Дмитрий Петровский - Повесть о полках Богунском и Таращанском

• Название: Повесть о полках Богунском и Таращанском
• Автор: Дмитрий Петровский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1958

---

Матрос, свернул в широкий брезентовый портплед кучу газет и брошюр, но кое-какие из них тут же роздал на прощанье далее едущим солдатам и, еще пожав руку Кочубею, в этот раз более многозначительно, тряхнул ее крепко-накрепко: мол, знай-понимай нашего брата, сунул ему что-то тщательно завернутое в газету, как потом оказалось — милсовскую бомбу.

И Кочубей, давно уже проглядывавший втихомолку оставленные газеты, принялся вслух читать сталинскую статью, напечатанную в «Правде» от 15 декабря 1917 года, — «Что такое Украинская Рада?»

Другая газета оказалась украинская, киевская. И в этой газете извещалось, что Рада разорвала дипломатические отношения с РСФСР, — между РСФСР и Украинской «народной республикой» устанавливается Радой «граница». Эшелон шел в сторону названной границы. В той же газете объявлялся и набор «вильных козакив» и «гайдамакив» вольнонаемной армии Рады — для борьбы с Советами.

И тут же Денис возвысил голос за то, чтобы не дать устанавливать Раде границу:

— Как это — чтоб Украине с Советами рвать?

— Неужто Россия — советская, а Украина кадетская будет! — хлопнул волгарь широкой ладонью по газете. — Уж мы как-нибудь да Украине подмогнем.

— Эк, как он, товарищ Сталин-то, буржуев рассортировал, — сказал другой солдат, просматривая еще раз газету. — Выходит, что эта Рада — буржуазная гада. А мы и не ждали, как она нас, Рада, порадует!

— Народ наш расколоть метят.

— Запродала, значит, иудина Рада Украину Каледину, и мы теперь не домой, а прямо к гадам едем! Антантовому буржеглоту запродали родину.

— Вот Рада каким боком к нам пути-дороги поворачивает!

— Ну, на этом пути мы Раде той и рельсы скрутим.

Каждый солдат подавал свое красное словцо, как сухой хворост в горящий костер, и костер общего гнева полыхал, как будто раздуваемый ветром во мчащемся по многострадальной Украине поезде, по земле, прямо из-под ног у народа продаваемой заморскому капиталу при помощи «мягкостелющих» буржуазных националистических болтунов.

Денис понимал, что кому-то тут же надо возглавить это возмущение народа и дать ему надлежащее русло, чтобы не расплескалось оно, и тут же предложил — организоваться и, доехав до намечаемой Радой границы, начать действовать.

Не дать устанавливать Раде границу.

А как — это будет видно по ходу дела.

Так на том и порешили.

А поезд, погромыхивая, несся к искусственно создаваемому контрреволюцией «водоразделу» украинской границы, границы для затора разливающейся с пролетарского севера октябрьской революционной народной лавы, первым валом которой и шел этот Кочубеев эшелон, в котором он неожиданно волею обстоятельств становился командиром, чтобы отсюда же с места в карьер и стать партизанским вожаком. Революционная волна подбросила его, как птицу, взмахнувшую крыльями в далекий полет, как борца за светлое будущее.

— Не давать разрывать с Россией! — кричали солдаты. И стали проверять, какое у кого было с собой оружие: ехали с фронта.

На станции Сновская [1] менялся паровоз. Падал снежок. На перроне стояло человек пятьдесят дебелых красномордых «добродиев»[2], наряженных в разноцветные шелковые жупаны и в шаровары «с целое синее море», в серых и черных смушковых шапках с желто-блакитными[3] шлыками; да сверх всего еще из-под шапок нависали у некоторых и «оселедци» — чубы.

Казалось, что то была оперная труппа, переезжающая на другую станцию не разгримировавшись. Однако ж на «добродиях» было полное вооружение. На перроне стояли два пулемета. Это и были новоиспеченные «гайдамаки», или «вильни козаки» Центральной Рады, о которых объявлялось в газете.

Кочубей не выдержал и расхохотался, глядя на них, взявшись за бока, а вслед за ним принялись хохотать и другие, соскочившие из вагонов.

Гайдамаки глядели, выпучив глаза, и не знали, что же им предпринять.

Наконец они вышли из оцепенения, и самый пузатый и чубатый из них направился к Денису, стоявшему впереди всех и бывшему как бы заправилой «смехачей», и схватил его за рукав.

— Ты хто такий? Чого ты иржешь, як жеребець?

— От жеребца слышу! — ответил Денис толстопузому. — Это что — труппа, выгнанная из театра?

— Хто ты такий, я тебе запитую? — кричал толстопузый, напирая на Дениса, которого уже тесным кольцом окружили «вильни козаки».

