Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012

• Название: Пророчество Апокалипсиса 2012
• Автор: Гэри Дженнингс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58307-2

Это роман о легендарном божественном правителе Кецалькоатле, Пернатом Змее, построившем золотой город Толлан, город молока и меда.

Это история жрецов Пернатого Змея, приносивших человеческие жертвы на вершине храмов-пирамид и толкавших страну в пучину братоубийственной войны.

Это рассказ о Хранителе Слова, придворном математике и астрономе Кецалькоатля, записавшем кодексы Календаря конца времен, и о наших современниках, в руки которых попали эти документы.

Это повествование о предательстве, любви и верности в наши дни и во времена Пернатого Змея.

«Пророчество Апокалипсиса 2012» — это международный бестселлер, продолжающий традиции Гэри Дженнингса, автора книг «Путешественник» и «Хищник», а также серии романов «Ацтек».

---

Мы прошли по уступу и остановились перед троном. Двое стражников находились позади нас, двое слева, спиной к воде, а перед нами восседал Владыка Чак.

Он оказался ниже ростом, чем я представлял: при виде его первая моя мысль была о карлике, воздвигнувшем Обитель Волшебника. Но нет, карликом он, конечно, не был, хотя почти на голову уступал в росте Иксчааль и, наверное, едва достигал макушкой мне до плеча. Зато он был мускулист и широкоплеч, кожу, наряду с татуировками, покрывали заработанные в боях шрамы.

То был опытный, многое повидавший боец, справиться с которым не так-то просто. Но нога у него была в повязке, видно из-за раны или травмы. Вокруг трона громоздилась добыча, захваченная при налетах на дворец, храм и иные места. Книга среди всего этого богатства была всего одна: кодекс, обернутый в оленью кожу.

Я переглянулся с Иксчааль и по глазам ее понял, что это и есть Откровение Темного Разлома.

— Я собираюсь тебя убить, — произнес, не шевельнувшись на своем кресле, Владыка Чак.

Это заявление ответа не требовало. Я ждал следующего, более обнадеживающего.

— Или, может быть, не убью, если ты меня порадуешь.

— А что может тебя порадовать?

— Твоя кровь. Желательно, вся. Сегодня я еще не приносил жертв богам. Кроме того, кровью майя они уже пресытились, а вот кровь тольтека, думаю, будет им в радость.

— Моя кровь предназначается моим собственным богам, да и то в количествах, которые я проливаю сам.

— Твои тольтекские боги сплошь шлюхи. — Чак бросил на меня злобный взгляд. — Даже те из них, кто мужского рода, продавали свои тела другим богам. — Он поднял перед собой кинжал. — Ну и что еще ты украл у тольтекского правителя?

— У меня есть и другое тольтекское оружие. Прекрасной работы, из лучшего обсидиана.

Чак поджал губы и кивнул, проводя пальцем по режущему краю клинка.

— Даже правитель Ушмаля не имел подобного кинжала. Почему ты принес его мне?

— Желая предложить дружескую сделку, — пожал плечами я. — Даю тебе что-то свое, а получаю что-то твое.

— Ну, от меня ты не получишь ничего, кроме мучений. Правда, если твои подношения мне понравятся, я, пожалуй, подарю тебе взамен быструю смерть. Я люблю оружие из хорошего обсидиана.

— А мне нужен кодекс, что лежит справа от тебя.

Чак уставился на меня и некоторое время молчал.

— Он, должно быть, очень ценный.

— Не очень, — покачал головой я, — ведь с его помощью ты не раздобудешь еды и не убьешь своих врагов. Но это священная реликвия, и боги гневаются из-за того, что она оказалась в неподобающих руках. Я отнесу книгу в храм, чтобы жрецы позаботились о ней.

— Жрецы? — неожиданно расхохотался Чак. — Да мы перебили их всех — я имею в виду настоящих жрецов. Нынешний верховный жрец храма раньше отвечал за чистоту ночного горшка правителя.

— Еще раз говорю, я пришел сюда ради сделки. Дай мне книгу, и я дам тебе то, что для тебя важнее всего в мире.

— Что?

Чак еще произносил это слово, а я уже разворачивался, как и Иксчааль рядом со мной. Боевой топор на коротком древке вылетел из-под моего плаща, ударив ближайшего ко мне стражника по голове. При этом я сознательно нанес удар обухом, так, чтобы топор не застрял в черепе, а сбил противника с ног и заставил упасть в воду. Тем же смертоносным движением я обезглавил воина, стоявшего с ним рядом.

Бок о бок со мной, Иксчааль, крутанувшись, словно ей придали быстроты боги, пронзила кинжалом горло караульному, стоявшему позади ее.

Четвертый стражник успел отступить на шаг, оказавшись за пределами ее досягаемости, и вскинул топор, но Иксчааль метнула кинжал с такой силой, что он вонзился ему в горло по рукоять. Стражник пошатнулся, но еще не успел упасть, когда она подскочила к нему и вытащила кинжал.

Теперь мы были вдвоем против одного Владыки Чака. Он пытался встать, но не мог опираться на поврежденную ногу.

