Максим Далин - Дочки-матери

• Название: Дочки-матери
• Автор: Максим Далин
• Жанр: Космическая фантастика

Почему-то именно этот кусок «записок» показался издателю самым крамольным… А казалось бы — сравнительно простая история. Жанр — «феминистическая космоопера», Мери-Сью))

---

Дождь переменился в лице, но я уже знала его приемчик и схватила его за руку с пистолетом. И Козерог с Рыжим тут же взяли его на прицел. И он закричал:

— Вы все тут против меня, да?!

Тогда я говорю:

— Ребята, знаете, что? А если тут есть какая-то неприхотливая жизнь, невидимая простым глазом? И она так защищается: заставляет своих врагов разными способами друг друга убивать?

Эти слова их, как будто, чуть-чуть отрезвили. Лица у них сделались не такие бешеные. И я говорю:

— Ребята, вы же знали Чамли. Он со всеми своими пилотами обращался, как с крепостными. А Дождю и так плохо в этом климате, он сам по себе неадекватен немножко. Он дома не стал бы стрелять, нет. Он бы просто ушел. А тут ему и уйти-то некуда было…

Тут я увидела, что Дождь кивает, и руку он перестал вырывать. И мои старые товарищи убрали пушки.

Я говорю:

— Ребята, нам всем поспать надо. Мы все устали. Завтра будем вообще никакие, а это плохо. Кто знает, что тут завтра может случиться. Давайте поспим, а? Может, травничек заварить, чтоб нервы успокоить?

Рыжий проворчал, что ему лично требуется не травничек, чтоб нервы успокоить, и все с ним согласились, но у них все-таки хватило здравого смысла не пить яда в создавшейся ситуации. А то, как Козерог сказал, в следующий раз кто-нибудь увидит мертвого хитшанина, разгуливающего с маленькой полосатой улыбающейся медузой на поводочке. И мы выпили травника по старому мортисянскому рецепту, благо я еще на Мейне запаслась компонентами. Организмы у нас всех оказались совершенно разные, потому что Козерог с Черепом почти ничего не почувствовали, почти как мортисяне, только полегчало, зато Дождь и Котик уснули, где сидели, даже не допив, а Рыжий еле доплелся до постели. А мы втроем некоторое время сидели без света и пытались рассказывать шепотом забавные истории.

А снаружи по черной пустыне, без луны и почти без звезд, все проходили какие-то зеленоватые отблески, будто кто шарил по песку поисковым прожектором. Это было неприятно и непонятно. Мы тогда включили свои наружные прожектора поярче — и стало ничего не видно. И мы решили, что со всеми здешними нехорошими чудесами завтра разберемся, и тоже легли спать.

На следующее утро мы решили хорошенько осмотреть местность.

У нас, конечно, были и авиетки, и атмосферные модули, но они все были мертвые, и ничего не поднималось в воздух, а в большинстве даже вообще не заводилось. Единственный транспорт, который мы смогли использовать, выглядел совершенно невозможным образом.

У Фэнси оказался старый вездеход. Такая большая тяжелая штуковина, склепанная из листов брони, с обыкновенным двигателем внутреннего сгорания. И этот двигатель завелся. И вокруг распространился отвратительный запах и синий дым, а вездеход затрясся и зарычал, как хищник перед атакой.

Стаю это привело в восторг. Гад сказал:

— Мужики, вот клево, что Фэнси такой барахольщик. Вот выбросил бы он этот хлам — и пришлось бы идти пешком.

Фэнси говорит:

— Это тебе не хлам, это очень хорошая машина. Она мне осталась от отца. Он говорил, что она страшно надежная.

Гад ухмыльнулся располосованным лицом и говорит:

— А отец тебе не говорил, чтоб ты ее берег хорошенько, потому что ему она досталась от деда?

И я подумала, что Гад уже хорошо себя чувствует. Но ехать ему с нами все равно пока не надо. И говорю:

— Наверное, кто-то должен остаться охранять крылья, да?

Козерог говорит:

— Правильно, — и косится на звездолет Чамли.

Я говорю:

— Тогда давайте останутся Гад и Дождь. Гаду лучше не трястись на этой машине, чтоб швы не разошлись, а Дождь может получить солнечный удар. А тут, в тишине и в тени, они от кого хочешь отобьются.

Дождь говорит:

— Мы тут пока посмотрим, че там с грузовиком.

Козерог говорит:

— Ну, ты, Луис, дипломат.

А я говорю:

— Поехали, пока не началось самое пекло.

И мы отправились на разведку, куда глаза глядят.

На самом деле принадлежащая Фэнси семейная реликвия для путешествий по пустыне очень неважно подходила. Уже минут через десять машина нагрелась, как печка, а через полчаса Котик обжег сквозь рукав локоть, когда случайно прислонился к металлу. И еще от нее несло самым мерзким запахом, который можно себе представить, так что всех тошнило от сочетания жары и вонищи, и Бриллианта вырвало, в конце концов, и потом он минут пять увеличивал моему дешифратору обсценный словарный запас.

