрал сведения о позабытой им топографии острова и его жителях только ради того, чтобы определить наиболее удобный круговой маршрут и уяснить, с чего следует начать разговор, чтобы быть принятым в тех домах, возвращение в которые, как предполагалось, доставляло ему столь понятное удовольствие. Дополнительное же усилие в проявлении сердечных чувств, и в особенности воображения, которого требовало данное предприятие, могло принести необычайно большое вознаграждение в форме пяти тысяч крон прибыли, которое он рассчитывал получить.

Эти деньги были ему очень нужны. Вот уже около трех месяцев уровень продаж оставался ниже нормы; если дела не поправятся, в ближайшее время ему придется сбыть весь свой товар по низким ценам – может быть, даже в убыток – и подыскивать себе новую работу. Среди представлявшихся ему выходов из такого положения весьма значительное место занимало непосредственное исследование рынка на этом маленьком острове. Восемнадцать тысяч крон наличными в данный момент значили гораздо больше, чем тридцатипроцентная доля, которую он получал в качестве прибыли: он не станет сразу же покупать вместо проданных новую партию часов, и таким образом эта сумма позволит ему переждать до лучших времен. И если этот приоритетный участок не сразу оказался включенным в его рабочие планы, то, конечно же, лишь потому, что он хотел сохранить его на черный день, предвидя, что наступят трудные времена. Теперь же обстоятельства вынуждали его совершить это путешествие, которое, как и следовало ожидать, оказалось связанным с многочисленными трудностями.

Пароход отправлялся в семь утра, поэтому Матиасу пришлось встать раньше обычного. На автобусе или по местной железной дороге он почти всегда выезжал из города около восьми. Кроме того, он жил совсем рядом с вокзалом, но очень далеко от порта, и туда не шел ни один городской автобус. С тем же успехом можно было проделать весь путь пешком.

В этот утренний час в квартале Сен-Жак было безлюдно. Проходя по небольшой улочке, которую Матиас счел короткой дорогой, он как будто услышал стон – довольно слабый, но раздавшийся, казалось, так близко, что он обернулся. Рядом не было ни души; и впереди, и позади него улочка была пуста. Он собирался уже продолжить свой путь, как вдруг над самым его ухом отчетливо раздался второй точно такой же стон. В этот миг справа от себя, на расстоянии вытянутой руки, он увидел окно первого этажа, в котором горела лампа, хотя на улице было уже совсем светло и дневной свет мог беспрепятственно проникать внутрь сквозь простую тюлевую занавеску, висевшую за оконными стеклами. Комната и в самом деле казалась скорее просторной, а единственное окно в ней было весьма небольшим – метр в ширину и чуть больше в высоту; такое окно с четырьмя одинаковыми, почти квадратными стеклами подошло бы скорее для какой-нибудь фермы, чем для этого городского здания. Внутреннюю обстановку было трудно разглядеть из-за складок на занавеске. Можно было увидеть лишь то, что ярко освещалось электрическим светом в глубине комнаты: ламповый абажур, в виде усеченного конуса – ночник, – и более расплывчатые очертания неприбранной кровати. Виднелся силуэт слегка наклонившегося над кроватью мужчины, с поднятой к потолку рукой.

Вся сцена пребывала в неподвижности. Несмотря на явную незавершенность своего жеста, человек стоял застыв как статуя. Под лампой на ночном столике лежал небольшой предмет синего цвета – должно быть, пачка сигарет.

У Матиаса не было времени ждать, что будет дальше, – если предположить, что дальше должно было что-то произойти. Он даже не мог бы поклясться, что звуки доносились именно из этого дома; ему казалось, что они раздались гораздо ближе и явственней, чем стоны, приглушенные закрытым окном. Размышляя, он спрашивал себя, были ли это всего лишь невнятные стоны – теперь ему казалось, что он различал слова, хотя никак не мог вспомнить какие. По тембру голоса – в общем, приятного и совсем не печального – жертвой, наверное, была молоденькая женщина или девочка. Она стояла, прислонясь к одной из железных опор, поддерживающих угол верхней палубы; руки ее были сложены за спиной, в ложбинке поясницы, ноги напряжены и слегка расставлены, голова касалась железной стойки. Широко раскрыв огромные глаза (в то время как остальные пассажиры щурились на слепящем солнце), она по-прежнему глядела прямо перед собой с тем же спокойствием, с каким недавно смотрела в глаза Матиаса.