Андрей Попов - Солнечное затмение

• Название: Солнечное затмение
• Автор: Андрей Попов
• Жанр: Боевая фантастика

Я хотел написать роман ни на что непохожий, получилось это или нет - судите сами. Даже дочитав роман до конца, вы вряд ли догадаетесь в каком жанре он написан: фэнтези, научная фантастика, мистика или что-то там еще...

---

   "... Я Джон Давлинг. Мне исполнилось две эпохи и три эпизода от рождения (по старым понятиям где-то 26 лет). Поясняю для дураков: эпоха -- это время, в течение которого Непознаваемый творил наш черный мир. А эпизод (1,4 месяца) -- время отчаяния нашего Творца. Ибо, разочаровавшись, Он понял, что созданная Им вселенная на рунах расслоенного пространства годится лишь в качестве чернового варианта. Целый эпизод Непознаваемый пребывал в разочаровании, потом во гневе скомкал все руны и бросил их в минус-бытие. Но те по ошибке попали в круговорот реального времени.

   Да, я вступил в ряды пасынков темноты. Потому что с ними истина! И я вижу эту истину своими глазами. Предвечная Тьма -- она сверху и снизу. Со всех сторон одновременно. Она объемлет все и всех. И отвяжитесь вы со своим солнцем! Хватит этого бреда..."

   Жерас потряс головой так сильно, что перед глазами замельтешили разноцветные круги.

   -- Хватит этого бреда! -- процитировал он последнего автора и хотел уже закрыть книгу, но нетвердая рука лишь потеребила пожелтевшие страницы, и взор опять уткнулся в их содержимое.

   Читая далее, Жерас порою с ужасом для себя отмечал, что еретическая писанина все более ощутимо влияет на психику. Не напрасно епископ Нельтон всячески оберегал их от этого пагубного чтива. Не напрасно еретиков сжигали вместе с их макулатурой, запрещая даже прикасаться к ней. Книга, одно название которой было для него ругательным словом, вступила в ожесточенный поединок с его рассудком. "Нет, я обязан это прочитать хотя бы для того, чтобы опровергнуть все их доводы и умереть со спокойной совестью истинного пасынка!". На каждой странице он внушал себе, что книга еретиков полна внутренних противоречий, выискивал словесные эклектизмы, ляпсусы, нелепые, противоестественные для человеческой логики умозаключения. И всякий раз радовался, найдя что-либо подобное. Но нередко ему приходилось и хмуриться. Некоторые строки он читал с ненавистью, некоторые -- со страхом, а иные -- с полнейшим непониманием написанного. Свидетельства давно умерших людей обладали изумительной живучестью. Они вызывали в душе кипящие чувства, словно Жерас сидел и разговаривал с реальными собеседниками. Ему иногда хотелось крикнуть в книгу: "эй, ну-ка повтори еще раз, чего ты здесь написал?! что за бред ты несешь? ты все это выдумал! выдумал!".

   Временами страстно хотелось извлечь меч и разрубить обезумевшего словоплета надвое. Но тут же он спохватывался: у него не было ни меча, ни того, кому он предназначался. И тогда Жерас хмурил брови, с негодованием читая дальше.

   Одно из свидетельств больно кольнуло ему в сердце. Даже он сам еще не понимал причины этой боли, но свидетельство перечитал три раза подряд.

   "...Я Ванесса Браун, старая больная женщина, к голосу которой уже никто не прислушивается. Я -- последний человек на земле, кто видел солнце своими глазами. Все остальные знают о нем только по рассказам других. Некоторые сейчас вообще не верят в его существование. Говорят, мы, поколение выживших из ума людей, все это выдумали. Но ко мне нередко приходят люди, расспрашивают. Что я могу сказать... Это было так давно. Я была тогда еще маленькой девочкой, которую водили за руки. Хоть память моя и оскудела, но я отчетливо помню этот яркий огненный шар, что светил на все небо. Свет от него был таким сильным, что, наверное, зажги сейчас миллион факелов, -- они не в силах будут тягаться с его сиянием. После затмения родители часто говорили мне: жди, дочка, может, когда и дождешься, оно появится, обязательно появится вновь! Всю жизнь я ждала. Теперь уж знаю, что не дождусь. Не думайте, что слушаете бредни выжившей из собственного рассудка старухи. Солнце на самом деле существовало! Могу поклясться покоем моих дорогих родителей. Я видела его собственными очами. Клянусь, что видела..."

   Свет в подземелье снова погас, и Жерас захлопнул книгу. Ее страницы с шорохом слиплись между собой. Целая армия глашатаев замолкала лишь от одного движения его руки. Он долго смотрел во тьму, лишенную всякого смысла и внутреннего содержания. Его мысли были сильно истомлены. Опять стали мучить элементарные человеческие потребности -- голод и жажда.

