Жан Тьерио - Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

• Название: Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов
• Автор: Жан Тьерио
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03275-0

Жан Луи Тьерио, французский историк и адвокат, повествует о жизни Маргарет Тэтчер как о судьбе необычайной женщины, повлиявшей на ход мировых событий. «Железная леди», «Черчилль в юбке», «мировой жандарм антикоммунизма», прицельный инициатор горбачевской перестройки в СССР, могильщица Восточного блока и Варшавского договора (как показывает автор и полагает сама Маргарет). Вместе с тем горячая патриотка Великобритании, истовая защитница ее самобытности, национально мыслящий политик, первая женщина премьер-министр, выбившаяся из низов и посвятившая жизнь воплощению идеи процветания своего отечества, и в этом качестве она не может не вызывать уважения. Эта книга написана с позиций западного человека, исторически настороженно относящегося к России, что позволяет шире взглянуть на недавние события и в нашей стране, и в мире, а для здорового честолюбца может стать учебником по восхождению к высшим ступеням власти и остерегающим каталогом соблазнов и ловушек, которые его подстерегают. Как пишет Тэтчер в мемуарах, теперь она живет «в ожидании… когда настанет пора предстать перед судом Господа», о чем должен помнить каждый человек власти: кому много дано, с того много и спросится.

---

Главным же «козырем» премьер-министра был Джеймс Прайор. Если Маргарет его и не любила, даже откровенно презирала, говоря о нем, что это «расчетливый политик, который полагает, будто миссия консерваторов состоит в том, чтобы отступить, сохранив порядок в своих рядах, перед неизбежным триумфом левых», все же она сознавала, что именно ему обязана тем, что принятие первого закона о профсоюзах после ее избрания не вывело страну на улицу, ведь законодательная система это позволяла.

Разумеется, первые предлагаемые меры были очень ограниченны. Закон, предложенный к рассмотрению в декабре 1979 года, «довольствовался» тем, что запрещал забастовочные пикеты и забастовки солидарности, а также предписывал возмещение ущерба работникам, уволенным или не нанятым на предприятие по причине проведения политики «закрытого предприятия». В законе, кроме того, предусматривалось финансирование из государственной казны голосований, организованных через почту, перед началом забастовки. Но дальше закон «не шел». Для Маргарет и наиболее консервативной части партии закон был шокирующим, поскольку сохранял в силе принцип «закрытого предприятия»[141] и провозглашал признание принципа отсутствия ответственности профсоюзов в случае незаконных действий одного из его членов[142].

Страна в тот момент была возбуждена нашумевшим делом, получившим название «Дело „Дейли экспресс“ против Мака Шейна». По случаю забастовки лондонских журналистов провинциальные газеты перепечатывали официальные сообщения «Пресс Ассошиэйшн» (частного информационного агентства. — Пер.). Национальный профсоюз журналистов оказал давление на своих членов, чтобы они прекратили сотрудничать с «Пресс Ассошиэйшн» и бойкотировали сообщения агентства. Само же агентство добилось того, что суд вынес профсоюзу предупреждение, предписывающее прекратить недопустимый нажим на своих членов, не имевших прямой связи с изначальным конфликтом. Когда профсоюз обратился с кассационной жалобой в палату лордов, избрав ее в качестве судьи, палата признала правоту профсоюза по той причине, что «подобные действия только способствуют расширению профсоюзного конфликта». Это означало признание полнейшего иммунитета профсоюзов перед тем побочным ущербом, который они могли причинить своими действиями. Маргарет в свою очередь оказала давление на Джеймса Прайора, чтобы он включил в проект закона статью об иммунитете профсоюзов, гарантированном уже упоминавшимся законом от 1906 года. Он отказался и положил на чашу весов прошение об отставке. Около сотни заднескамеечников подписали петицию с просьбой о том, чтобы закон был более суров. Маргарет отказалась одержать верх такой ценой. Ее сторонники были в ярости. Началась фронда среди тех, кого она считала своими. Хоскинс, Гардинер, Шерман предостерегали ее от подобного отступления, говоря, что оно напоминает «увертки и уловки Тэда Хита». В «Дейли экспресс» написали: «Если вы не предпримете действий сейчас, этот закон станет надгробным камнем правительства тори». Но все было напрасно. Маргарет Тэтчер оставалось только склонить голову перед Джеймсом Прайором. Так впервые она оказалась в кабинете министров в меньшинстве. Весной 1980 года ей еще недоставало силы, чтобы вступить в схватку со «слонами» или «тяжеловесами» партии консерваторов. К великому гневу министра по вопросам занятости, она заявила в палате депутатов, что это «всего лишь первый этап длительного процесса реформирования законодательства». То же она повторила и на телевидении в ходе передачи «Панорама»: «Это часть пути <…>. Надо многое сделать, чтобы идти дальше».

