Газета Завтра Газета - Газета Завтра 441 (19 2002)

• Название: Газета Завтра 441 (19 2002)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

…Я видел, как Иван уже почти дошел до леса, и не дожидаясь, углубился в него. Он взял одно направление. Я — другое. И никто из нас не знал, что будет дальше.

В рассказе Николая Георгиевича есть детали, от которых перехватывает горло. Он, например, говорит: "К весне 43-го гимнастерка у меня была длиной по грудь. Истерлась. Вижу, что протерлась,— выдерну нитки. Дальше она вроде крепкая. Потом опять лохмотья, я опять дергаю ниточку за ниточкой, и так до самого ворота, и заплаток больше нет…"

— Это было, когда вас приютила семья Пранаса Дамскаса?

— Да, я был у них в деревне Караляй. Прятали они меня одно время под крышей сарая, в соломе. Залезу поздно вечером наверх, чтобы никто из случайных людей не увидел, зароюсь в солому, Пранас убирает лестницу и уходит до утра. Я просыпаюсь — глаза открыть не могу: ресницы склеились, у рта — ком льда величиной с кулак. Надо дышать, чтобы он подтаял. Одно время спал в сарае, в кормушке. Они меня соломой забросают, засыпаю в соломе, а там корова и два теленочка. За ночь они все съедают — просыпаюсь от холода в голом корыте. И так мучили фурункулы. Ничем их нельзя было вылечить. И уже мед кончился, которым Ядзя, это жена Пранаса, меня мазала, чтобы облегчить мои страдания, и лекарства, а толку никакого. Это было от голода и истощения.

— Голод… Но ведь они к вам относились по-доброму. Кормили…

— Да это так. Но посчитайте: мы тридцать два дня выбирались из окружения, почти сорок девять дней нас, пленных, практически не кормили. Это почти три месяца голода. Я же рассказывал — пленные солдаты начисто объедали кору деревьев, листья. Потом, после побега мы так долго блуждали по лесам от хутора к хутору.

Ядзя наварит миску каши на всю семью (и на меня), сделает лунку для жира. Даст по куску хлеба. А я один почти все съедаю. И стыдно перед ними, и остановиться не могу… ем. И уже желудок болит, а я ем и все никак не могу насытиться. Я их объедал, я же это понимал. Три раза хотел было уйти, удержал отец Ядзи, Игнат Иванович. Я его звал "папаша". Он говорит: "Не уходи, Никола, пропадешь. Живи. Хлеба до весны хватит, мясо поделим по кусочку…"

…Он был солдат Первой мировой войны, Игнат Иванович, как узнал потом Николай Георгиевич Кочнев. Вернулся с войны отравленный газовыми атаками, мучился желудком, очень болел, но тянул вместе с семьей дочери лямку крестьянской жизни… Мирной, и уже потому в радость. И видно, сильно дрогнуло сердце старика, который сам пережил германский плен, когда увидел еще одного поверженного солдата — уже Второй мировой войны...

…Они сберегли жизнь Николая Георгиевича Кочнева. Пранас, Ядзя и Игнат Иванович Дамскисы.

Когда пришла победа, сержант Кочнев узнал про Пранаса, что тот прячется потому, что его оговорили, что считают врагом, узнал, что он исчез из хутора (решили, что подался в леса к "зеленым братьям"), то бросился его искать. Сначала это были 10 дней отпуска, рекомендованных комбатом для поездки в Москву. И потом, уже после демобилизации, еще два с половиной месяца поисков. Дальше вы знаете: он восстановит доброе имя этой семьи и только тогда вернется на родину.

Невозможно только во всех страшных подробностях повторить его рассказ о том, с каким риском для жизни это было связано. Лесные братья сразу узнали о появившемся в хуторах русском сержанте, готовили ему облавы и засады, и однажды он действительно всего на полторы-две минуты разминулся с ними. Хозяин того хутора, где чуть было не произошла роковая встреча, Казимир Рупшис предупредил, чтобы Кочнев немедленно, не расспрашивая, уходил из их района и ни в коем случае не ночевал в ближайших хуторах.

Спустя годы узнает Николай Георгиевич, какая встреча ждала его, попадись он в руки "братьев".

— Когда искали русского — избили хозяина хутора в кровь, в коровнике протыкали солому вилами, расстреливали стены хаты и сарая… Ядзе я тогда сказал: "Мне надо уезжать, здесь уже очень опасно… Не откроешься, где Пранас — ты потеряешь мужа, а твой сын — отца". Представьте себе: прошло три года с тех пор, как они прятали меня. Как Ядзя спасала меня ото вшей, добела кипятила мое черное солдатское белье. Теперь Литву заняли русские. И она мне не доверяла, я это чувствовал, боялась меня. Но потом, оказывается, побежала к гадалке, а та раскинула карты и говорит: "Не бойся его. Он пришел с добром". Я Ядзе сказал: "Вот, я без оружия. Веди меня к мужу в любой лес, если он в лесу. Я не боюсь, даже если Пранас будет вооружен. Но только чтобы никого, кроме нас троих, не было на этой встрече — только он, я и ты, Ядзя. Нам надо поговорить". Она, вот видите, не поверила мне сразу. Говорит: "Не знаю, где Пранас". А тут пришла. Голову опустила: "Пойдем". Мне стало понятно — муж нашелся. Идем обратно — болотами, лесом… Я только ее прошу: "Веди так, чтобы не напороться на банду. Тебя, может, и оставят в живых. А я погибну от их рук медленной мучительной смертью". Еще перед тем, как ехать искать Пранаса Дамскиса, капитан Козлов, начальник НКВД, рассказывал мне о зверствах над русскими, очень отговаривал: "Не лезь в бандитское гнездо, погибнешь, ты уже и так настрадался, намучился, на всю твою жизнь хватит этого горя…"

