Вадим Пигалев - Баженов

• Название: Баженов
• Автор: Вадим Пигалев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Книга о выдающемся русском зодчем XVIII века Василии Баженове.

---

В 1797 году проект фактически был готов. В этом же году было дано указание составить смету. Однако указаний от Павла о начале строительства не последовало. Не исключено, что это было связано со строительством Михайловского замка, для которого требовались в большом количестве и материалы, и денежные средства. Но была, судя по всему, и другая причина. Наследник престола явно не приветствовал идею строительства «масонского храма». Ранее он сблизился с «каменщиками» вполне сознательно. Павел видел в них своих союзников, с помощью которых он хотел быстрее завладеть троном. Но теперь, обретя всю власть, он стал подозрительно относиться к масонам и даже побаивался их. Немудрено: наследник знал о них больше, чем его покойная матушка. Делить с «братьями» власть, давать им волю и действовать под их руководством властолюбивый Павел не собирался. Но и заявить об этом открыто тоже вначале не решался, ибо знал, чем это может кончиться.

Баженовские проекты Павлу всегда нравились. Очевидно, он остался доволен и проектом собора. К тому же наследник считал себя другом и покровителем зодчего. Но положение сложилось особое. Как сказать, что «масонский храм» — не ко двору? Сказать прямо — значит, раскрыть карты, восстановить против себя множество «братьев».

Выход, кажется, был найден. Павел со строительством Казанского собора не спешит, тем более что Баженов чувствует себя неважно. В 1799 году умирает Баженов. И вот тогда, на следующий год, Павел I неожиданно дает указ составить проект и срочно утвердить состав строительной комиссии Казанского собора, «а производить строение архитектору Воронихину по конфирмованному нами плану». Примерно дней через 20 после указа проект, был представлен и строительство началось. Темпы, скажем прямо, марафонские, даже для столь талантливого архитектора, каковым был Воронихин. Не исключено, однако, что императору было все равно, чье имя будет стоять на Казанском соборе. И поэтому он мог просто приказать Воронихину, чтобы последний не тратил много времени на разработку проекта, а просто воспользовался уже готовыми архитектурными замыслами и находками Баженова (к тому времени уже покойного), тем более что его проект собора представлялся удачным. Возможно, Воронихин, поставленный Павлом в определенные жесткие условия, был вынужден именно так и поступить. Во всяком случае, сравнительный анализ существующего строения, а также рисунков Воронихина и баженовского проекта позволяет говорить об этом.

Многие советские исследователи справедливо замечали, что в неосуществленных вариантах западного фасада чувствуются попытки Воронихина уйти от архитектурных форм Баженова, но они всегда оказываются менее удачными, и ему снова приходится возвращаться к исходному началу. Так, например, паперть Казанского во всех деталях совпадает с «Папертью для храма» — баженовским рисунком.

Конечно, возможны и просто взаимовлияния. Но рисунки Баженова появились, несомненно, раньше. Поэтому речь идет о влиянии творчества Баженова на творчество Воронихина, тем более что последний — ученик Баженова. В этом мы лишний раз убеждаемся, сравнивая рисунок паперти с осуществленной натурой. Совпадение форм и воздействие замысла Баженова на работу Воронихина очевидны.

«ПРИМЕЧАНИЕ» ЗОДЧЕГО И ЕГО ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

26 февраля 1799 года В. И. Баженов особым указом был назначен вице-президентом Академии художеств. Ему положили жалованье 1875 рублей в год.

…Василий Иванович сидел в мягком кресле в кабинете своего нового петербургского дома под № 229 по Екатерингофскому проспекту. Шторы были задернуты. Зодчего раздражал яркий свет: болели глаза. Баженов диктовал сыну докладную записку — «Примечания о Императорской академии художеств»:

— «Войдя во все потребности нынешнего положения Академии художеств, нашел я, что она по нижеследующим причинам в рассуждении переменившихся обстоятельств, во многом отошла от намерения, с каким она была основана для общего блага Российской империи».

Василий Иванович задумался. Возможно, вспомнил свои давнишние споры с коллегами относительно принципов воспитания и обучения «гениев искусства», свои расхождения с Бецким. Чему-то грустно улыбнулся. Продолжил диктовать:

— «Более тридцати лет уже приметно стало, что от Академии художеств желаемого успеха не видать; хотя появились прямые и великого духа российские художники, показавшие свои дарования, но цену им немногие знали, и сии розы от терний зависти, либо невежества заглохли; при этом же признаться должно, что таковых художников было немного, а причина сему та, что мы взялись неосторожно за воспитание, несходственное с нравами национальными, не узнавши склонности молодого человека…»

Баженов закрыл ладонью глаза и долго сидел неподвижно. Наступившая тишина стала тяготить Владимира. Он попытался подтолкнуть отца вопросом, предложением следующего пункта записки.

