Виктория Платова - Эшафот забвения

• Название: Эшафот забвения
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01481-0

Ассистент по работе с актерами у знаменитого режиссера – о таком повороте судьбы можно только мечтать! Для Евы жизнь начинается заново. Но… Оказывается, что и в кино убивают: одна за другой при загадочных обстоятельствах гибнут исполнительницы главной роли. Эти убийства объединяет одно – полное отсутствие мотива преступления. Все возможные версии выглядят неубедительными и позволяют подозревать каждого в съемочной группе. Разгадка приходит неожиданно и.., слишком поздно. И тогда Еве приходится вступить в борьбу за собственную жизнь…

---

Из оцепенения меня вывел голос Анджея. Истерика прошла, он смирился с произошедшим и теперь задумчиво смотрел на труп. Потом, изогнувшись всем телом, потянулся вверх, к лампам над столиком, и повернул их под другим углом. Лампы были слишком высоко, кресло с трупом перегораживало проход к ним – клетчатая рубашка Анджея выбилась из брюк, и я увидела плоский, очаровательный, лишенный всякой растительности живот. А Анджей все поправлял и поправлял лампы, выбирая нужный ракурс. Он вполне мог работать осветителем, рядовым осветителем со стажем и очаровательным плоским брюшком пресмыкающегося – скорее всего саламандры – лакомый кусочек для ассистенток и эпизодниц на излете карьеры, ничего не скажешь.

– Отличный кадр, – медленно произнес он, – отличный кадр.

Теперь рукоять под грудью у актрисы была ярко освещена, стершаяся и старая, захватанная множеством пальцев, вытертая от бездны лет, самый прозаический инструмент сапожника в маленькой будочке на углу: нет, это было мало похоже на нож: у ножей не бывает таких неромантических рукоятей… И почти полное отсутствие крови…

Шило. Скорее всего – шило. Почему я подумала о шиле?

– Отличный кадр, то, что нужно для любого финала, – снова повторил Братны, – жаль, что это не мое кино.

Его мечтательный голос вдруг испугал меня больше, чем труп актрисы.

– Что ты говоришь?

– Если удачно выставить свет… Жаль, что это не мое кино… Бессмысленно переписывать сценарий. Для такого финального кадра нужен совершенно новый. – Еще секунда, и этот фанатик может впасть в безумный созерцательный транс.

Я ударила его по щеке:

– Опомнись! Мы здесь одни с трупом на руках! Приди в себя! Ее убили, и нужно что-то делать. Нужно звонить в милицию, черт возьми!!!

Моя пощечина возымела действие. Анджей пришел в себя.

– “С трупом на руках” звучит несколько цинично, ты не находишь?.. Могла бы выбрать что-нибудь более подходящее моменту. Нам ко всем проблемам только ментов здесь и не хватало…

– Я звоню. Чем быстрее они приедут, тем будет лучше для нас для всех. Для всех… Нужно проследить, чтобы никто не ушел с площадки.

– Ты даже это знаешь? По-моему, ты работаешь ассистентом не в том кино, в котором должна. Милицейский сериал подошел бы тебе больше. – Боже мой, у него еще хватает сил на дешевые приколы!..

Я обогнула кресло и взялась было за трубку стоящего на столике телефона. И тут же властная ладонь Братны перехватила мою руку:

– Нет!

– Что значит – “нет”? Ты с ума сошел, мы имеем дело не с сердечным приступом, не с солнечным ударом на пляже в Пицунде. Ее убили.

– Не трогай телефон. А вдруг там отпечатки пальцев? Вдруг мы с тобой изгадим все вещественные доказательства?

– Хорошо. Но все равно нужно сообщить…

– Подожди.

– Подождать?

– Ей уже ничем не поможешь, правда? Я хочу, чтобы мы спокойно обо всем поговорили.

– Ты считаешь, что мы можем говорить спокойно, находясь в одной комнате с заколотой неизвестно чем старой женщиной?

– Да, я считаю, – он почти с нежностью посмотрел на меня, – я считаю, что мы можем поговорить без излишних эмоций. Все равно того, что произошло, исправить нельзя.

– Я…

– Ты производишь впечатление человека, который в состоянии держать себя в руках, – продолжил Анджей, рассматривая свои ногти. – Если в этой ситуации и можно чему-то порадоваться, так это только тому, что ее нашла ты, а не кто-нибудь другой. Не эта впечатлительная истеричка Ирэн, например… Говорят, что ее на слезу пробивает даже “Бриллиантовая рука”.

– Что ты несешь?..

Я во все глаза смотрела на Анджея: этот человек совсем недавно, какой-нибудь час назад, стоял на коленях перед старой актрисой: более сусальной парочки и придумать было невозможно. Час назад он был так же искренен в своем обожании, как и теперь – в своем безразличии. Впрочем, нет, безразличным он не был. Мертвая актриса раздражала его, как неожиданное препятствие, как прорвавший фурункул на шее.

И все. И больше никаких проявлений: ни совершенно естественного в этой ситуации испуга, ни растерянности.

