Лина Дорош - Новые туфли хочется всегда

• Название: Новые туфли хочется всегда
• Автор: Лина Дорош
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008

Это мужчины могут бесконечно смотреть на огонь, слушать, как бежит вода, и что-то там еще. А женщины бесконечно могут только говорить и слушать, и еще читать о том, как говорят другие женщины или мужчины, женщина и мужчина, а лучше – влюбленные женщина и мужчина. Бесконечно женщины могут смотреть, слушать и читать только про любовь. Чтобы она, любовь, была или только померещилась, чтобы было её много, и чтобы выбор был, и муки выбора, ошибки и прозрения, счастливый финал, а лучше два счастливых финала – в этой истории всё это есть, всё именно так, только так, и никаких компромиссов.

Это история о побеге, который мы иногда физически, а чаще мысленно совершаем, чтобы… вернуться к себе. А искать себя легче в сказке и/или в семейном прошлом (правильный союз можно не подчеркивать). Получилась остроэмоциональная история-сказка для повзрослевших девочек, не переставших верить в чудеса.

Да, как-то так…

---

– Не удивительно, что не складываются.

– Что Вы сказали?

– Что, судя по интонации, отношения с мужчинами у Вас не складываются. И в общем, и в частности. Вот и Ваш чай. А я кофе, с Вашего позволения. Сейчас принесут омлет, кашу, тосты, блинчики. Не знал, чем Вы любите завтракать, а времени выяснить у меня вчера не хватило. Не обессудьте.

Седой официант поставил на столик чашку чая, чашку кофе, блюдце с дольками лимона, молочник и сахар. Официант нас не обслуживал, а накрывал стол как радушный хозяин – с заботой и любовью. Мне так показалось.

– Творог. Я люблю на завтрак творог.

– Его тоже принесут. Не стал оглашать весь список, чтобы Вы хоть что-то поели.

– Вы так любезны.

– Ну что Вы. Так что там у нас с «мужчинами вообще» и «в частности»?

– Что у Вас – Вам виднее. А у меня есть своя теория на этот счет.

– Знаете, чего-то подобного я ждал.

– Оставлю Ваше замечание без комментариев. Я бы даже назвала ее «Теория, стилизованная под пьесу. Короткая».

– Любопытно, – Марк даже перестал пить кофе.

– Рада была позабавить Вашу милость! Кстати, который час?

– 8-12.

– Увы, мне пора.

– Да, нам пора, – Марк сказал «нам пора» так, будто «мы» было чем-то решенным. Оно очень прочное, настолько прочное, что мы не расстанемся ни сейчас, ни позже, мы вместе поедем на работу или не на работу. Его «нам пора» прозвучало, будто мы не расстанемся, страшно сказать, никогда. – Может быть, продолжим разговор за обедом?

– Я так часто не ем, – я старалась оказывать сопротивление, чтобы не подписать капитуляцию в первые 24 часа знакомства.

– Ужин?

– А как же классическая схема?

– Схема?

– Завтрак, потом обязательно обед, потом ужин, и только потом…

– Что потом?

– После второго «потом» – снова завтрак, но уже без лишних церемоний и на «ты».

– Это Вы называете классической схемой?

– Не я. Не буду присваивать чужого. Лишь повторяю чужое «я».

– Поэтично.

– Спасибо, всё было очень вкусно.

– Пойдемте. Классической схемы не получится. Вечером я улетаю, возможно, надолго.

– Счастливого пути. Обеда тоже не получится – работа требует уделить ей внимания.

– Я уверен, что Ваша теория воплощена на бумаге, например, в словах.

– В графиках и графике.

– Продайте?

– Валюта?

– Давайте обсудим нашу сделку за обедом? Продайте мне два часа Вашего времени и теорию.

– Час. Время на дорогу включено.

– Час. Плюс время на дорогу.

– По рукам. В 14–30 жду.

– С Вами, Наташа, приятно иметь дело.

– Возможно, – я первой встала из-за стола и, чтобы не встречаться взглядом с Марком, посмотрела на фотографию, висящую над его головой.

На снимке были двое пацанов в футбольной форме. Один из них был вратарем и держал в руках мяч. Оба улыбались. Они стояли, по-братски обнимая друг друга за плечи. Марк поднялся из-за стола, и я невольно перевела взгляд на него. Потом опять на снимок. Села обратно на стул.

– Мне кажется, я схожу с ума, – я внезапно вышла из нашей с Марком игры.

– Отчего же? – в его голосе тоже больше не было скрытой иронии.

– Мне кажется, что один из мальчиков на фотографии за Вашей спиной – это Вы.

Марк тоже сел обратно за стол.

– Вам не кажется. Так и есть.

– Как?

– Просто. Это я и мой лучший друг Виталька, сын хозяина этого заведения.

– Вот почему Вас здесь ждут всегда.

– Я очень люблю эту семью, и, похоже, они меня тоже, – он опять улыбнулся левым уголком рта, – рифма пошла.

– Вы и сейчас играете в футбол?

– Сейчас только смотрю. О танцах и активном спорте после травмы пришлось забыть.

– А друг Виталька? Стал великим вратарем?

– Нет, тоже живет в Германии. Уехал вместе с матерью. А отец остался здесь. Они долго не имели возможности общаться. Потом мы стали приезжать в Россию, поняли, что надо как-то помочь его старику, – вот и помогли ему открыть эту харчевню.