Зато когда мы отъехали километров на десять, на горизонте замаячило что-то, неопределенно большое и блестящее металлическим блеском. Мы немножко поспорили об этой вещи: Козерог говорил, что это здесь такие скалы, а Котик с Рыжим — что это какая-то постройка. Но что бы это ни было, мы могли узнать точно, только подобравшись поближе. И Фэнси сказал, что это вполне возможно, потому что у него с собой есть несколько канистр с топливом для этой машины, про запас, а Козерог сказал, что при такой жаре все это вонючее хозяйство может взорваться, и они начали пререкаться по поводу техники безопасности впервые за все время, которое я с ними была знакома.

А тем временем эта блестящая громада на горизонте определилась по форме.

Это был большой пассажирский лайнер. Он, как и наши звездолеты, лежал на песке, наполовину в него зарывшись. И когда я это поняла, меня начало мелко трясти, несмотря на горячий ветер в лицо.

А Козерог говорит:

— Вот, они так и не смогли взлететь.

А Котик говорит:

— Может они не смогли, потому что умерли еще в космосе?

И Бриллиант говорит мне:

— Луис, ты к ним ближе, дай им в глаз, чтоб не каркали.

Фэнси никого не слушал и вел свой тяжелый драндулет вперед. Мы проехали мимо куска радара, который торчал из песка, как ажурная калитка без забора. Потом — мимо чего-то неопределенного, блестящего, неправильной формы. И Череп хихикнул и говорит:

— Да они просто по частям разваливались.

А Козерог говорит:

— Это у нас не мир, нах, а какой-то остров погибших кораблей. Такие штуки просто так не происходят.

Я говорю:

— Какая-то космическая аномалия. Вы помните, как нас затянуло?

Рыжий говорит:

— Тогда бы сюда и астероиды затягивало. А так выходит, что только звездолеты.

И тут мы увидали, как на фоне лайнера что-то тихонько шевелится. Охотники сразу схватились за пистолеты, а я подумала, что та сила, которая нас сюда принесла, вряд ли побоится даже ракетной установки. И то, что там движется, слишком маленькое и слабое, чтобы иметь к ней отношение.

И я говорю:

— Только не стреляйте. Мне кажется, это кто-то выживший с лайнера.

А это существо встало на ноги. И мы все увидели, что это человек, причем — ребенок. Не то, чтобы совсем кроха, но и не подросток, а лет так пяти, много — семи.

Он стоял и смотрел на нас, опустив руки. На нем был белый комбинезон с зеленой веточкой на груди, а личико и руки у него оказались совсем черные — я не поняла, от здешнего солнца или он такой расы.

Я перескочила через борт, хотя кто-то попытался меня остановить, и побежала к нему. Наверное, он мог оказаться чем-то опасным, каким-нибудь подлым местным обманом — но не оказался.

Он поднял на меня круглые глаза, слишком яркие и слишком голубые, как у куклы, улыбнулся растерянной улыбкой и говорит:

— Тетя, мне пить хочется.

У меня руки дрожали, когда я флягу отстегивала. Я просто не могла себе представить, каково-то ему тут было, бедному. Но он спокойно попил и вернул мне флягу, так что я поняла, что от жажды он вовсе не умирает. А потом он повернулся к охотникам, которые остановили машину и подошли поближе.

— А дяденьки, — говорит, — с тобой, да? Вы из города?

Я говорю:

— Из какого города, малыш? Тут есть город?

А он странно улыбается, не по-детски, рассеянно, но при этом почти надменно как-то, и говорит:

— Город золотого размера. Там тени живут, а главный у них — золотой король. Город по ночам появляется, он летает на зеленых бусинках, а под домами там солнышко светит. Ты разве не знаешь? Хотя, вы, наверное, не из города. Вы из космоса. А город — вот он.

И тут я несколько секунд ясно-ясно вижу что-то вроде дворца из сплошного сияния, а потом — темноту, зеленые сполохи и какие-то темные крылатые силуэты. И чувствую совершенно безнадежный ужас — и вдруг понимаю, что ужас этот — не мой.

И пока со мной это творилось, мне было дико холодно, хотя вокруг стояла обыкновенная дневная жара.

Меня Козерог привел в себя. Тряхнул за плечо и говорит:

— Это уж точно нездешний парнишка. Я таких уже видел. Он — парапсихик. Но — сумасшедший. Дар не контролирует и бредит. Чувствуешь?

А малыш говорит Козерогу:

— Дядя, ты только не стреляй в теней. Они рассердятся и пожалуются золотому королю. А потом ты в город улетишь. Там солнышко плачет, а они бегают и смеются.