Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или

• Название: Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или
• Автор: Айн Рэнд
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-9614-0404-8

Айн Рэнд (1905–1982) — наша соотечественница, ставшая крупнейшей американской писательницей, которую читает весь мир. Ее книгами восхищаются, о них спорят, им поклоняются… Самый известный роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» в Америке по продажам уступал только Библии! Главное в книге — принцип свободы воли, рациональность и «нравственность разумного эгоизма».

Вторая часть романа — социальный прогноз. В ситуации, когда правительство берет курс на «равные возможности», считая справедливым за счет талантливых и состоятельных сделать богатыми никчемных и бесталанных, проигравшими оказываются все. Запрет на развитие производства и лоббирование интересов «нужных» людей разрушают общества. Динамика повествования задается сложным переплетением судеб героев, любовными коллизиями и загадкой, кто же такой Джон Голт.

---

— Если ты думаешь, что говорить подобное прилично.

— Я думаю, что это забавно. Было время, когда люди боялись, что кто-нибудь раскроет какой-нибудь секрет, неизвестный их друзьям. Нынче они боятся, что кто-то назовет своими именами то, о чем известно всем. Думали ли когда-нибудь вы, практичные люди, что, стоит кому-нибудь назвать ваш бизнес его настоящим именем, и все взорвется — вся большая, сложная система, со всеми ее законами и оружием?

— Если ты возомнил, что можешь являться на свадебное торжество, чтобы оскорблять гостей.

— Послушай Джеймс, я пришел сюда, чтобы поблагодарить тебя.

— Поблагодарить меня?

— Конечно. Ты оказал мне большую честь — ты и твои парни в Вашингтоне и ребята в Сантьяго. Только почему-то не позаботился о том, чтобы сообщить об этом мне. Эти директивы, которые кто-то прислал несколько месяцев назад, придушили всю медную отрасль вашей страны. В результате стране пришлось импортировать гораздо большие объемы меди. А где в мире осталась медь, кроме «Д’Анкония Коппер»? Поэтому ты понимаешь, что у меня есть хороший повод поблагодарить тебя.

— Уверяю, я здесь ни причем, — торопливо заверил Таггерт. — Кроме того, основы экономической политики нашей страны не нуждаются в обсуждении и твоих намеках или.

— Я знаю, в чем они нуждаются, Джеймс. Мне известно, что дело начали парни из Сантьяго, потому что они столетиями значились в платежных ведомостях «Д’Анкония Коппер», нет, «платежные ведомости» — слишком благородное слово, вернее будет сказать, что «Д’Анкония Коппер» платила им откупные на протяжение нескольких столетий. Кажется, так это называется у вас, у гангстеров? Наши парни в Сантьяго называют это «налогами». Они получали свою долю с каждой тонны проданной меди. Поэтому их интерес состоял в том, чтобы проследить за мной, и чтобы я продавал как можно больше меди. Но, когда в мире стали возникать народные республики, наша страна стала единственной, где людям не приходится выкапывать в лесу коренья, чтобы прокормиться, и мировой рынок меди стал единственным. Парни в Сантьяго решили монополизировать этот рынок. Не знаю, что они предложили ребятам в Вашингтоне, или что и кому продали, но знаю только, что ты в этом поучаствовал, потому что ты завладел основательным количеством акций «Д’Анкония Коппер». И я уверен, что ты не расстроился в одно прекрасное утро — четыре месяца назад, на другой день после выхода директив — когда увидел, как фантастически подскочили на бирже акции моей компании. Деньги просто прыгнули с телетайпной ленты прямо тебе в лицо.

— На каких основаниях ты делаешь столь безответственное заявление?

— Никаких. Я о них ничего не знаю. Я только видел, как подскочили акции в то утро. Это все объясняет, не правда ли? Кроме того, парни из Сантьяго на следующий же день повысили сумму откупных на медь, сказав мне, что я не должен возражать, ведь акции подорожали. Они действуют в моих же интересах, сказали они. Говорят, зачем мне об этом волноваться, ведь я стал вдвое богаче. Все верно. Я стал богаче.

— Почему ты говоришь мне все это?

— Почему ты не хочешь это признать, Джеймс? Это выходит за рамки политики, в которой ты стал таким знатоком. В наше время, когда люди живут не по праву, а по блату, они не отвергают благодарного, наоборот, пытаются завлечь в свои сети как можно больше людей. Разве ты не хочешь считать меня одним из своих должников?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Подумай, какое преимущество я получил без всяких усилий с моей стороны. Со мной не проконсультировались, меня не проинформировали, я об этом и не думал, все организовалось помимо меня, и единственное, что я должен теперь делать — производить медь. Это большое преимущество, Джеймс, и можешь быть уверен, я тебе отплачу за него.

Не дожидаясь ответа, Франсиско резко повернулся и пошел прочь. Таггерт остался на месте, готовый все отдать, только бы прекратить этот разговор.

Подойдя к Дагни, Франсиско остановился. Не здороваясь, молча посмотрел на нее, улыбнулся — войдя в зал, он увидел ее первой.