   -- Теперь я хоть знаю, за что меня казнят, -- устало произнес Жерас и прижался к стенке. Его цепи недовольно брякнули. -- За то, что кто-то когда-то что-то видел на этом проклятом небе!

   * * *

   Фиоклит появился в дворцовых коридорах еще в более чудаковатом виде, чем обычно. На голову вместо шутовского колпака он натянул себе дамский чулок (у кого он его стащил -- ума не приложить), одел красные башмаки с загнутыми вверх носками, обернул круглый животик кожаным поясом и взял в руки свой неподражаемый жезл -- сучковатую палку, каждую заковыринку которой во дворце уже все выучили наизусть, так как она маячила перед глазами придворных постоянно. Шут с гневом стучал своим "жезлом" о пол, когда издавал собственные указы. Но сейчас он, вроде, находился в приподнятом расположении духа. Его безобразное лицо сияло улыбкой некого сказочного страшилища.

   Фиоклитиан Первый и Последний, семеня по полу маленькими корявыми ногами, вдруг остановился и строго поглядел на стражников.

   -- Слушай мою команду! Равнение на меня! На Фиоклитиана, подобного которому вы не найдете на всей земле!

   Никто из стражников даже не шелохнулся. В их полусонных глазах, скрытых забралами рогатых шлемов, не поколебалась даже потаенная мысль. Каждый из них хорошо знал, что обидеть королевского шута -- смерти подобно. А Фиоклит без ложной застенчивости во всю пользовался своей неприкосновенностью. Он продолжал командовать:

   -- Повелеваю вам, смерды, стоять здесь до тех пор, пока вы в своих кирасах не задохнетесь от собственных выхлопов! -- Уродец гордо зашагал далее, но вдруг резко развернулся: -- Кстати, знаете, куда я держу путь?

   Ни единого слова в ответ. Стражники давно научились игнорировать его как полноценную личность. Он для них не более, чем дуновение что-то там бормочущего ветра.

   -- Итак, смерды, вижу, вы не знаете ответа на поставленный вопрос. Так и быть, сообщу вам. Я, Фиоклитиан Первый и Последний, иду объясняться в любви королеве Жоанне. Она уже измучена от тайной любви ко мне.

   И гордо засеменил далее. Его острая бородка торчала почти наравне с носом, голова была вскинута, широко посаженные глаза вечно смотрели по бокам. А женский чулок покачивался в разные стороны. Главной достопримечательностью шута являлся круглый животик, который он называл "мой великолепный и несравненный пуз". Башмаки влюбленного нарочито громко стучали по каменному полу, вызывая звонкое эхо по коридорам.

   -- Не надоело тебе придуриваться? -- рядом неожиданно возник голос епископа Нельтона. -- Надень лучше свой колпак, он тебе больше идет.

   Уродец повернул к нему свое лицо. Да... На такого-то и злиться грешно. И что за мать его породила? Откуда эти большие волосатые уши? Да еще глаза как у домашней скотины -- почти на висках. Кто, интересно, сломал ему нос, который теперь торчит свернутый набок? Наказать бы подлеца... Епископ сочувственно вздохнул, а Фиоклит радостно улыбнулся, будто и не понимал собственной убогости.

   -- Магистр, а знаешь, куда я иду? Если догадаешься с трех раз, дам тебе поносить свой колпак.

   Нельтон еще раз вздохнул. Он поправил на голове тиару, намекая, что вполне доволен своим головным убором, потом вытер вспотевшие ладони о рукава сутаны.

   -- Куда ты, дурак, можешь направляться? Наверное туда, куда глаза глядят.

   -- Ответ неверный. Я иду объясняться в любви королеве Жоанне. Благослови меня, магистр.

   -- Обратись лучше к королю. Он тебя благословит... пинком под зад.

   На том и разошлись. Подолгу с шутом, кроме самого Эдвура, никто не разговаривал. Не потому, что разговор им казался скучным, просто считали это ниже своего достоинства. Фиоклит несколько обиженно оттопырил нижнюю губу, но продолжал двигаться к своей заветной цели. Вот, наконец, и покои самой Жоанны...

   Она стояла у зеркала и чертила губной помадой последние штрихи собственного портрета. Она вообще могла подолгу вертеться возле зеркала, вглядываться в него, вглядываться в саму себя и в тысячный раз задавать себе надоевший вопрос: насколько та, зазеркальная Жоанна, отражает ее собственную красоту. Может, в старом зеркале морщины и должны выглядеть более глубокими? Может, на самом деле все не так уж и страшно? Королева натирала свое лицо всеразличными кремами, лишь бы вернуть себе явно угасающую молодость. Уродец появился рядом как раз в тот момент, когда она, нахмурив брови, разглядывала появившуюся возле уха родинку. Раньше ее здесь не было, это точно!

   Фиоклит учтиво кашлянул и поправил чулок на голове. Жоанна, не оборачивая головы, увидела его отражение в своем стеклянном мире.