— Может быть, далее о делах денежных? Или о дурных обычаях все важное доверять иноземцам, что отнимает тем самым у россиян не только хлеб, но и самый случай показать свое усердие и искусство…

— Нет, об этом потом, — решительно возразил Василий Иванович и при этом вздрогнул, словно неожиданно проснулся. — Мне более надобно сказать, что Академия художеств не может заменить собою школу, коя обязана давать начальные знания и выявлять если не даровитость, то хотя бы склонности своих воспитанников. Пиши: «Большое число малолетних детей, принимаемых без разбора в воспитательное ее училище, прежде нежели развернулась влиянная природою господствующая к наукам ли, или к мастерствам склонность, отягощается вдруг многими и трудными понятиями в разборе разных букв иностранных языков, когда те дети не знают еще собственного своего языка».

Отец мельком взглянул на сына, желая уловить его реакцию относительно написанных строк. Владимир, перехвативший взгляд отца, пожал плечами, дав понять, что он не собирается возражать. И все же Василий Иванович счел нужным пояснить свою мысль.

— Я супротив того, что, показывая усердие к знаниям иностранным, мы о своем, российском вкусе забываем, не развиваем любопытства к русским художествам. А посему, забывая о своих древностях и своей самобытности, мы научаем детей с малолетства и мыслить по-иноземному, и строить не на русский лад. Ибо нравы национальные в забвении пребывают. Но об этом потом. А сейчас вернемся к детям, кои приходят в академические классы без понятия о знатнейших художествах и своих склонностях. Пиши…

«И в то же время начинают обучать их рисованию, часто против склонности их, от чего при самом начале учения показывается им горестно и делается отвращение, рождается душевная унылость…»

Стало смеркаться. Аграфена Лукинична, незаметно вошедшая в кабинет, зажгла свечи. Молча поставила перед мужем чашку с горячим молоком и блюдце с лекарствами. Тихо удалилась. Вскоре молоко остыло. О лекарствах Баженов тоже не вспомнил. Он диктовал четвертый пункт своих «Примечаний»:

— «Для лучшего успеха профессорам должно быть всякий день в своих классах в часы учения, ибо, когда учитель не работает сам в классе, тогда ученик не может применяться к приемам учителя: не видит, как рука его действует молотом или владеет кистью. Эстампы, гипсы и картины суть учители немые, горячат идею; но без деятельного учения должен мальчик доходить до искусства ощупью, и, наконец, по хорошему образцу выйдет из него холодный подражатель, но не будет он никогда мастером своего художества…»

Успеваешь? — поинтересовался Василий Иванович.

Уставший Владимир ничего не ответил. Лишь движением руки попросил диктовать дальше.

— «Следует из сего, что все профессоры и другие разных наименований учители и мастера художеств, пользующиеся академическим жалованьем, должны работу свою, какая бы она ни была, т. е. собственная или заказная, партикулярная или казенная, делать в академическом классе, с такою же свободою, как в своей комнате. Сие будет тем полезнее для воспитанников, что будет тогда кому поправлять их в рисунке и давать им мысли».

Было поздно. Владимир устал. Отец выпроводил его спать. Сел писать сам.

Работал почти до самого утра, пока боль в глазах и помутнение в голове не заставили отложить перо.

«Примечания» Баженова приобрели силу законодательного акта, стали важным документом, вошедшим в «Полное собрание законов Российской империи» под № 18981.

В эти же дни, менее чем через месяц после назначения на новую должность, Баженов составил указ, которым надлежало руководствоваться академии. В нем говорилось, что необходимо немедленно приступить к разысканию и собранию рисунков, гравюр, чертежей, кои наглядное представление дают о лучших строениях и мастерстве того или иного российского архитектора, «…присовокупляя к тому и все прожекты, каковые сделаны были для предполагаемых к действительному построению ка-ковых-либо зданий, но почему-либо не были построены, буде они, по важности предметов своих и архитектуре, заслуживают быть изданными в свет». Баженов задумал многотомное издание «Российская архитектура». Это был его конкретный ответ на те вопросы и проблемы, которые он поставил в своих «Примечаниях». В частности, в этих изданиях он намеревался широко представить традиционную русскую архитектуру, показать ее прелесть и самобытность. Он хотел вернуть славу незаслуженно забытым мастерам зодчества, обнародовать творения подлинных художников, а также преградить путь тем ловким «копировщикам», которые привыкли создавать себе славу за счет других, ничего нового не создавая, а лишь заимствуя удачные находки у своих коллег и не всегда удачно используя их в своих работах.