Джон Ролз - Теория справедливости

• Название: Теория справедливости
• Автор: Джон Ролз
• Издательство: Изд-во Новосибирского ун-та
• Жанр: Философия
• Год: 1995
• ISBN: 5-7615-0365-4

Вниманию читателей предлагается книга американского философа Джона Ролза (1921–2002), которая была впервые опубликована в 1971 г. и стала одним из самых известных и влиятельных философских произведений в англоязычном мире последних десятилетий XX столетия. В ней представлена наиболее ясная и точная формулировка принципов, которые должны быть положены в основу справедливого социального устройства. Автор рассматривает центральные идеи и цели своей концепции, названной им «справедливость как честность», в качестве как основы философской концепции конституционной демократии, так и жизнеспособной альтернативы доктринам, прежде доминирующим в западной философской традиции — классическому утилитаризму и интуитивизму. Книга имеет ярко выраженный междисциплинарный характер — она написана на стыке политической философии, политической экономии, социологии, этики, с привлечением средств современной аналитической философии, теории игр и решений.

Книга составила целую эпоху в этических и правовых исследованиях и стала стандартным учебным пособием для американских и западноевропейских университетов. Она будет полезна философам, социологам, политологам, экономистам, юристам, студентам и аспирантам соответствующих специальностей, а также всем заинтересованным читателям.

---

Несколько принципов этой концепции могут быть более или менее явно представлены в конституции, а также интерпретироваться судебными органами и общественным мнением.

В этих случаях, следовательно, нет причины, по которой демократ не мог бы встать в оппозицию публичной воле посредством соответствующих форм неподчинения, или даже, будучи правительственным чиновником, не попытаться ее обойти. Хотя человек и верит в правильность справедливой конституции и принимает обязанность ее поддерживать, обязанность подчиняться определенным правилам может быть отодвинута на второй план в ситуациях, когда коллективное суждение достаточно несправедливо. Нет ничего священного в решении публики относительно уровня сбережений, а ее пристрастность в отношении временных предпочтений не заслуживает какого-либо особого уважения. На самом деле отсутствие сторон, которым нанесен ущерб, т. е. будущих поколений, делает это еще более уязвимым. Человек не перестает быть демократом, если только он не полагает, что лучшей будет какая-то другая форма правления, и не направляет свои усилия на достижение этой цели. До тех пор пока он так не считает, а вместо этого полагает, что должные формы неподчинения в виде, например, актов гражданского неповиновения или отказа от воинской службы по идейным соображениям являются необходимыми и разумными способами скорректировать политику, принятую демократическим путем, такое его поведение и согласие с демократической конституцией не противоречат друг другу. В следующей главе я буду обсуждать этот вопрос более детально. Пока же существенный момент заключается в том, что коллективная воля относительно заботы о будущем должна, как и все другие социальные вопросы, подчиняться принципам справедливости. Особенные черты этого случая не делают его исключением.

Нам следует заметить, что отказ от временных предпочтений в качестве первого принципа совместим с признанием того, что определенное игнорирование будущего может улучшить критерии, которые в противном случае были бы дефектными. Например, я уже замечал, что утилитаристский принцип может вести к очень высокой ставке сбережений, которая возлагает чрезмерное бремя на более ранние поколения. Это следствие может до некоторой степени быть скорректировано путем игнорирования благосостояния тех, кто будет жить в будущем. Так как благосостояние будущих поколений начинает цениться меньше, уже не нужно сберегать так же много, как прежде, Можно варьировать необходимое накопление с помощью изменения параметров в постулируемой функции полезности. Я не могу здесь обсуждать этот вопрос26. К сожалению, я могу только выразить мнение о том, что эти средства лишь смягчают последствия ошибочных принципов. Эта ситуация в некоторых отношениях подобна ситуации с интуитивистской концепцией, сочетающей стандарт полезности с принципом равенства (см. § 7). Там критерий равенства, которому придан должный вес, служит для корректировки критерия полезности в тех случаях, когда ни один из этих принципов, взятый поодиночке, не оказывается приемлемым. Аналогичным образом, начав с идеи о том, что подходящей ставкой сбережений является такая, которая максимизирует социальную полезность во времени (максимизирует некоторый интеграл), мы можем получить более достоверный результат, если благосостоянию будущих поколений придается не такой большой вес; и наиболее подходящая поправка должна зависеть от того, насколько быстро растет население, от продуктивности капитала и т. д. Что мы делаем, так это регулируем определенные параметры для того, чтобы прийти к заключению, в большей степени согласующемуся с нашими интуитивными суждениями. Мы можем обнаружить, что для достижения справедливости в отношениях между поколениями потребуются эти модификации в принципе полезности. Конечно, введение временных предпочтений может быть улучшением в этих случаях, но я полагаю, что такое их применение является указанием на то, что мы начали с неверной концепции. Существует различие между этой ситуацией и упоминавшейся ранее интуитивистской концепцией.

В отличие от принципа равенства, временные предпочтения не имеют внутренней этической привлекательности. Они вводятся в чистом виде ad hoc для смягчения последствий утилитаристского критерия.

46. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ ПРИОРИТЕТА

Проблема справедливых сбережений может быть использована для иллюстрации и других примеров приоритета справедливости. Одна из черт договорной доктрины состоит в том, что она устанавливает верхнюю границу запросов поколения о размере сбережений ради благосостояния последующих поколений. Принцип справедливых сбережений служит ограничением на ставку накоплений. Каждый век должен вносить свою справедливую долю в достижение условий, необходимых для справедливых институтов и справедливой цены Свободы; но нельзя при этом требовать большего. Можно возразить, в частности, что когда сумма выгод особенно велика и представляет собой долговременный процесс, могут потребоваться более высокие ставки сбережений. Некоторые пойдут дальше и будут утверждать, что неравенства в богатстве и власти, являющиеся нарушением второго принципа справедливости, могут быть оправданы, если последующие экономические и социальные выгоды достаточно велики. В поддержку этой точки зрения они могут указать на случаи, в которых мы, как кажется, принимаем такие неравенства и ставки накопления ради благосостояния будущих поколений.

Кейнс, например, замечает, что громадного накопления капитала перед первой мировой войной никогда не могло бы произойти в обществе, в котором богатство было бы поделено поровну27. Общество в девятнадцатом веке, говорит он, было устроено таким образом, что увеличенный доход попадал в руки таких людей, потребление которыми этих богатств было наименее вероятным. Новые богатые не были воспитаны в духе больших трат, и радостям немедленного потребления они предпочитали власть, которую давали инвестиции. Именно это неравенство в распределении богатства и сделало возможным быстрое наращивание капитала и более или менее устойчивое улучшение в уровне жизни для всех. Именно этот факт, по мнению Кейнса, и является главным оправданием капиталистической системы. Если бы богатые тратили свое новое богатство на себя, такой режим был бы отвергнут как невыносимый. Конечно, кроме описываемого Кейнсом, есть и другие эффективные и справедливые пути повышения уровня благосостояния. Лишь в особых обстоятельствах, где в противоположность аристократическому потворству собственным желаниям проявляется бережливость капиталистического класса, общество должно получить капиталовложения (investment funds), отпуская богатым больше, чем они считают приличным потратить на себя. Но существенно здесь то, что обоснование Кейнса, независимо от того, верны ли его посылки, можно обратить исключительно на улучшение ситуации рабочего класса. Хотя условия жизни рабочих кажутся суровыми, Кейнс, по-видимому, предполагает, что в то время как в системе существует множество явных несправедливостей, нет реальной возможности сделать так, чтобы они были устранены, а условия менее преуспевших улучшены. При других устройствах положение трудящегося человека было бы еще хуже. Нам нет необходимости рассматривать, верны ли эти утверждения. Достаточно заметить, что Кейнс вовсе не говорит, что тяготы бедных оправданы большим благосостоянием будущих поколений. И это согласуется с приоритетом справедливости над эффективностью и большей суммой преимуществ. Во всех тех случаях, когда ограничения справедливости относительно сбережений нарушаются, должно быть показано, что обстоятельства таковы, что сохранение этих ограничений привело бы к еще большему ущербу для тех, на чью долю выпадает несправедливость. Этот случай аналогичен случаям, отмеченным при обсуждении приоритета свободы (§ 39).

Ясно, что неравенства, о которых думал Кейнс, нарушают также и принцип честного равенства возможностей.

Таким образом, мы подходим к рассмотрению того, какие аргументы должны быть даны в пользу нарушения этого критерия, и как сформулировать соответствующее правило приоритета28. Многие авторы утверждают, что честное равенство возможностей имело бы тяжелые последствия. Они полагают, что для коллективного блага существенно наличие какой-либо социальной структуры и правящего класса с устойчивыми наследственными чертами. Политическая власть должна принадлежать людям, имеющим опыт и воспитанным с самого детства в духе конституционных традиций своего общества, людям, чьи амбиции умеряются привилегиями и удобствами их обеспеченного положения. В противном случае ставки становятся слишком высоки, и те, у кого отсутствует культура и убеждения, оспаривают друг у друга контроль над государственной властью ради своих узких целей. Так, Бурке полагал, что знатные семьи правящей прослойки мудростью своего политического правления из поколения в поколение способствуют общему благосостоянию29. А Гегель считал, что ограничения на равенство возможностей, такие, как, например, право первородства, необходимы для защиты землевладельческого сословия, которое особенно хорошо подходит к политическому правлению в силу своей независимости от государства, стремлению к прибыли и многочисленным внешним обстоятельствам гражданского общества30. Семейные привилегии, а также привилегии собственности подготавливают тех, кто ими обладает, к более ясному видению универсального интереса на благо всего общества. Конечно, не обязательно одобрять нечто вроде жестко стратифицированной системы; напротив, можно утверждать, что для решительности правящего класса необходимо, чтобы туда могли попасть и быть полностью приняты люди с необычными талантами. Но это условие совместимо с отрицанием принципа равных возможностей.