И Маргарет была совершенно права. Законодательство, касающееся профсоюзов, будет впоследствии постепенно отменено или реформировано, «распущено петелька за петелькой», но не Джеймсом Прайором, а другими. В тот момент предложенный им закон, очень умеренный, обладал двумя достоинствами: он затормозил чрезмерный рост власти профсоюзов и не позволил никого вывести на улицу (только несколько тысяч ярых «синдикалистов», то есть членов профсоюзов, помахали красными флагами около Трафальгар-сквера). Этот закон стал свидетельством того, что «развод» между профсоюзами и общественным мнением возможен и с каждым днем трещина между ними углубляется.

Кстати, всё сложилось достаточно удачно для Маргарет, так как теперь она могла управлять решением довольно скользкого вопроса о национализированных предприятиях и бесчисленных «хромых утках» из их числа, чей дефицит в 1979 году поглощал до 5 процентов государственного бюджета. Приватизация национализированных предприятий являлась центральным пунктом тэтчеровского проекта. Но невозможно было выставить на продажу на рынке предприятия, которые год за годом несли огромный ущерб, за исключением нескольких еще рентабельных компаний, совсем недавно национализированных лейбористами.

Так что задача Кита Джозефа, которую ему предстояло решать в министерстве промышленности, была необычайно трудной. Теперь ему, убежденному стороннику приватизации, предстояло превратиться в управляющего государственными предприятиями, на которых была занята, напомним, треть британской рабочей силы. Конкретно это означало, что он должен научиться лучше ориентироваться в невероятно непрозрачной и противоречивой среде государственного холдинга, что представляла собой организация под названием Национальное управление по предпринимательству, которая распоряжалась всеми сделками в столь различных областях промышленности, как производство автобусов, компьютеров, авиастроительства или кораблестроения. Следовало сделать конкурентоспособными и рентабельными национализированных монстров, которых гангрена разъела до костей в результате бюрократических приемов и наличия чрезмерно раздутых штатов. Это будет задачей тем более трудной, что в отличие от частных предприятий в данном случае государство окажется на переговорах с профсоюзами обязательно в первом ряду.

Заниматься вопросами оздоровления государственного сектора гораздо легче, когда находишься в оппозиции, чем когда занимаешь министерский пост. Кит Джозеф был зажат между противоречившими друг другу императивами: требовалось управлять доставшимся наследством, избежать социального взрыва, противостоять требованиям повышения заработной платы, сделать производство более рациональным и экономичным, финансировать необходимые инвестиции и не увеличивать государственные расходы. По последнему пункту у Кита Джозефа был провал, по крайней мере, сначала. В 1979 году национализированные предприятия обходились британскому налогоплательщику в 2,2 миллиарда фунтов, а в 1980 году эти расходы составили 3,4 миллиарда.

Кит Джозеф добился удовлетворительных результатов в сталелитейной промышленности, вполне достойных в автомобильной и, увы, катастрофических в угольной. У него был талант действовать точно и быстро, чтобы заставить производить изменения хоть и болезненные, но необходимые. Ничто в его поведении не напоминает того «тэтчеровского гусара», каким его часто описывают.

