Борис Саченко - Великий лес

• Название: Великий лес
• Автор: Борис Саченко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1983

Борис Саченко известен русскому читателю по книгам повестей и рассказов «Лесное эхо», «Встреча с человеком», «Последние и первые», «Волчица из Чертовой ямы», роману «Чужое небо».

В новом романе «Великий Лес» рассказывается о мужестве и героизме жителей одной из белорусских деревень, о тех неимоверных трудностях и испытаниях, которые пришлось им пережить в дни борьбы с фашистскими оккупантами.

Книга переведена на русский язык Владимиром Жиженко, который познакомил широкого читателя с рядом романов и повестей известных белорусских писателей.

---

— Ну а кто пойдет?

— Если б кто постарше, кто в почете… С бородой…

Евхима Бабая так в жар и бросило. Бороду носил Николай Дорошка. Не на него ли, не на соседа своего намекал Хорик? Нет уж… Чтоб рядом с ним, с Евхимом Бабаем, в такую торжественную минуту стоял Николай Дорошка?!.

— Без бороды обойдемся, — отрезал решительно.

— Можно и без бороды. Только чтоб постарше, солиднее…

Стали прикидывать, кого бы из стариков отрядить на общее дело.

— Разве что Рыкуля… Порфира Рыкуля, — посоветовал Матей Хорик.

— Нос воротить не станет?

— Вроде не должен, — пожал плечами Матей Хорик. — Сын-то у него, Михась… комсомолец. Да он в войске.

— Пошли потолкуем…

— Может, без меня? — попытался увильнуть Матей Хорик.

— Почему это без тебя? Я один за все должен беспокоиться, а? Мне что, больше всех нужно? К кресту пойти он не может, к Порфиру Рыкулю — тоже…

— Да нет, чего там…

Не хотелось, ох как не хотелось Матею Хорику идти вместе с Евхимом Бабаем к Порфиру Рыкулю. Да что ж поделаешь — пришлось.

Порфира Рыкуля застали возле колодца — воду брал. И Евхима Бабая, и Матея Хорика со вниманием выслушал. Выслушав, заметил глубокомысленно:

— Оно, мабыть, правильно, что нет нужды каждому со своим столом на улицу выходить. Да и не все выйдут. Один выйдет, а другой… побоится или не захочет. Надо к людям с обхождением, зачем так вот сразу под пули подставлять. И, ясное дело, лучше пусть несколько человек все на себя возьмут…

— А ты… сам-то ты пойдешь? — грубовато, глядя прямо в глаза Порфиру, спросил Евхим Бабай.

— Я? — Порфир Рыкуль рот разинул от неожиданности. — С какой стати я?..

— Кому-то же надо…

— Кому надо, тот пускай и идет.

— Мы думали, чтоб из старших кто-нибудь… — внес свою лепту в разговор Матей Хорик.

— А помоложе никого нет?

— Есть помоложе. Да хорошо бы, если б кто из стариков… — робко тянул свое Матей Хорик.

— Старше всех в Великом Лесе Ахрем Кулеш. Вот его и позовите.

— А ты, стало быть, не хочешь? — не спускал белесых глаз с Порфира Евхим Бабай.

— У меня это… живот разладился. Вот стою с вами, а меня за хлев гонит…

И Порфир Рыкуль, оставив у колодца ведро с водой — большое, окованное железом, — чуть не бегом припустил в свой двор, за хлев.

Долго стояли Евхим Бабай и Матей Хорик у колодца, дожидались Порфира Рыкуля. Но тот и не думал возвращаться.

— Впустую время теряем, — наконец выдавил из себя Евхим Бабай.

— Что верно, то верно, — потоптавшись на месте, согласился и Матей Хорик.

Идти в Замостье к Ахрему Кулешу ни Евхиму Бабаю, ни тем более Матею Хорику не хотелось. Да и кто такой Ахрем Кулеш, чтоб его упрашивать: будь добр, пойди немцев встречать? Глухой, сгорбленный. Ни поглядеть на него, ни слова дождаться.

— Обойдемся. И без стариков обойдемся, — заключил Евхим Бабай.

И, не дожидаясь ответа, потрусил по дороге куда-то дальше — не к Адаму ли Зайчику?

— Беги, беги, — криво ухмыльнулся Матей Хорик. — Слава богу, от меня отвязался. А то пристал как банный лист. Нет, пока можно, лучше на глаза немцам не показываться… Ага, лучше не показываться…

И тоже, втянув голову в плечи, поспешил прочь от колодца, только не к Адаму Зайчику, а домой, на свое подворье.

III

Мысль — разрушить, а то и вообще сжечь мосты через Болотянку и Старчанку, соединявшие Великий Лес с Ельниками, — Иван Дорошка вынашивал очень долго. С одной стороны, жаль было этих мостов, строили-то их не один год и, считай, всеми деревнями сельсовета, миром. А с другой стороны… Если мосты уничтожить, в Великий Лес из Ельников ни за что не доберешься. Разве что через Гудов, по железной дороге. Так ведь поезда давно там не ходят, а если и пойдут… на железной дороге тоже есть мосты. И с ними можно сделать то же самое, что с этими, — разобрать, сжечь. Если б это удалось, немцы в Великий Лес и носа не сунули бы до самых холодов, пока реки не станут. А там… там будет видно. Может, к тому времени и перелом в войне наступит, остановят наши немцев, а то и вообще назад, на запад, погонят… Поделился своими думками-прикидками с Василем Кулагой, когда снова встретились как-то под вечер на лесной опушке. И вот уж диво — Василь не просто поддержал его, а вроде даже обрадовался.

