Робертсон Дэвис - Лира Орфея

• Название: Лира Орфея
• Автор: Робертсон Дэвис
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-03627-7

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».

Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

---

Пока что у нее не очень получалось.

Мария видела себя в первую очередь ученым, преданным науке, а не женой богача и не замечательной красавицей, чья красота провоцирует разные далекие от науки происшествия. Мария хотела обрести новую мать — Мать Кормящую, альма-матер, университет. Она не сомневалась, что ученость, научная работа помогут ей подняться над цыганской половиной своей крови и отвергнуть столь ненавистное цыганское наследство. Но мать стояла у нее на пути, как огромный камень.

Мать, мадам Лаутаро (после смерти мужа она вернулась к своей девичьей фамилии), занималась весьма уважаемым ремеслом лютьера, врачевателя больных скрипок, виолончелей, альтов и контрабасов; это была семейная профессия, о чем свидетельствовала фамилия семьи. Но, помимо этого, мать работала вместе со своим братом Ерко, человеком многих подозрительных талантов. Ерко не находил ничего особенного в том, чтобы собирать новые инструменты из обломков старых скрипок вперемешку с кусочками его и сестриной работы и подсовывать за старинные ничего не подозревающим людям. Мадам Лаутаро и Ерко нельзя было назвать заурядными жуликами, просто в подобных вопросах у них не было никаких моральных барьеров. Истинные цыгане, аристократы этого многострадального и презираемого народа, они считали нормальным и обычным делом пользоваться любыми слабостями гадже.[6] Гадже хотят взять в плен и уничтожить их народ? Отлично; ну так они узнают, кто умнее. Мадам Лаутаро подделывала скрипки и воровала в магазинах, наслаждалась этой ловкой местью миру гадже и полагала, что образование для ее дочери — способ продолжить ту же битву иными средствами. Клемент Холлиер, научный руководитель Марии, хорошо понимал и ценил ее мать. Он считал ее восхитительной культурной окаменелостью, пережитком Средневековья, эпохи, когда неимущие ловко и хитро воевали с имущими. Но Мария вышла замуж за имущего, за адепта канадской денежной религии-морали, и не для того, чтобы обобрать его до нитки, а по любви. Мадам Лаутаро так и не поверила этому до конца. Неудивительно, что Мария старалась держаться как можно дальше от матери.

Но судьба с неумолимой иронией распорядилась по-другому.

Не прошло и трех месяцев со свадьбы Артура и Марии, как дом мадам Лаутаро сгорел и мадам с Ерко остались без крова. Дом стоял в респектабельном квартале Торонто под названием Роуздейл и хранил внешнюю безупречную респектабельность со дней незапятнанно респектабельного и преуспевающего супруга мадам Лаутаро, поляка, гаджё, ныне покойного Тадеуша Феотоки. Стоило Тадеушу, богатому и респектабельному, умереть, как мадам (сперва шумно оплакав человека, которого любила не меньше, чем Мария — Артура) вернулась к своей девичьей фамилии и цыганскому образу жизни, единственному, который был ей родным. Они с Ерко изуродовали дом. Превратили его в лабиринт убогих комнатушек и поселили туда разных отчаявшихся людей, в основном старух. Жильцы платили за квартиры много больше настоящей цены, доверяясь мощной руке домовладелицы. Одна из этих старух, мисс Гретцер, девяностодвухлетняя девственница (которая, однако, притворялась, что ей всего восемьдесят восемь), однажды уснула с сигаретой в руке. Не прошло и часу, как мисс Гретцер обратилась в головешку, а мадам Лаутаро-лютьер и ее хитроумный брат Ерко стали бездомными. Мадам вопила и причитала, что они к тому же остались нищими.

Но они отнюдь не остались нищими. Как только начался пожар, мадам и Ерко бросились в подвальную мастерскую, вытащили из стены два цементных блока, помчались в садик за домом и швырнули кожаный мешок с деньгами в декоративный пруд. Затем они заняли позицию перед домом и с наслаждением предались шумной скорби, вырыванию волос и прочим театральным приметам отчаяния. Когда пожарные залили последний уголек, брат и сестра извлекли мешок из пруда, помчались в роскошный пентхаус, где жили Артур с Марией, и принялись за работу. Они вытащили из мешка мокрые купюры большого достоинства и развесили для просушки, пришпилив к мебели и гардинам. Мадам Лаутаро и Ерко настояли на том, чтобы спать на полу в красивой гостиной, пока все до единой бумажки не будут высушены, проглажены и пересчитаны: они боялись, что деньги украдет Нина, экономка-португалка, открыто считавшая Лаутаро сбродом. Разумеется, с точки зрения португальской католички, они и были сбродом.