– Ты просто дьявол какой-то…

– Ты тоже не производишь впечатления Михаила Архангела и покаявшейся во всех грехах Марии Магдалины. Я чую в тебе двойное дно, а чутье никогда меня не обманывает. И это твое двойное дно выглядит не очень аппетитно. Интересно, что можно там найти, если хорошенько покопаться?

– Если ты решил выяснить это – то сейчас не самое подходящее время, – тихо произнесла я.

– Отчего же? Самое подходящее, чтобы выяснить, на чьей ты стороне.

Братны наконец-то оставил в покое свои ногти. Теперь он пристально смотрел мне в глаза: я уже видела этот взгляд, заставлявший людей делать самые невероятные вещи. Но еще никогда он не смотрел так на меня. Его глаза завораживали, как глаза змеи, они меняли цвет, они становились то холодными, то теплыми, они распинали меня и умело водружали терновый венец; они умоляли, они назначали свидание в пластиковом “Макдоналдсе” (чизбургер и яблочный пирог за твой счет, закажи мне то же, что и себе), они назначали свидание в пластиковом мешке для трупов. Смесь обожания и угрозы, преступника и жертвы, ты все равно сделаешь то, что я хочу.

– Я на твоей стороне. – Боже мой, неужели это я – я! – произнесла это? Произнесла на глазах, на остекленевших глазах у трупа, еще час назад бывшего ведущей актрисой ведущего режиссера?..

– Я знал. В конечном итоге все становятся на мою сторону, – он грустно взглянул на кресло, – кроме таких вот прискорбных случаев…

– Что я должна делать? – Неужели я позволю распоряжаться собой после всего того, что произошло?

Позволю, еще как позволю, это не потеющий лесоруб Костик Лапицкий – это глава ордена иезуитов.

– Сейчас ты пойдешь на площадку. Пойдешь, как будто ничего не произошло. Настоятельно попросишь не расходиться. Придумай какую угодно причину, самую невинную. У нас этих чертовых невинных причин хоть пруд пруди… Сообразишь что-нибудь по дороге. Я сам позвоню куда следует.

– Это все?

– Все. Ни слова о том, что произошло. Не нужно волновать людей, ты же знаешь кинематографистов, очень нежный человеческий материал, просто филе какое-то. Ты любишь филе? Филе трески, а?

– Что? – Его глаза немного ослабили хватку, и я перевела дух.

– Иди. Ты все поняла. Иди.

Только в коридоре я окончательно пришла в себя. Он не так уж не прав, уговаривала я себя весь короткий отрезок пути до павильона. Он делает то, что сделал бы любой здравомыслящий человек на его месте. Нужно попытаться удержать в узде всю съемочную группу, чтобы не создавать лишних проблем следствию: чуть тепленьких киношников допросят, и…

Что – и?

Если существует убитая, значит, где-то должен существовать и убийца. А если где-то существует убийца – они будут шерстить всех. И ты первая попадешь под этот чес заезжих гастролеров-оперработников. А из всех документов у тебя есть только сляпанный на скорую руку студийный пропуск: именно так оформляются на работу в съемочной группе Братны… Даже фотографии нет. Только теперь я поняла, какой легкой мишенью могу оказаться: сомнительная дамочка с сомнительным, ничем не подтвержденным прошлым. Уйдя в ту ночь от капитана Лапицкого, отказавшись выдать чужую жизнь за свою собственную, я перестала существовать не только как Анна Александрова, но и как Ева. Но ведь и Ева придумана мной самой. Кто бы ни был Братны, он ошибся ненамного: во мне не двойное, а тройное дно.

Тогда я не рассчитывала на долгую жизнь, а быстрой смерти никакие документы не нужны. Могила без опознавательных знаков на северной оконечности любого из кладбищ – вот и все, что она заслуживает. Но конец света неожиданно отказался отложенным, чертов капитан Лапицкий подставил меня и на этот раз… Неужели я так сильно хочу жить, что даже не в состоянии подумать о чужой смерти?.. О чужой смерти, которая так близко?

…На съемочной площадке ничего не изменилось, разве что прибавилось народу. Волошко и Кузьмин возились со светофильтрами, гримерша Ирэн медленно убивала дядю Федора печальным щебетаньем о последнем фильме Вуди Аллена – “Разбирая Гарри”. Ее отравляла мысль, что забытая в гримерке кассета все еще не в ее руках. От этой мысли я похолодела: Ирэн ничего не стоит отправиться за ней прямо сейчас. И если Анджей не закрыл гримерку… А дядя Федор продолжал смотреть на гримершу остановившимися глазами снулой рыбы и держался за тщедушное тельце юпитера. Наверняка дернул в перерыве косячок у Трапезникова, Трапезников мастер подсовывать неокрепшим душам психоделические презенты.

Все были на месте – ассистенты, реквизиторы, осветители: режиссер обожал мастер-классы имени себя, замершая в благоговении, растущая изо дня в день толпа фанатов вдохновляла его. Но кое-кого я все-таки недосчиталась: Леночки Ганькевич, с позором изгнанной из кинематографического рая Анджея Братны.