Разумеется, Кит Джозеф начал с того, что отправил к их химерам и охотничьим сворам тех джентльменов-корпоративистов, которые руководили крупными государственными компаниями и предприятиями. «Патроны» таких компаний, как «Бритиш рейл» — сэр Питер Пакрек, «Бритиш стил» — сэр Чарлз Вилен, Национального управления угольной промышленности — сэр Дерек Эзра не сумели противостоять буре. Они были заменены менеджерами, пришедшими из частного сектора, из ассоциированных частных банков, таких как «Лазард брадерз»; их переманили огромными деньгами, посулив платить так, будто сами они из чистого золота.

«Бритиш стил» стал первым из главных национальных конгломератов, на которые собирался «напасть» Кит Джозеф. За пять предыдущих лет в него было вложено пять миллиардов фунтов. В первом полугодии 1979 года потери «Бритиш стил» уже составили пять миллионов фунтов, и еженедельно они увеличивались на семь миллионов фунтов к концу года. Министр поставил перед менеджерами весьма амбициозную задачу: привести предприятие в состояние равновесия к концу 1980 года. Этого возможно было достичь только ценой больших жертв. Одна тонна стали, произведенная «Бритиш стил», требовала почти вдвое больше рабочего времени, чем та же тонна, произведенная на заводах континентальной Европы. Единственным решением было применение драконовских мер, а именно резкое сокращение штата предприятия. 10 декабря 1979 года Совет управляющих (директоров) «Бритиш стил» проголосовал за сокращение пятидесяти двух тысяч работников, более всего в районах Корби Шоттон и Порт-Тальбот. Это была почти треть штата, поскольку штат «Бритиш стил» тогда составлял около 176 тысяч человек.

Как это ни парадоксально, в то время как опасности более всего подвергались именно рабочие места и когда забастовки могли только усугубить ситуацию и усложнить процесс терапии, деятели из профсоюза металлургов решили вступить в борьбу за повышение заработной платы. Они требовали совершенно нереального повышения — на 20 процентов, хотя производительность труда на заводах «Бритиш стил» была самой низкой в Европе. Маргарет Тэтчер посоветовала Киту Джозефу не уступать и предоставила право новому президенту «Бритиш стил», Йену Макгрегору, право вести переговоры. 2 января было принято решение о начале забастовки. Правительство не противилось ее проведению. Когда Каллаген резко обрушился на премьер-министра с упреками, что «она спокойно сидит, когда страна находится на грани паралича», Маргарет ответила, что «металлурги сами уничтожают свои рабочие места» и что «размеры отрасли промышленности определяются тем, что можно продать, качествами и характеристиками ее продукта». Она добавила, что «возмутительно и оскорбительно видеть, как множество людей, которые могли бы быть лучшими производителями стали в мире, не желают воспользоваться удобным случаем, а устраивают забастовку, чтобы потребовать еще больше денег от налогоплательщика». Маргарет чувствовала себя тем более спокойно, что забастовки солидарности не начались. Рабочие и служащие стали всерьез опасаться за свои рабочие места. Они предпочитали получать не слишком много, пусть даже мало, чем не получать ничего. «Зима недовольства» отчасти повернула общественное мнение в обратную сторону. Министр промышленности и торговли подтвердил, что, несмотря на несколько пикетов яростных забастовщиков и пожар на одном из складов, частные предприятия металлургической промышленности смогут продержаться много недель на имеющихся запасах. Значит, сходить с ума от страха не было причин. Забастовка завершилась в апреле, так и не достигнув поставленной цели: блокировать страну. Наемные рабочие добились значительного повышения заработной платы (на 15 процентов), но эта прибавка будет быстро съедена инфляцией. Более того, они, являясь заложниками своих старых корпоративистских рефлексов, еще больше сосредоточились на размерах зарплат тех, кто останется, чем на судьбах тех, кто будет уволен по сокращению. Безработные не собирались этого забывать. В каком-то смысле это была первая победа Маргарет: в стане врага начались разногласия, а она получила возможность проводить настоящую политику повышения производительности труда в промышленности.