Джойс Оутс - Венец славы: Рассказы

• Название: Венец славы: Рассказы
• Автор: Джойс Оутс
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Рассказы данной книги, взятые из различных сборников писательницы, представляют Оутс-новеллистку с начала 60-х годов по конец 70-х. Писательница сложного, самобытного дарования, Дж. К. Оутс видит и воспроизводит без прикрас жизнь в США, не закрывая глаза на многие болезненные стороны существования «потребительского общества».

---

Чем мы рискуем?..

Появился «Уэбли» и спустя всего несколько минут исчез. Его визгливый, резкий, печальный голос сменился голосом существа неопределенного пола, бормотавшего по-гэльски. Его в свою очередь вытеснило рявканье немца, этот человек назвался Феликсом; по-немецки он говорил удивительно неправильно. Несколько минут пререкался с двумя, не то с тремя другими духами. (Каждый объявил себя на этот вечер Главным Коммуникатором миссис А.) В полутемной зале мерцали крошечные огоньки, стол вибрировал у меня под пальцами, и я почувствовал — или мне показалось, что я почувствовал, — как что-то прошмыгнуло мимо меня, коснувшись моего затылка. На меня напала сильная дрожь, но самообладание быстро возвратилось ко мне. Неопознанный голос объявил по-английски, что Дух нашего Века — Марс… вскоре произойдет губительная война, когда погибнет большая часть населения земли. Погибнут все атеисты. Миссис А. покачала головой из стороны в сторону, словно пыталась проснуться. С криком «Хэлло! Хэлло! Мне никого не видно! Кто здесь? Кто меня звал?» появился «Уэбли», но его вновь вытеснил другой дух, выкрикивавший длинные цепочки слов на иностранном языке. (Примечание: несколько дней спустя я установил, что это валахский язык, диалект румынского. Миссис А., чьи предки — англичане, разумеется, никак не могла знать валахского, и я весьма сомневаюсь, чтобы эта женщина даже слышала о валахах.)

Несколько минут сеанс продолжался таким же хаотическим образом. Миссис П. была, вероятно, весьма разочарована, поскольку хотела, чтобы ее соединили с ее покойным супругом. (Она нуждалась в совете относительно продажи неких земельных участков.) Духи свободно лопотали по-английски, — немецки, — гэльски, — французски, даже на латыни, а в какой-то момент доктор Мур обратился к духу с вопросом на греческом, но дух тотчас же ретировался, словно спасовав перед ученостью доктора Мура. Атмосфера тревожная, но в то же время почти балаганная — довольно безумная. Я заметил, что мне приходится сдерживаться, чтобы не засмеяться. Что-то коснулось моего затылка, я сильно задрожал и вспотел, но ощущение было не то чтобы совсем неприятное; я решительно затрудняюсь определить его.

И тут…

И тут все внезапно перевернулось. Стояла полная тишина. Из угла комнаты донесся голос духа, с нежностью обратился по имени к Перри Муру — медленно, вопрошающе, словно прощупывая:

— Перри? Перри?

Доктор Мур резко вздрогнул. Он был удивлен; по выражению его лица я видел, что голос принадлежит человеку, которого он знает.

— Перри?.. Это Брэндон. Я так долго ждал тебя, Перри, как ты можешь быть таким эгоистом? Я простил тебя. Давно. Ты ничего не мог поделать со своей жестокостью, я — со своей невинностью. Перри? У меня разбились очки — я ничего не вижу. Я так долго пребывал в страхе, Перри, сжалься надо мной, пожалуйста! Я больше не могу этого выносить. Я не знал, как все будет. Здесь толпы людей, но мы не видим друг друга, мы не знаем друг друга, мы чужие, вселенная чужих — я никого не различаю ясно, — я пропадал двадцать лет, Перри, я ждал тебя двадцать лет! Ты не смеешь снова отвернуться от меня, Перри! Нет! После такого долгого ожидания!

Опрокинув свой стул, доктор Мур неуверенно поднялся на ноги.

— Нет… Неужели это… Не верю…

— Перри? Перри? Не покидай меня снова, Перри! Не покидай!

— Что это? — воскликнул доктор Мур.

Теперь он уже стоял; миссис А. со стоном пробудилась от транса. Женщины из Бруклина были совершенно расстроены, и должен сознаться, я пребывал в состоянии легкого ужаса; моя рубашка и нижнее белье насквозь промокли от пота.

— Брэндон? — воскликнул доктор Мур. — Подожди. Где?.. Брэндон? Ты меня слышишь? Где ты? Зачем ты это сделал, Брэндон? Подожди! Не уходи! Неужели никто не может возвратить его? Неужели никто не может мне помочь…

Миссис А. неуверенно поднялась на ноги. Попыталась взять руки доктора Мура в свои, но он был чересчур возбужден.

— Я слышала только самые последние слова, — сказала она. — Всегда они так, бедняжки, такие потерянные, просто сломленные — ах, какая жалость! Это ведь не убийство, правда? Не убийство, нет! Самоубийство?.. По-моему, самоубийство для них даже еще хуже! Бедняжки, так изломаны — проснутся на том свете и чувствуют себя совершенно, совершенно потерянными — некому их направить — никто не поможет перейти из… Абсолютное одиночество, навечно…

— Неужели вы не можете вызвать его еще раз? — неистово вопрошал доктор Мур. Слегка сгорбившись, он всматривался в угол залы, сощурясь, точно глядел прямо на солнце. — Неужели никто не может мне помочь?… Брэндон? Ты здесь? Ты где-то здесь? Ради бога, неужели никто не может помочь мне!

