Виктория Платова - 8–9–8

• Название: 8–9–8
• Автор: Виктория Платова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050517-3, 978-5-271 -19758-1, 978-5-17-050518-0, 978-5-271-19759-8

Почему девушки, которых ты по-настоящему любишь или хотел бы полюбить, бесследно исчезают в самый неподходящий момент? Исчезают, даже не сказав тебе «прощай», а ведь ты — неплохой парень. Милый, внимательный и все такое. Ты мог бы составить счастье любой — так почему же они уходят, стоит тебе полюбить? Все дело в тебе или в твоем прошлом? Или в том страшном человеке, о существовании которого ты всегда хотел забыть, но который все еще стоит у тебя за спиной…

Издано в авторской редакции.

---

— Но в какой-то момент они исчезали.

— Верно, — сердце Габриеля вдруг начинает работать с перебоями, и это совсем не нравится ему, это угрожает комфорту, которого он так добивался и почти добился. — Но «исчезали» — не совсем точное слово. Я предпочитаю другое — уходили. Никто никого не удерживает, так почему бы не уйти, когда любовь себя исчерпала?

— Все так и есть. Ты забыл всех, кто испытывал к тебе хоть какое-то чувство. Вместо башки у тебя — черная дыра, а вместо сердца — обломок камня.

— A y вас? — решается показать зубы Габриель.

— А у меня — все наоборот. Оттого и убиваю я, а не ты. Оттого и пишу книги я, а не ты.

Габриеля нисколько не коробит слово «убиваю». Слово «книги» взволновало его куда больше.

— Ты как будто погрустнел, Габриель Бастидас де Фабер. Пытаешься вспомнить тех, кто любил тебя?

— Пытаюсь понять, как мне решить проблему с долгосрочным договором… Эти издатели… Они хотят сделать из меня «нового короля триллеров», а с одной книгой, пусть это и «Птицелов», заработать титул короля невозможно.

— Невозможно, — скалит зубы Багги.

— А вы… Не поможете мне?

Багги пятьдесят или около того. Он почти старик. Он носит очки и, очевидно, страдает возрастной дальнозоркостью. Он грузный. Не жирдяй, но грузный. Любой молодой человек, обладающий зачатками мускулатуры и проворством, пусть и не сразу, но справился бы с ним. Тогда почему Габриель, сметенный с прилавка, как сухой лист, лежит на полу, не в силах пошевелиться, а чертов Багги давит коленом ему на грудь и тычет лезвием ножа ему в кадык?

— Ты просишь меня о помощи? — шепчет Багги.

Под ногтями у него залегла тонкая черная кайма, не совсем ясно, что это — грязь, запекшаяся кровь или вечный траур по жертвам. Руки покрыты тонкими шрамами, еще несколько таких же шрамов пересекают правый висок.

— Ты просишь помощи у человека, который только то и делал, что лишал жизни других людей? Ты мог бы положить конец этому двадцать лет назад, когда был ребенком. Смышленым мальчиком, развитым не по годам. Ты мог бы положить конец этому десять лет назад, когда стал юношей, перечитавшим уйму добрых и светлых книг. Не идущих ни в какое сравнение с той чернотой, какой был наполнен дневник Птицелова, как ты называл меня…

Хотя нож все еще приставлен к горлу Габриеля, говорить он не мешает. Уже хорошо.

— Отчего же не идущих ни в какое сравнение, Багги? — Габриель старается говорить мягко, чтобы ничем не спровоцировать убийцу. — Я могу сравнить. Я могу сделать это хоть сейчас.

— Валяй, сравнивай.

— Я прочел уйму добрых и светлых книг, ты прав. Но ни одна из них и рядом не лежала с твоей. Я имею в виду то потрясение, что испытал, заглянув в глаза… как ты говоришь, черноте. Такое не забывается. А разве не в этом главный смысл?

— И ты думаешь, мне лестно это слышать?

— Думаю, да, — честно признается Габриель. — Мне было бы лестно. Но я не умею писать. И не умею убивать…

— Одно другого не лучше, — бормочет Багги, слегка ослабляя хватку. — Ты можешь положить конец этому прямо сейчас. Сдай меня полиции, и тогда не будет больше жертв. Я устал. Я думал… Запишу все это, все то, что случилось со мной и с ними… с ними и со мной… и вся кровь стечет в слова, как в воронку, вся грязь. И станет легче. Но легче становится лишь на время… а потом снова… Я устал. Устал…

— Писать или убивать?

— Писать. Убивать. Не знаю.

— А… много всего написано? — Габриель пытается уцепиться за зрачки Птицелова, он уже был там и хорошо знает, что лучшего места для отдохновения и покоя не найти. Потому-то ему и хочется там остаться.

Навсегда.

Багги Вессельтофт принимается хохотать как ненормальный, он наваливается на Габриеля всей тяжестью тела, от него пахнет гамбургерами, сырым песком, женскими духами, спермой, дешевым пойлом — и сигарами.

«Dalias», а в просторечии «8–9–8».

Смех прекращается так же внезапно, как и начался.

