Елена Колчак - Маргаритки для одинокой леди

• Название: Маргаритки для одинокой леди
• Автор: Елена Колчак
• Жанр: Иронический детектив

---

Бедный мальчик! Сейчас он сидел, поджав колени к груди и обхватив их руками. Над острыми джинсовыми коленками виднелся край двух книг in folio — не то ноты, не то альбомы по искусству.

— Костик! — позвала я его. Кто знает, как там принято обращаться к ангелам. — Ступеньки холодные, простудишься.

— Мне альбомы надо отдать, — сказал он без всякого выражения.

— Геллерам? — уточнила я, но он не ответил.

— Если хочешь, я могу Альбине Вадимовне передать. Зайди, — дверь, наконец, открылась. Все-таки засов Ильин поставил чересчур основательный. А может, эту конструкцию просто смазать надо.

Костик молча встал, зашел следом за мной в квартиру и остановился у порога.

— Проходи. Ты, кажется, как-то раз в редакцию заходил…

Он опять ничего не ответил, но послушно снял кроссовки и прошел на кухню. Сел в угол дивана и вдруг спросил:

— Можно, я у вас немножко посижу?

— Да сиди бога ради, сколько хочешь. Выпьешь что-нибудь? Только у меня выбор небогатый — пиво да коньяк. Ну, и чай-кофе, само собой.

— Пиво? Да, наверное… Или лучше чай, — он помолчал, потом неожиданно добавил, — вы не бойтесь.

Да уж! Как и положено ангелу, он видел меня насквозь. Как раз в этот момент я испугалась. Нет, не того, что он вдруг может что-то эдакое выкинуть. Хоть и заторможенный, но он был не «под кайфом»: значки нормальные, посторонних запахов никаких, да и вообще явно не из наркош. А что на зомби похож — ничего удивительного, каждый будет «тормозить» после такого удара. Испугалась я другого: как себя вести, если ему выплакаться понадобиться. Зря пугалась.

— Мне просто привыкнуть надо, — пояснил Костик. — Это трудно. Нужно время.

8

Человек — это звучит гордо. А обезьяна — перспективно.

Чарльз Дарвин

Капитан Заикин из райотдела, две с половиной недели назад принявший заявление о факте нападения на гражданку Рудину А. В. — то бишь Альбину Вадимовну, мачеху Марины Геллер — выглядел ужасно обиженным. Не то вообще на жизнь, не то на конкретную ситуацию. Будешь тут обиженным, когда на голову тебе сваливается начальство (строго говоря, Ильин этому капитану начальством вовсе не приходился, но это юридически) и начинает усиленно ковыряться в том, что сам ты считаешь полным пустяком.

— Если я буду подробно разбираться с каждым таким заявлением — у нас раскрываемость будет пять процентов, или сами не знаете? Тем более, ничего ведь не случилось, Рудина отделалась испугом.

— Зато падчерица ее, похоже, и испугаться не успела, — буркнул в ответ Ильин.

— Ну, знаете, майор, я не Вольф Мессинг. Если уж знала, что на мачеху напали, могла бы и поаккуратнее ходить. Мне что, на этой площадке надо было пост выставить? А людей откуда взять? Или, может, уголовное дело надо было завести? Может, и не было никакого нападения. Эти дамочки наговорят… — он задумался. — Хотя эта вряд ли истеричка, которая все сочинила. Очень аккуратная… Мы тут… — капитан замялся, подбирая слова. — Ну, вроде следственный эксперимент провели. Так она меня опрокинула очень даже грамотно. А если, как говорит, еще и баллончиком успела брызнуть — ничего удивительного, что вырвалась. И что мне с этим было делать? Если я такие заявы стану регистрировать, мне начальство… — он будто поперхнулся, видимо, посчитав подробности не слишком приличными.

— А про маньяка с маргаритками у вас тут, конечно, не слышали? — Ильин даже не злился, он был такой усталый-усталый. — На вашей земле ведь гуляет…

— Да я только вчера приехал! — возмутился капитан. — В отпуске был две недели, нельзя? Как узнал, сразу про эту Рудину и вспомнил.

— Да ты не злись, капитан, вряд ли это что-нибудь изменило бы. Просто… может она что-то запомнила… Хоть какая-то зацепка…

— Да нет, — возразил капитан. — Я же сам ее опрашивал. Ничего она не видела, ничего не помнит. Чулок, вроде бы, такой же…

— Он сохранился?!! — Ильин сделал стойку не хуже охотничьей собаки.

— Ну, если Рудина его не выкинула… Не к заявлению же его было прикладывать. Тогда регистрировать пришлось бы…

По-моему, не будь рядом меня, Ильин бы от души выматерился. А так он лишь покосился в мою сторону и быстренько распрощался с обиженным капитаном.