— Теперь ясно, что послушаться такого совета вы все-таки не могли, хоть он и шел от самого сердца…

— Не мог. А с капитаном мы потом переписывались, я после войны был в командировке в Ульяновской области, навещал его, правда, уже неизлечимо больного. Сфотографировались на память…

— А как произошла ваша встреча с Пранасом Дамскисом?

— Пранас ко мне бросился на шею — весь какой-то зеленый, худой, бородища до пупа, усы… "Никола, моя жизнь в твоих руках, делай со мной, что хочешь". Я ему и сказал, что давай брейся, мойся, поедем со мной к капитану Козлову. Он, мол, про тебя знает. И сделаю я тебе то, что ты для меня сделал: спасу твою жизнь и жизнь твоих родных.

….Не один и не два раза приедет еще в семью Дамскисов Н.Г.Кочнев. Сначала один, потом с женой. И однажды спросит-таки:

— Почему вы спасали меня, русского солдата, от фашистов, ведь это было так опасно.

— Мы спасали не русского солдата. Не коммуниста. Не красного. Мы спасали молодого парня, который очень хотел жить и не хотел умирать.

Никто не хотел умирать… Пранас Дамскис почти три года сидел в бункере на глубине три с половиной метра, в заваленной навозом яме, в загоне для овец. И на земле жить ему было еще страшнее, чем под землей… Он боялся и НКВД, и бандитов из леса... Пищу глухими ночами приносили мать или жена… Откапывали его, кормили и снова закапывали. А сверху пускали своих овец. Чтобы дышать, вывели под стенку коровника противогазную трубочку…

Странно представить, что Кочневу той поры — всего 25 лет... Какая отзывчивость, какое чувство братней любви… Теперь мы знаем въяве, как Бог соединяет чистые сердца. И как он помогает им. "Полюби ближнего как самого себя…"

Посмотрите на снимок. Это Кочнев тех лет. А это — Пранас. Девушка на снимке — его жена, Яня Дамскене или Ядзя, как ее называли в семье. Их сестра, их хутор. Это снимки весны 47-го года. Когда самое страшное уже осталось позади. Какие спокойные и прекрасные лица!.. И не хватает только каких-то самых важных и одновременно простых слов, чтобы закончить этот эпизод достойно его истинному смыслу: это сам Господь Бог помог им, сберег одних хороших людей и других хороших людей для счастья на мирной земле. И для того, чтобы мы сейчас узнали их историю и уверились: "Делай, что должно, и пусть будет, как будет…" И еще сказано в Библии: "Там, где вас двое, там Я среди вас…"

…А вот Николай Георгиевич говорит, что Библии не читал... Имеющий уши да услышит: чтобы жить так, как живет он, ему достаточно быть просто из рода Кочневых, просто русским, обыкновенным и можно сказать — незаметным скромным человеком… Таково поколение. И слава Богу за все…

И, наверное, для Николая Георгиевич это было время самых светлых надежд… Время любви и расцвета сил… Время творчества .

Он приехал домой, восстановил в Химках разрушенный домик отца, женился, нашел работу по сердцу: сначала 6 лет разъездным фотографом, а потом, по случайному объявлению,— в оформительском цехе Мособлхудожфонда... Жизнь шла — как у многих, мирная жизнь, полная осознанного счастья. Он выжил, он жив, у него есть дом, семья, работа. Будет ребенок... Жизнь имела тот высокий смысл созидательности и служения обществу, за который они, русские солдаты Второй мировой, проливали кровь и умирали на полях сражений… Даже самые искренние люди о таких чувствах никогда не говорят вслух.

…Вот только где сейчас оно, это счастье, у ограбленного и попранного поколения?..

Сегодня, когда Н.Г.Кочнев — автор уникальной по своей исторической ценности портретной галереи советских писателей, случается, что для него в огромную проблему превращается покупка пачки фотобумаги. А ведь он годы и годы следит за жизнью писательской организации, годы и годы снимает всех, кто вызвал своими сочинениями общественный интерес, чьи работы волнуют его лично, кто интересен читателю сейчас или кто, по мнению Николая Георгиевича, будет интересен завтра. "Шесть тысяч писателей я знаю лично",— говорит Николай Георгиевич, показывая ту часть экспозиции, которая хранится в его мастерской.