— Я думал, хуже меня человека нет, — хрипло дыша, произносит Багги. — Но я ошибся. Ты еще хуже меня, Габриель Бастидас де Фабер.

— Так ты поможешь мне?

— Помогу. — Багги наконец оставляет Габриеля в покое и на коленях ползет к своей замызганной, набитой какой-то дрянью сумке. — Конечно, помогу. Как не помочь. Я всегда всем помогаю, всегда оказываюсь рядом в нужное время, всегда плачу за чужой кофе в кофейне, всегда имею наготове чистый носовой платок. Он и сейчас при мне. Хочешь, покажу?

— Не надо. Я верю, верю…

— Еще бы тебе не верить, Багги верят все. Все испытывают симпатию к отставному циркачу, не очень счастливому, но не потерявшему интерес к людям. К тому же он может поддержать разговор на любые темы… И так уж выходит, что темы эти в основном касаются любви. Глобализм, борьба с бедностью, не слишком затейливая басня о кувшине с диковинным ароматическим маслом, две капли которого способны пробудить желание… Еще одна басня о судьбоносных знакомствах в Интернете… Вздохи о большой семье, вздохи о туманностях, не помню уж, какими они бывают… Так вот — все это лишь прелюдия к разговору о любви. Ох уж эта мне любовь! — дядюшка Багги всегда готов посочувствовать влюбленным женщинам, готов их поддержать и заставить улыбнуться, готов вселить уверенность в том, что все будет хорошо. Готов предложить чистый носовой платок для таких же чистых слез… Больше того, дядюшка Багги готов проводить любую красотку… Ты ведь не будешь отрицать, что все, без исключения, женщины — красотки?

— Нет.

— Так вот, Багги готов проводить любую красотку до автобусной остановки или до остановки такси. До вокзала. До станции метро. Или до изгороди с жимолостью в сельской местности… Да что там говорить, безобидный дядюшка почтет за честь подбросить их на своей колымаге куда угодно, ведь времена нынче неспокойные, кругом полно больных ублюдков с самыми грязными намерениями…

— На своей колымаге?

— Ну да. Она такая старая и такая замызганная, что никто не признает в ней представителя семейства Бугатти. Много лет назад я выиграл ее в карты в Монако, у одного самоуверенного юнца, нашего с тобой соотечественника. Ему, конечно, страшно не хотелось расставаться с машиной, пришлось даже слегка надавить на него, — ведь игра есть игра, тут уж ничего не поделаешь…

Содержимое сумки летит на пол: осколки какой-то керамики, старые открытки, письма (они поновее и подписаны до боли знакомым Габриелю почерком), сережки, дешевые браслеты, пухлая тетрадь, похожая на конспект, огрызки карандашей — почему-то красных; огрызки сигар (на бумажном кольце одной из них прочитывается «Bolivar»), горсть перламутровых пуговиц, смешная маленькая кукла в брючном костюмчике, женские трусики, отломанный острый каблук; узкая полоска моментального фото, на нем сфотографированы Габриель и какая-то совершенно неизвестная ему смуглая девушка с ярко выраженной восточной внешностью, то ли арабка, то ли марокканка. Еще одна фотография, на этот раз с хорошо известной Габриелю девушкой — коротко стриженой и темноволосой. Ульрика, его Ульрика! — вот и надпись на обороте подтверждает «Ульрика Майнхоф»,

и зачем только Птицелову весь этот хлам?

Чтобы прятать в нем то, что по настоящему ценно: дневники.

Их около десятка, а значит, можно не волноваться о «долгосрочном сотрудничестве» и о феерической судьбе «нового короля триллеров». Лет на пять этого хватит, а потом…

— Здесь есть совсем старые истории, — поясняет Птицелов. — О молодой террористке. О девице из Касабланки, которая хотела иметь большую семью. О следователе, которая не носила туфель на высоком каблуке, но при этом любила совать свой нос куда не надо… А есть кое-что поновее. Сентиментальная сага о женщине-радиоастрономе. Детектив о детективе, свихнувшемся на поисках своей сестры. Роман-декаданс о девчушке, которая имела обыкновение шастать в виртуальном пространстве и цеплять там парней, а это, как ты сам понимаешь, добром не заканчивается… Ну и еще кое-что м-м-м… нескучное. Держи.

Габриель тянет руки к дневникам.

— Э-э! Кроме этой, малыш, кроме этой! — Багги оставляет один дневник себе. — Это история еще не дописана. Мелодрама о жизни двух сестер-иностранок, до смерти любивших одного человека и расчленивших другого. Одна пережила это спокойно, а другая повредилась умом… Как тебе сюжет?

— Нет слов, Багги, нет слов!

Боясь, что Багги передумает, Габриель сгребает дневники в охапку и прижимает к груди.

— Я очень признателен тебе, Багги Вессельтофт. Ты даже не представляешь, как это важно для меня.

— Пустое, Габриель.

— И я не хотел бы, чтоб мы потерялись в этой жизни…

— Теперь не потеряемся.

— Сегодня мне надо кровь из носу успеть на мадридский поезд…

— Успеем. Моя колымага к твоим услугам. Так и быть, подброшу тебя до вокзала…

Примечания