— Было у меня намерение обменять твою жизнь на кодекс, — сказал я, — но теперь вынужден забрать ее, потому что ты оскорбил моих богов.

Чак сделал отчаянный выпад, целя мне в живот, но я, отмахнувшись топором, отрубил ему кисть, а потом, перехватив рукоять топора обеими руками, мощным ударом раскроил пополам его череп.

Мы схватили кодекс и, перепрыгивая через три ступеньки, понеслись наверх.

Все четверо караульных у входа валялись на земле. Двое не дышали, двое других выглядели так, словно дышать им осталось недолго.

Я взглянул на Иксчааль.

— Я кое-что добавила к октли, — пояснила она.

— Что?

— Свою магию.

Часть XVII

70

Эмилио Луис Карризо сидел в плетеном кресле за столиком из стекла и металла, стоявшим в патио его дома в штате Чьяпас, и смотрел на пышные зеленые джунгли. Высокий мужчина с резкими чертами лица, аккуратно подстриженной бородкой, прибранными в хвостик, черными, как обсидиан, волосами, свирепыми черными глазами и кожей цвета кофе латте аккуратно положил сахар в фарфоровую кофейную чашку. На нем были брюки от Зеньи из тончайшего египетского хлопка, полусапожки от Армани и белая, спортивного покроя рубашка из таиландского шелка. Шитая на заказ в Бангкоке, рубашка подчеркивала его рельефные мышцы, которые он так старательно качал, отбывая пятилетнее заключение в Пеликан-Бэй.[39]

— Жарко, патрон, — сказал ему его компаньон Рафаэль Моралес. — Не лучше ли было бы надеть рубашку с короткими рукавами, шорты и сандалеты?

Лысеющий, средних лет мужчина с маленькими невеселыми глазами и коричневой, словно жженой, кожей, Моралес всегда предпочитал гавайские рубашки с короткими рукавами. Мало того что всех мыслимых и немыслимых оттенков желтого, фиолетового, белого и красного цветов, так еще и разрисованная кокосами, досками для серфинга, ананасами, а главное, в изобилии голыми красотками, его рубашка чуть ли не трещала на могучих плечах, едва покрывая внушительный живот и давая возможность увидеть тюремные татуировки, украшавшие его могучие бицепсы и предплечья, и опознавательные знаки мексиканской мафии, охватывавшие полукольцом шею. Сразу было видно, что это человек с огромным специфическим опытом.

— Так-то оно так, но я не хочу выставлять напоказ свои тюремные татуировки, — пояснил Карризо.

— Почему? — удивился его друг.

— Теперь предполагается, — покачал головой Карризо, — что я респектабельный бизнесмен, придурок. А где ты видел разрисованного бизнесмена?

— Все равно, в такую жарищу так одеваться нельзя, — заключил Моралес.

На самом деле многочисленные татуировки служили Карризо постоянным напоминанием о том, что пребывание в тюрьме строгого режима Пеликан-Бэй — это не тот опыт, который ему хотелось бы повторить. С тех пор он носу не совал в Соединенные Штаты и не раз клялся себе, что никогда в жизни не совершит больше такую ошибку. Мексиканских федералов, как и вообще чинуш и политиков любого уровня, было гораздо легче подкупить, а значит, и контролировать, чем их американских коллег. Со временем Карризо ненавидел американцев все больше, и эта ненависть достигала такого накала, что однажды даже Моралес поинтересовался, что уж он так злобится на этих гринго.

— Чертовы америкашки не терпят mordida[40],— напрямик ответил Карризо. — А я могу доверять людям, которые не берут взятки?

— Но почему они не берут твои деньги, босс? — спросил Моралес.

— Им чужда этика.

— Что за этика? — поинтересовался Моралес.

— Золотое Правило.

Моралес молча смотрел на него без проблеска понимания во взгляде.

— Чье золото, тот и правит, понятно? — объяснил Карризо.

— А то, босс, — хмыкнул Моралес, — это и мое главное правило.

— А что, «Апачерос» — это тоже часть твоего «респектабельного бизнеса»? — осведомился Моралес.

— Я инвестирую не только в наркотики и пушки.

— Sí, на тебя еще работают muchas putas, — ухмыльнулся Моралес. — Множество потаскушек.

— Что, чертовски грязный бизнес, да?

— Но чертовски выгодный, — оскалился Моралес.

— Mucho lucrativo[41],— подтвердил Карризо.

— Ну конечно, с таким бизнесом тюремные татуировки не вяжутся, босс.

Карризо пожал плечами и взглянул на усыпанные сапфирами и алмазами часы «Картье» из белого золота. Было 10.59 утра.

— От этого кофе я нервничаю, — буркнул он и жестом подозвал слугу, мужчину в черных брюках карго и белой гофрированной рубашке. — Ведерко со льдом и «Корону»[42], чтобы разбавить кофеин.

Моралес поморщился, находя это утреннее возлияние дурным знаком.

— Ладно, amigo, расскажи-ка мне об этой штуковине, как ее там… кодекс? — попросил Карризо.