— Доктор Мур, прошу вас, духи удалились… сегодня сеанс окончен…

— Глупая вы старуха, да оставьте меня в покое! Неужели вы не видите, я — я — я не могу потерять его… Вызовите его опять, ну же! Я требую! Требую!

— Доктор Мур, пожалуйста… Не нужно кричать…

— Я сказал, вызовите его опять! Сейчас же! Вызовите его опять!

И он расплакался. Приткнулся к столу, закрыл лицо руками и заплакал как ребенок; он плакал так, словно у него надрывалось сердце.

И вот сегодня я вновь пережил этот сеанс. Делал заметки, пытался понять, что произошло. Бодрящая десятимильная прогулка на ветру. Голова гудит от проносящихся мыслей. Обман? Надувательство? Телепатия? Безумие?

Что за зрелище! Доктор Перри Мур взывает к духу, умоляя его возвратиться, — потом плачет в присутствии четырех изумленных свидетелей.

Не кто иной, как доктор Перри Мур.

Моя дилемма: должен ли я сообщить о вчерашнем происшествии доктору Роу, президенту Общества, или же должен молчать и потребовать молчания также и от мисс Брэдли. Это была бы трагедия, если бы профессиональная репутация Перри пострадала в результате одного-единственного злосчастного вечера; не успеешь оглянуться, как об этом будет говорить весь Бостон.

Однако в его теперешнем состоянии он, вероятно, сам станет говорить всем об этом.

Вернувшись в «Монтегью-хауз», бедняга не мог заснуть. Продержал бы меня всю ночь, если бы у меня достало сил выносить его возбуждение.

Духи существуют! Духи всегда существовали!

Он неправильно жил до сегодняшнего дня!

И, конечно, самое главное — Смерти не существует!

Он расхаживал по моему номеру, нервно подергивая бороду. Временами у него на глазах навертывались слезы. Казалось, он ждет от меня какого-то отклика, но стоило мне заговорить, тут же перебивал меня; по правде говоря, он не слушал.

— Наконец-то я знаю. Я не могу уничтожить это знание, — произнес он странным хриплым голосом. — Поразительно, не правда ли, после стольких лет… стольких лет, потраченных впустую… Невежество — вот что было моим уделом, тьма… чудовищное самодовольство. Как подумаю о своей самоуверенности, проистекавшей из заблуждения, боже мой! Мне так стыдно, так стыдно! И все это время такие люди, как миссис А., сообщались с таким могущественным миром… а такие, как я, корпели в невежестве, добиваясь материальных успехов, истощали свои силы на преходящее, на всякую чушь… но теперь все изменилось. Теперь я знаю. Знаю. Смерти не существует, о чем нам неизменно и толковали спиритуалисты.

— Но, Перри, ты не думаешь… Разве не может быть, что…

— Я знаю, — спокойно сказал он. — Мне это ясно, словно я сам перешел в тот, иной мир. Бедный Брэндон! Сейчас ему столько же лет, как тогда. Бедный малый, бедная трагическая душа! Подумать, что он все еще живет, столько лет спустя… Невероятно… У меня голова идет кругом, — произнес он медленно. Постоял мгновение молча. Подергал бороду, затем отрешенно провел по губам пальцами, затем протер глаза. Казалось, он забыл обо мне. Когда он снова заговорил, голос его звучал глухо и довольно жутко. Говорил он словно одурманенный. — Знаешь, я… я думал о нем как… как о мертвом. Мертвом. Двадцать лет. Как о мертвом. И вот теперь, нынче вечером, тебя заставляют понять, что он все-таки не умер… Он выпил настойку опия, вот что. Я его обнаружил. В его комнатах, в Уэлд-холле, на четвертом этаже. Обнаружил его; не имел ни малейшего понятия, никакого понятия, пока не прочел записки… записку я, разумеется, уничтожил… должен был, понимаешь, ради него. Больше ради него, чем ради себя. Потому что он понял, что не может быть ни… никакой надежды… И все же назвал меня жестоким! Ты его слышал, Джарвис, не правда ли? Жестоким! Полагаю, я был жесток. Был? Не знаю, что и думать. Я должен поговорить с ним опять. Я… я не знаю, что и… что и думать. Я…

— У тебя страшно усталый вид, Перри. Неплохая мысль — ступай-ка ты спать, — робко сказал я.

— …сразу же узнал его голос. О, сразу же — никакого сомнения. Никакого. Какое откровение. И так неверно прожить жизнь… Врачевать человеческие тела. Абсурд. Теперь-то я знаю, ничто не имеет значения, кроме того мира… ничто не имеет значения, кроме наших умерших… незабвенных наших умерших… которые не умерли! Какое колоссальное откровение!.. Да что там, оно перевернет весь ход истории. Изменит человеческое мышление во всем свете. Ты был там, Джарвис, ты понимаешь. Ты был свидетелем…