9

Наполеон слыл знатоком человеческих душ, Шекспир — тоже,

но их знания не имеют меж собой ничего общего.

Зигмунд Фрейд

Квартира Геллеров — собственно, две квартиры, соединенные в одну, — производила более чем солидное впечатление. Никогда бы не подумала, что в обычном доме такое можно увидеть. Никаких тебе новомодных вычур, все спокойно, со вкусом, пахнет большими деньгами…

Валерий Михайлович Геллер выражал свое горе суетой вокруг жены: «Вы уж постарайтесь ее не волновать, вы же понимаете, такое потрясение…» Кажется, психологи называют это «проекцией». На самом деле Альбина Вадимовна вовсе не производила впечатления потрясенной особы. Очень сдержанная дама, только и проронила:

— Кажется, нас Бог за что-то наказывает…

Чулок, конечно, не сохранился. Альбина Вадимовна выбросила его сразу же: «хотелось побыстрее забыть этот кошмар». Она его сначала даже и не заметила. Добежала до подъезда, отдышалась — чтобы ничего не говорить домашним, как будто не было. Это Валерий Михайлович, встретивший супругу в прихожей, обратил внимание на чрезмерно экстравагантное дополнение ее строгого костюма. Он же настоял на том, чтобы обратиться в милицию. Хотя «настоял» — это сильно сказано. Достаточно было пообщаться с Альбиной Вадимовной пять минут, чтобы понять, что никто и никогда не сможет настоять на чем-то, противоречащем ее желаниям. Впрочем, умные женщины часто делают вид, что «все решает Он».

— Но вы хоть помните, как тот чулок выглядел?

— Ну… в общем, да, — Альбина Вадимовна пожала плечами.

— Похож на этот? — Ильин жестом фокусника вытащил из кармана нечто ажурно-воздушное. Да, изящная штучка, на ноге должна смотреться просто обалденно: по почти прозрачному полю вьются растительные мотивы, слегка подчеркнутые серебряной нитью. Листья, побеги, бутоны. Верхняя эластичная кайма, которая позволяет обходиться без пояса, вся целиком составлена из распустившихся цветов.

— Неужели вы совсем-совсем ничего не запомнили? Рост, какую-то деталь одежды, обувь, запах…

— Я испугалась, — она задумчиво, слегка, постукала изящным ноготком по не менее изящным зубкам. Ноготки у нее были короткие, но маникюр идеальный. Да и вся она была… безукоризненная: стрижка — волосок к волоску, легчайший макияж, негромкий, но твердый голос. Что-то не верится, чтобы такая могла вообще хоть чего-нибудь испугаться. Худощавая, спортивная, точная. Гибка, как хорошая шпага и так же самодостаточна.

Какие мысли бродят за этим высоким лбом? Не удивлюсь, если она размышляет о беспомощности закона — мне ведь это пришло в голову? — и строит планы в соответствии с собственными представлениями о справедливости. А ведь, пожалуй, вдвоем, мы могли бы достичь успеха… и быстро. Вот только вряд ли она меня к себе подпустит. Если что-то и предпримет — только одна. Если бы не руки, не их мелкие, нежные, как бы замирающие жесты, можно было бы решить, что смерть падчерицы ее совершенно не коснулась…

— Понимаете, я до сих пор — это банально, но я все еще не могу поверить, принять, что это все-таки случилось. На самом деле случилось, не во сне, не по телевизору… Это… я не знала, что бывает так страшно. А самое страшное — что я ничего не могу вам сказать. Там было так темно… Как я могла что-то увидеть? Если бы… — она замолчала, сжала губы, как бы останавливая себя.

Если бы — что? Если бы отнеслась к нападению по-другому, и падчерица могла бы быть сейчас жива? Или… Если бы репутация наших доблестных органов была хоть чуть-чуть получше, чтобы можно было рассчитывать на то, что убийцу поймают, тогда имело бы смысл делиться информацией — так? Потому что информация — какая-то — у нее была. Что-то она заметила, запомнила или вычислила, но предпочитает держать это при себе. Или… Если бы я не знала этого человека…

Она совершенно определенно что-то знала, и знала, какое значение это имеет. Потому что все ее реплики были как бы спросонья, как бы возвращаясь… А, да, мы ведь беседуем, извините, я задумалась. И размышляла она при этом очень сосредоточенно, так что разговор становился как бы вторым планом, внешним и не очень важным.

— Мне и в голову не пришло, что она может пойти через площадку. Даже если ее некому было проводить — у Костика, кажется, мама болеет, а может быть, она и не у Костика была — ведь так просто было предупредить, мы бы с Гердой ее встретили… У нее, правда, тоже баллончик был, такой же, как у меня…

— Этот? — вот уже второй раз за сегодняшний вечер Ильин повторял «жест фокусника».