Иван Лукаш - Азовское сидение

• Название: Азовское сидение
• Автор: Иван Лукаш
• Жанр: Короткие истории

«…Казацкая грамота «Роспись об Азовском осадном сидении донских казаков», привезенная на Москву царю Михаилу Федоровичу азовским атаманом Наумом Васильевым, это трехсотлетнее казацкое письмо, по совершенной простоте и силе едва ли не равное «Слову о полку Игореве», – страшно, с потрясающей живостью, приближает к нам ту Россию воли, крови и долга, какой мы разучились внимать.

Торопливо, хотя бы кусками, я постараюсь пересказать это казачье письмо…»

---

Вероятно, они не больше чем «дикари» для какого-нибудь политикана-профессора или для тех неисчислимых, самомнящих межеумков и недоумков – попугаев, напетых на голос революции, с совиной слепотой предавших Россию на наших глазах.

Степные наездники, беглые на вольный Дон московские мужики и суровые хохлы Остраницы – все это свирепое и вольное казачество три века назад неизмеримо яснее, сильнее и вернее знало и чуяло ход России и свой долг перед нею до самой последней крови, до самой мучительной смерти, чем все то, что на наших глазах, со всеми партиями и лидерами, журналами, литературами и театрами, сошло в России таким кровавым маревом…

На другой день осажденные казаки ответили турецкому султану, и к ответу их, вероятно, приложили руку и азовские запорожцы, хорошо поднаторевшие в такой переписке.

Казачий ответ, можно сказать, врезается в наш сегодняшний день, в каждую живую душу. Ведь и мы столько уже лет осаждены со всех сторон, нещадно обложены всеми черными и красными знаменами, какие, «яко тучи страшные, покрывают людей».

Этот «Ответ казачий из Азова-города турецким и разных языков и вер толмачам и голове яныченскому» замечателен именно по силе и цельности русского духа.

* * *

Вот что ответили казаки, осажденные в Азове: «Прегордые и лютые варвары! Силы и пыхи царя турского! Ведаемся мы с вами почасту на море и на сухом пути. Знакомы вы уж нам, и ждали мы вас, гостей, к себе под Азов-город дни многи.

И то вам, туркам, самим давно ведомо, что с нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас, турский царь, Азов и взятием возьмет, небольшая то честь и похвала будет его имени, и не избудет он тем навеки, не изведет казачьего имени, и не запустеет Дон головами нашими.

Назвал он высока себя, будто он выше всех земных царей. А мы люди Божии: надежда у нас вся на Бога и Матерь Божию Богородицу, и на иных угодников, и на всю братию и товарищей своих, которые у нас на Дону в городках живут. А холопи мы природные царя христианского царства Московского, и прозвище наше вечно: казачество вольное Донское бесстрашное.

Мы сели в Азове людьми малыми для опыту: посмотрим мы турецких умов и промыслов: то мы все применяемся к Ерусалиму и Царю-граду. Хочется нам також взяти Царь-град: то государство было христианское…

Да вы же нас пужаете, басурмане поганые, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебного, ни выручки.

Мы про то сами и без вас, собак, ведаем, какие мы на Руси в государстве Московском люди дорогие и чему мы там надобны. Очередь мы свою сами собою ведаем.

Государство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государств и орд, аки в небе солнце.

А бегаем мы из того государства Московского из работы вечные, из холопства невольного, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыне, взираем на Христа Бога небесного. Так питаемся подле моря Черное. А злато и серебро емлем у вас за морем: то вам самим ведомо. А жены себе красные и любимые водим и выбираем от вас же, из Царя-града…

А се мы взяли Азов-город волей, а не государским повелением, – для казачьих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных.

И за то на нас, холопей своих, государь наш зело кручиноват: от него, великого государя, казни ждем смертные за взятие Азовское.

Буде же впрямь мы царю турскому надобны, отсидимся от вас в Азове-городе, и побываем мы у него за морем под его Царем-градом, посмотрим мы его, Царь-града, строения. Там с ним, царем, переговорим речь всяческую, лише бы ему наша казачья речь полюбилася – наши пищали казачьи да сабельки вострые…

Мы у вас взяли Азов-город головами своими молодецкими, а вы его из казачьих рук наших добывайте головами своими турецкими. Кому-то на боях поможет Бог!

Потерять вам под Азовом-городом турецких голов ваших многие тысящи, а не видать вам его будет из рук наших казачьих и до века. Разве великий государь, царь и великий князь Михайло Федорович, всея России самодержец, вас им, собак, пожалует: то уж ваша будет. На то его государская воля…»

* * *

Так умели отвечать русские люди три века назад. Так ответили десять тысяч азовских казаков больше чем двухсоттысячному войску, осадившему их. И тогда начался приступ.