Нет, они отнюдь не остались нищими. Кроме наличных в мешке, у них было большое наследство Тадеуша, вложенное в фонд доверительного управления и приносящее солидный доход. И еще страховка. Для Ерко и мадам Лаутаро страховка была чем-то вроде пари: страховая компания билась об заклад, что дом не сгорит. Если дом сгорал, страховая компания проигрывала и попадала на деньги. К несчастью, перестроив красивый особняк в лабиринт меблированных комнатушек, Лаутаро не перестраховали дом как коммерческое предприятие; они продолжали платить низкие взносы, как за дом на одну семью. Страховая компания, чувствительная к подобным вопросам, пригрозила им судом за мошенничество. Артур был недоволен, но Ерко уговорил его не вмешиваться: цыгане разберутся своим, цыганским способом. Неужели крупная, могущественная финансовая компания станет преследовать и угнетать двух бедных цыган, ничего не смыслящих в хитросплетениях бизнеса? Конечно нет! Лаутаро пребывали в блаженной уверенности, что получат от страховой компании большие деньги. Но для цыгана любые деньги, которые нельзя пощупать, подобны обманному золоту фей, а пожар — неотвратимая, осязаемая катастрофа. Где приклонить голову двум бедным погорельцам?

Мадам выразила желание остаться на неопределенное время в пентхаусе, — по ее словам, там хватило бы места на целый табор. Но Мария наотрез отказала. Ерко придумал свой план: они с мадам Лаутаро могут снять древнюю конюшню, стоящую позади лавки его приятеля на Куин-стрит-Ист. Конюшню легко приспособить под жилье, и в ней прекрасно разместятся скрипичная мастерская мадам и кузня самого Ерко.

Это могло оказаться приемлемым вариантом, но мадам Лаутаро посетила гениальная идея, осуществление которой, по словам мадам, должно было восстановить утраченное благосостояние семьи. Множество женщин, чей дар и в подметки не годился мадам Лаутаро, рекламировали свои услуги в качестве гадалок и ясновидящих, помогающих получить совет свыше. Кое-кто из них открыто обещал восстановление утерянной мужской силы. По слухам, бизнес процветал. Мадам презрительно назвала этих женщин мошенницами, но заметила, что если к ней приходят люди с деньгами в руках и прямо-таки требуют, чтобы их обманули, кто она такая, чтобы отказывать?

Даркур спросил: неужели она в самом деле готова проституировать свой немалый талант, предсказывая будущее за деньги? Мадам Лаутаро ответила кратко и решительно.

— Никогда! — сказала она. — Никогда в жизни я не стану использовать свой дар для такой халтуры! Они у меня получат то же, что услышали бы от дешевой ярмарочной гадалки. Это будет мое хобби. У меня тоже есть гордость и понятие об этике — не хуже, чем у кого другого.

Но тут Артур взъерепенился. Как председатель совета директоров уважаемой финансовой компании, он не мог допустить, чтобы его теща держала гадальную лавчонку в сомнительном квартале. Артуру не понравились замечания коронера, который вел расследование смерти мисс Гретцер. Коронер весьма грубо прошелся по отсутствию надлежащих мер пожарной безопасности в доме, который он назвал трущобой, несмотря на элегантный внешний вид. Неужели мадам Лаутаро не с кем посоветоваться в подобных делах? Артур не присутствовал на заседании суда, но чувствовал, сидя в твердыне финансовой империи Корнишей, как острый взгляд коронера сверлит ему затылок. Поэтому Артур заявил, что сам найдет погорельцам жилье. К ужасу жены, он предложил ее родным квартиру в подвале многоквартирного дома, в котором жили сами Артур и Мария: так родичи будут у него перед глазами.

Холлиер нетактично указал Марии на почти мифологическую красоту этого решения. Она — на самом верху великолепного здания, открытая солнцу и воздуху; ее корни, самая основа ее бытия, — в основании, в глубинах того же здания. Дивное воплощение метафоры корня и цветка. Мария умела огрызаться и огрызнулась на Холлиера, когда он это сказал.

Но она привыкла. Мать и дядя не ходили в пентхаус — не потому, что им запрещали, а потому, что им там не нравилось: воздух наверху разреженный, еда нездоровая, заставляют все время сидеть на стульях, разговоры скучные, и Ерко даже не дают выпускать газы, так как они, видите ли, сильно пахнут. В общем, не место для людей, сколько-нибудь любящих получать удовольствие от жизни.

При следующем визите к Марии Даркур говорил о Шнак, но в мыслях его царила мадам Лаутаро. Он был ее любимцем, она уважала его как священника, хоть и несколько необычного. Она чувствовала, что в сердце у святого отца живет суеверие, и это роднило их. Но визит к сивилле следовало устроить очень тактично.