— Светлая у тебя голова, Иван. Мне бы никогда не додуматься.

— Издеваешься? — недоверчиво спросил Иван Дорошка.

— Где там. Дело говоришь.

— Да ведь мосты… Их заново строить придется, — грустно покачал головой Иван Дорошка.

— Отстроим. Только бы врага с нашей земли прогнать.

Иван Дорошка усмехнулся про себя, одними краешками губ. Но Василь заметил:

— Ты чего?

— Забавно. То я тебя уговариваю, чуть не силком заставляю, чтоб скирды поджег, то ты меня…

— Оба мы — крестьянские дети, — рассудил серьезно, по-мужски Василь Кулага. — Мы знаем цену ломтю хлеба, любой вещи, сделанной человеческими руками. И жечь, рушить что бы там ни было нам что нож в сердце. А надо… Это мы сознаем. Умом, конечно. А сердцем… этого не принимаем. Не можем принять. Отсюда и раздвоенность. То одно, то другое верх берет…

— Не скоро, наверно, станем мы солдатами, — сказал Иван Дорошка и тут же пояснил: — Ну, чтобы не думать, не казниться… Приказано — сделал, и, как говорят, с плеч долой…

На этот раз улыбнулся уже Василь Кулага. Добродушно, во весь рот, как умел улыбаться один он.

— Нет, таких солдат из нас не выйдет.

— Почему?

— Да потому… Мы не из тех, что не помнят, кто они и откуда. Все нам дорого. И то, что отцами оставлено, и что создали, чего достигли мы сами. Мы не чурбаны, мы — живые люди. Не завоеватели — защитники. И это хорошо, что мы именно такие, а не иные. Что же до того, станем мы солдатами или не станем… Станем! Там, у военкомата, когда мобилизация шла, помнишь, кто-то очень верно сказал: или ты первым убьешь врага, или враг убьет тебя…

Какое-то время и Василь Кулага и Иван Дорошка молчали.

— Ну так что — будем мосты жечь? — поднял наконец на Василя глаза Иван.

— Сожжем, — был, как никогда, категоричен, уверен в себе Василь Кулага.

— А может… одного пока хватит? Дальнего, что за Поташней, — колебался Иван.

— Нет, жечь так жечь. Оба. Чтоб наверняка. Да и… если сожжем один, у другого охрану могут поставить. И восстановить один легче. А два — это два.

— А на железке?

— С железнодорожными мостами будет потруднее.

Они же не деревянные. Но придумать что-нибудь и на них можно, чтобы вывести из строя, не пустить поезда. Если, конечно, захотеть…

— А как насчет ответственности? — огорошенно, будто не верил тому, что слышал, смотрел на Василя Иван Дорошка.

— Тогда и за скирды, за завод…

— Нет, там было задание райкома — сжечь. Задание выполнили, за что же отвечать? К слову: что люди говорят насчет той нашей ночной работы?

— Никто не подозревает, что это сделано с умыслом, специально. Так и говорят — пожар, несчастный случай…

— Гм, если сожжем мосты, другой будет разговор. Все поймут — нарочно, с прямым расчетом сделано.

— Ну и что? Сам же говорил: в тех инструкциях, что ты в райкоме читал, и про мосты, дороги написано — взрывать, жечь, выводить из строя.

— Что-то ты сегодня больно решителен, — покачал головой Иван Дорошка. — Прямо не верится.

— Кому-то надо быть решительным. Особенно, если рядом нерешительные…

— Ты обо мне?

— Да. Ролями сегодня мы с тобою поменялись. Не ты меня, как обычно, а я тебя уговариваю, на дело зову, убеждаю…

— Ну и что легче — сомневаться или убеждать?

— И одно нужно, и другое. Это как две стороны медали — одного без другого не бывает. Сомневаясь, мы в чем-то и убеждаемся. И, откровенно говоря, ни ты, ни я до конца не уверены, то ли делаем, так ли… Потом, со временем увидим. Но и не делать ничего, сидеть сложа руки, дожидаться прихода немцев — тоже нельзя. Особенно мне.

— Почему тебе особенно?

— У меня жена, дети в Великом Лесе. Ради них, ради того, чтобы от них беду отвести, я что угодно готов сделать. После той ночи, когда скирды жег… Что-то такое в себе почуял, твердость, что ли.

— А я… как-то размяк, начал сомневаться… — признался Иван. — Шел уговаривать тебя сжечь мосты, а сам… Не уверен, что этим мы от немцев спасемся, не пустим их в Великий Лес. Да и мостов жалко.

— Жили же мы, когда мостов не было. А вот немцы… Не зная броду, не лезь в воду. А броду они как раз и не знают.

— Думаешь, подсказчиков не найдется?

— Подсказчики, может, и найдутся. Но не сразу. Пока то да другое, мы время выиграем и обедню немцам испортим. Сунутся они к нам, а тут… Нет мостов, одни головешки. Пусть знают, куда пришли: мы не покорились — боремся…