– А почему отец Витальки не поехал в Германию?

– Виталькины родители из того поколения, которое не всё говорит. Я не знаю. Даже мой друг не знает. Отец и мать только улыбаются в ответ и молчат. Они и сейчас очень тепло друг к другу относятся, но не более. Чего-то не договаривают, а чего – видимо, никто не узнает.

– Странно.

– Вот и Вам стало странно.

– А Вам?

– А мне странно с того момента, как я увидел Ваши красные сапоги.

– Значит, Вы их притягиваете – вот и весь секрет.

– Кого?

– Странности.

– Не замечал.

– Не хотели замечать.

– Возможно.

Я снова стала вглядываться в фотографии. Еще одно лицо мне показалось знакомым.

– Эта женщина – кто она? Мне показалось, что она похожа на одну мою школьную учительницу.

На этот раз Вам показалось. Это моя тётушка, ее увезли в Германию в раннем детстве. Она около семидесяти лет не была в России.

– Почему?

– Почему не была в России?

– Да.

– Мне не приходило в голову задать ей этот вопрос. Она научила меня любить музыку.

– Она вдохновенно играла Вам Рахманинова. Вы никогда не видели ее абсолютно счастливой.

– Откуда Вы знаете?

– Рахманинова нельзя прочувствовать спокойной счастливой душой.

– Вы тоже его играете?

– Слушаю. Посему смею надеяться, что с моим счастьем всё не так безнадежно, хотя…

– Хотя что?

– Вам везло на учителей?

– Скорее, да, – он помедлил, – да, определенно да. Мне везло на учителей. А Вам?

– Я надеялась, что Вы расскажете почему.

– Хорошо. Про тетушку я уже рассказал. Еще моим другом и учителем была мама. Она научила меня слушать людей. Слышать не только то, что говорят, но и о чем молчат, по голосу и молчанию понимать, кто этот человек, который со мной говорит.

– Женщины.

– Что Вы имеете в виду?

– Ваши главные учителя женщины.

– Не совсем так. Всему остальному меня научил отец. Он рано ушел из жизни. И я учился у него по памяти. Каждый вечер, прежде чем заснуть, я вспоминал какой-нибудь наш с ним разговор или совместное дело. Я старался вспомнить до мельчайших деталей всё, что он мне говорил, как он это говорил, каждый его жест, улыбку и смех. Я старался понять, почему мы в тот или иной день говорили или делали именно это. Старался понять, чему он хотел меня научить, что объяснить. Я до сих пор мучаюсь над одной загадкой. Я почти понял, но чувствую, что понял не до конца. Однажды отец поздно пришел домой, я уже лежал в кровати. Я слышал, как он снял пальто и ботинки, как в ванной шумела вода, пока он умывался и мыл руки. Я ждал, что он зайдет, но начал потихоньку засыпать. Он тихо зашел ко мне, присел на кровать, погладил по голове. Мне хватило сил приоткрыть глаза, но они сами собой закрылись. Я услышал слова отца: «Люблю в людях тишину. Такие люди полыми не бывают. Редкие они. Держись таких». Он поцеловал меня в лоб и вышел. Ночью у отца случился сердечный приступ. Его не смогли спасти, – Марк замолчал, сделал несколько глотков холодного кофе. – С Вашего позволения, закончим на сегодня о моих учителях.

– Да, конечно. Но…

Марк посмотрел на меня очень пристально и добавил:

– Вы правы, есть одно «но». Когда отец выходил из комнаты, он замешкался в дверях и тихо добавил: «Утро вечера мудренее. Конечно, только для тех, кому посчастливится проснуться». Сказал и вышел. А я до сих пор жалею, что мне не хватило сил проснуться. Слишком уж странными мне кажутся его слова.

– Наверное, он догадывался, что в тот вечер должен был сказать Вам что-то важное, что поможет Вам жить без него.

Марк посмотрел на меня так, будто увидел впервые.

– Боже, как всё просто, а я столько времени пытаюсь расшифровать его слова, найти в них какой-то глубоко запрятанный смысл.

– Мало что меняется в мире: по-прежнему трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет.

– А почему мы заговорили об учителях? Ах, да, Вы увидели фотографию.

– Да, это был редкий педагог, она хотела научить нас нуждаться в прекрасном, как в еде, и даже острее.

– Ей это удалось.

– Не настолько, как ей того хотелось. Знаете, она написала мне в альбом слова: «Желаю Вам… тонкость, чуткость и изящество сохранить как можно дольше, в этом романтизм души Вашей – редчайшее качество для нашего времени». Сегодня мне кажется, что эти слова адресованы не мне.

– Вы правильно делаете, что прячете свою тишину за шумом и красными сапогами.

– А мне кажется, что я их не сохранила, не уберегла.

– А как же Рахманинов?

– Атавизм!

– Хочу Вам признаться: Вы меня удивляете, даже поражаете при каждой нашей встрече. Я встречаюсь с одной Натальей, а прощаюсь с совершенно иной – в связи с чем мое Вам искренне восхищение.

– Благодарю и хочу расторгнуть нашу сделку на предмет моей «теории».

– Позвольте выразить протест.

– Почему?

– Не хочу, чтобы из нашего общения ушла «перчинка».

– Пикантные пикировки?

– Именно.

– Обедать мы будем здесь же?

– Если Вы не будете возражать.

– Я не буду возражать. Думаю, у Вас здесь неплохая скидка, как минимум. А как максимум…