— Я большевик, — отвечал Кочубей.

— А! Значит, босяк? Взять его!

— Кого берешь? Не трожь! Эй вы, буржуи, отвались! — кричали эшелонцы.

Но Дениса уже схватили и поволокли на вокзал. Эшелонцы бегали вдоль поезда и выкликали товарищей на выручку Дениса.

В это время на перроне появился какой-то голубоглазый стройный человек в шапке набочок и прокричал, что на границе уже стоят большевики. Гайдамаки бросили Дениса и, мигом отцепив паровоз от прибывшего эшелона, погрузились на него с пулеметами и уехали по направлению к Гомелю.

Голубоглазый подошел к Денису, ругавшему на чем свет стоит товарищей по эшелону:

— Запечные мамаи вы, а не бойцы! Вот теперь и угнали паровоз!

— Да мы не сразу раскумекали — за что браться: за тебя или за паровоз. Суматоха получилась, как это они тебя сразу застопорили. Сейчас во всем разберемся, — говорили смущенные справедливым упреком фронтовики.

— Коль в дружбе клялись, то так и держись! — отвечал Кочубей. — Ну, выходи, кто вооружен, живо!

— Да ты не кипятись, сейчас эшелон пойдет, — обнадеживал Дениса голубоглазый.

— Гони скорее эшелон, — говорил ему Денис, — если ты тут командир.

— Сейчас погоним. Ребята, кто с оружием — вылезай на тендер!

Вывалило человек пятьдесят вооруженных. Голубоглазый усадил их на тендер поданного к эшелону нового паровоза, и эшелон пошел вдогонку за гайдамаками.

На разъезде за станцией Хоробичи, у границы, все, кто был вооружен, выгрузились, а эшелон с остальными отошел назад. Паровоз с тендером, на котором прикатили всполошенные гайдамаки устанавливать границу, стоял у моста через Терюху. Гайдамаки ушли разведать мост, и на тендере остались лишь пулеметчики с двумя пулеметами.

Эшелонцы тут же их ссадили и, подъехав к мосту на гайдамацком паровозе, счистили с моста в Терюху и всю маскарадную партию первых «вильных козакив».

А самого толстопузого командира нашли зарывшимся в снегу. При допросе командир этот оказался сыном миллионера-сахарозаводчика Терещенко.

Голубоглазый командир поехал на Гомель с эшелоном, а Кочубей вернулся назад к Хоробичам, на родину. И при расставании с русскими товарищами, уезжающими дальше, к себе на север и запад, пожали крепко друг другу руки на вечную боевую революционную дружбу русские и украинцы.

И довелось Денису Кочубею видеть своего избавителя в следующий раз только спустя три месяца, в конце февраля 1918 года, в момент отступления из Гомеля, когда последним эшелоном он угонял брошенное Новобелицким отрядом оружие на не занятую еще оккупантами городнянскую территорию.

Голубоглазый: появился так же неожиданно, одетый в солдатский ватник, с котомкой за плечами:

— Еще раз: здравствуй, Кочубей! Думаешь держаться?. Ну, а не выйдет, отходи к границе, свяжись с Семеновкой: я там командую, фамилия моя Щорс. Борьба затянется надолго. Так помни же: Новозыбков, Семеновка, Щорс.

Этот адрес пограничной с РСФСР полосы в 1948 году стал боевым адресом для украинских партизан. А человек тот — их боевым организатором и командиром..

Борьба с оккупантами затянулась действительно надолго, чуть не на год. Хоть Денис и поглядел в ту минуту на Щорса косо, но пришлось впоследствии не раз вспомнить его слова.

Лето 1918 года было самым героическим и самым трудным для молодой республики Советов.

Враги революции не довольствовались открытой войной против революционного народа.

Не могли они успокоиться и на интервенции иностранных империалистических государств. И нанятый чужеземный солдат мог заразиться отважным свободолюбием русского народа. Или же могло произойти то, что случилось с немецким солдатом на Украине, где он если и не сделался революционным, оставаясь в большинстве своем верен вкорененной в него психологии прусского ландскнехта, то все же разлагался как солдат от длительного, чуть не годового паразитизма, и лишался дисциплинированности, начиная понимать в конце концов всю безнадежность интервенции, предпринятой против несокрушимого в своем единстве трудового русского народа, впервые осознавшего силу своего братского классового единства.

Врат довольно быстро стали понимать всю бесплодность вмешательства нанятых иноземных войск, в качестве пожарников явившихся с дырявыми брандспойтами тушить великий пожар революции, неугасимо охвативший от края и до края всю великую страну.

И они обратились тогда к давно испытанному ими и привычному для всех паразитов на свете, не имеющих человеческой морали, двужало-змеиному иудину предательству — к отравленной чаше лжи и к коварному кинжалу в спину.