* * *

У турок почали в трубы трубить, в великие, бить в гарматы, в набаты, в роги, в цимбалы. Почали играть добре жалостно.

И строились они всю ночь, до свету, с великолепной живостью.

«Когда же на дворе был час дня, – рассказывает казачье письмо, – почали они выступать из станов своих. Знамена у них зацвели и прапоры на поле, как цветы многие. От труб великих и набатов неизреченный визг…

Приклонили они своими знаменами весь Азов-город. Почли башни и стены топорами рубить, на стену многие пришли, хотели нас взять того же часу первого своими силами.

В те поры уже у нас пошла своя стрельба по них осадная из города, а до сех мест мы им молчали.

В огне и в дыму не мочно у нас друг друга видети: от стрельбы их огненной дым топился до неба, как есть – страшная гроза небесная, когда бывает гром с молнией.

Которые у нас подкопы были отведены за городом для ради их приступу, и те наши подкопы от множества их сил не устояли, все обвалились…

И уста наши кровью запеклись, не пиваючи, не едаючи…

И было у нас на том приступном месте двенадцать пушек, набиты дробом. И убили мы у них двух полковников немецких с немецкими солдатами, да убили у них двенадцать голов яныченских с янычены.

И вышли мы, казаки, на вылазку, и взяли у них большое знамя с клеймом турским, да взяли у них пашу первого.

В тот день мы бились с ними до вечера. Едва от них отбилися».

* * *

С рассвета до ночи гремел Азов, сверкая грозою.

Только отчаянная казачья вылазка остановила приступ, когда из порохового дыма, в лохмотьях, почерневшие, в запекшейся крови, вырвались казаки на турок по обваленным стенам.

В первом часу ночи турки отхлынули в свои таборы. «И ночь всю смечалися, много ли войска побито».

Утром другого дня пушки молчали.

Турки прислали под город своих толмачей, учали просить мертвых тел, а за всякое тело давали по золотому, за начальных людей давали по двенадцати золотых, а за пашу давали, что он потянет золота.

Но казаки войском на том не постояли: не взяли у них ни серебра, ни золота.

– Не продаем мы мертвого трупу в поле, – ответили толмачам казаки. – Емлите свои тела даром. Не дорого нам серебро и злато, дорога нам слава вечная… То вам, собакам, из Азова-города игрушка первая… Лише мы, молодцы, оружье прочистили. А иным нам вас потчевать нечем: дело осадное.

Турки отбирали «побитый труп целый день до вечера».

«Выкопали мы яму побитому своему трупу, великие рвы, от города три версты, засыпали их горою высокою. И поставили над ними признаки многие, басурманские, и подписали языки многими, разными…»

* * *

На другой день турки стали рыть гору всем своим войском, и вырыли ее многим выше Азова.

«Хотят тою горою засыпать Азов-город, и нас, казаков, горькою смертью излучить, – повествует письмо.

И увидели мы, бедные, свою погибель, что приходит смерть скорая, и удумали промежду собою.

Хорошо нам, казакам, умереть в поле, а не в ямах?»

Всем войском помолились казаки Иоанну Предотечу и Николе Чудотворцу и пошли на вторую вылазку, с криками: «Умирать ли нам или не умирать в поле?»

«И как вошли на ту высокую гору, закричали мы, яко с нами Бог!»

Турки под новым натиском бросили осадные работы. Побежали. Казаки побили у них многие тысячи, да взяли сорок бочек пороху, да шесть знамен пехотных.

И тем порохом разрыли гору, и ту гору на турок же взорвало, на таборы их…

* * *

Никто не ждал в султанских войсках такого отпора.

За две вылазки казаки смели до двадцати тысяч осаждающих, взорвали подкопные работы.

«Почали от нас турки страшны быти, – рассказывает письмо. – И почала меж них роздряга быти великая: паши турецкие почали кричать на царя Крымского, что не ходит он к приступу с ордою Крымскою…»

Азов решили взять не приступом, а осадою.

Янычары и черные мужики-негры стали рыть другую гору позади, больше прежней, в длину три лучных стрельбища, а в вышину многим выше Азова.

И на той горе поставили весь снаряд свой пушечный, и пехоту свою привели, пятьдесят тысяч, и орду Ногайскую всю с лошадей сбили.

И почали с той горы из снаряду бить по Азову-граду, беспрестани, день и нощь. От пушек их страшный гром стоял, огнь и дым топился до неба.

«Шестнадцать ден и нощей не перемолк снаряд их пушечный ни на единый час. Все наши азовския крепости распались, стены и башни все, и церковь Предотечева, и палаты все до единые разбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечный переломали весь.

Одна лише у нас в Азове-городе церковь стояла внизу добре, у моря под гору.

А мы от них сидели по ямам все, и выглянути нам из них не дадут».