Не поддаваясь внутренним сомнениям и предостережениям, она чувствовала к нему только радостное доверие. Не в силах объяснить себе причину, Дагни понимала, что в нем единственном есть нерушимая защищенность. Но в тот момент, когда на ее губах появилась улыбка, сказавшая ему, как она рада его видеть, он спросил:

— Не хочешь рассказать мне, какие радужные перспективы открываются перед дорогами компании «Линия Джона Голта»?

Ее губы сжались и дрогнули, когда она ответила:

— Напрасно я показала тебе, что мне по-прежнему можно причинить боль. Меня удивляет, что ты появился там, где презирают достижения.

— Да, я так сильно презирал эту железную дорогу, что не хотел замечать, как далеко она продвинулась.

Он заметил ее внимательный взгляд: мысль, рванувшуюся в пролом, открывающий новое направление. Мгновение посмотрев на нее и словно уже зная все ее шаги на новом пути, он хохотнул и добавил:

— Не хочешь спросить меня: «Кто такой Джон Голт»?

— Зачем спрашивать, и почему именно сейчас?

— Разве не помнишь, как ты бросала ему вызов — придти и потребовать твою железную дорогу? Вот он и пришел.

Не удосужившись посмотреть ей в глаза, полыхавшие гневом, растерянностью и недоумением, он удалился.

Мышцы лица помогли Риардену понять свою реакцию на приход Франсиско: он заметил, что улыбается, лицо расслабилось, когда он смотрел на него посреди толпы.

Он впервые был доволен. Пару раз он довольно вяло пожелал его прихода, потом заставил себя перестать о нем думать, но в конце, почему-то, почувствовал нерушимую уверенность в том, что он обязательно придет. И обрадовался. Он очень хотел его увидеть. Бывали моменты, когда на него обрушивалось изнеможение — за рабочим столом, где в полутьме светились огни гаснущих горелок, во время одиноких прогулок по пустынной загородной дороге к дому или в безмолвии бессонных ночей — он вдруг ловил себя на том, что думает о единственном человеке, который однажды так четко сформулировал его самые сокровенные мысли.

Он отогнал воспоминания, убеждая себя: самое плохое — когда чувствуешь, что ты не прав, но не можешь понять, почему. Он поймал себя на том, что просматривает газету, чтобы узнать, не вернулся ли в Нью-Йорк Франсиско д’Анкония, и отбросил ее в сторону сердито спросив себя: «А если и вернулся? Что тогда, станешь разыскивать его по ночным клубам и званым коктейлям? Что тебе, в конце концов, от него нужно?»

«Вот чего я хотел, — подумал Риарден, глядя на Франсиско среди толпы, — этого странного чувства ожидания, в котором были любопытство, радость и надежда».

Казалось, Франсиско не заметил его. Риарден подождал, борясь с желанием подойти. «Только не после того разговора, — думал он. — Зачем подходить, что я ему скажу?» И вдруг, с той же улыбкой, с легким сердцем, уверенный, что поступает правильно, он обнаружил, что идет через всю залу к группе людей, окружавшей Франсиско д’Анкония.

Глядя на них, он подумал, что их толкало к Франсиско, почему они окружили его плотным кольцом, если их негодование явно сочилось из-под улыбок. Их лица выражали, скорее, опаску, чем страх, и в то же время гнев, но гнев провинившихся в чем-то слуг. Франсиско попал в окружение у конца мраморной балюстрады, полуприслонившись к колонне, полусидя на ступеньках. Неформальность его позы в сочетании со строгим костюмом придавали ему в высшей степени элегантный вид. Лицо его старательно выражало беззаботность и сияло улыбкой человека, наслаждающегося вечеринкой, но в глазах не было и следа веселья, они, как предупреждающий сигнал, светились настороженностью и обостренным вниманием.

Незамеченный за спинами собеседников, Риарден слышал, как женщина с огромными бриллиантами в ушах и дряблым лицом спросила:

— Сеньор д’Анкония, как вы думаете, что случится с миром?

— Именно то, чего он заслуживает.

— О, как жестоко!

— Вы верите в действенность моральных норм, мадам? — серьезно спросил Франсиско. — Я верю.

Риарден слышал, как стоявший в стороне Бертрам Скаддер сказал девушке, выразившей возмущение:

— Не позволяй ему расстраивать себя. Ты же знаешь, деньги — корень всего зла в мире, а он типичный их продукт.

Риарден не подозревал, что Франсиско услышал эти слова, но увидел, как он повернулся с учтивой, но мрачной улыбкой:

— Так вы думаете, что деньги — корень зла? А вы не задумывались над тем, что является корнем денег? Деньги — инструмент обмена, который может существовать, только если есть производимые товары и люди, способные их производить. Деньги — материальное выражение того принципа, что люди могут взаимодействовать при помощи торговли и платить ценностью за ценность. Деньги — инструмент попрошаек, которые со слезами выпрашивают ваш товар, или грабителей, которые забирают его силой. Деньги делаются только теми, кто производит. И это вы называете злом?