Платон - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Платон
• Жанр: Философия

Платон – величайший античный философ, оказавший очень сильное влияние на историю человеческого духа. Именно с Платона началось формирование научного мышления.

Главным методом познания Платон называет диалектику, которую он определяет как познание самих сущностей вещей. Именно Платону принадлежат концепция дуализма души и тела, доказательства бессмертности души.

Наиболее известным трудом Платона является «Государство». В нем описывается политическая утопия, противопоставляемую круговороту реальных государственных форм.

По Платону существуют два мира: мир идей (эйдосов) и мир вещей. Любая вещь является лишь отражением своей идеи, может стремиться к ней, но никогда не достигнет её. Философ, по мнению Платона, должен изучать идеи, а не сами вещи. Это относится и к государству, Платон описывает круговорот государственных форм.

«Диалоги» Платона построены в форме бесед, в которых в легкой доступной форме обсуждаются важнейшие философские понятия и теории: «платонической любви», «свободы», «рока» и др.

Перевод: Сергей Жебелев

---

Теэтет . Кажется, да.

Чужеземец . Но ты сознательно ли соглашаешься с этим, или же тебя, по обыкновению, увлекла к поспешному соглашению некая сила речи?

Теэтет . К чему ты это сказал?

Чужеземец . В действительности, мой друг, мы стоим перед безусловно трудным вопросом. Ведь являться и казаться и вместе с тем не быть, а также говорить что-либо, что не было бы истиной, все это и в прежнее время вызвало много недоумений, и теперь тоже. В самом деле, каким образом утверждающий, что вполне возможно говорить или думать ложное, высказав это, не впадает в противоречие, постигнуть, дорогой Теэтет, во всех отношениях трудно.

Теэтет . Как так?

Чужеземец . Это смелое утверждение: оно предполагало бы существование небытия; ведь в противном случае и самая ложь была бы невозможна. Великий Парменид, мой мальчик, впервые, когда мы еще были детьми, высказал это и до самого конца не переставал свидетельствовать о том же, постоянно говоря прозою или стихами:

Этого нет никогда и нигде, чтоб не-сущее было;

Ты от такого пути испытаний сдержи свою мысль.

Итак, Парменид свидетельствует об этом, и, что важнее всего, само упомянутое утверждение при надлежащем исследовании его раскрыло бы то же. Рассмотрим, следовательно, именно этот вопрос, если ты не возражаешь.

Теэтет . По мне, направляйся куда хочешь, относительно же нашего рассуждения смекни, каким путем его лучше повести, и следуй этим путем сам, да и меня веди им же.

Чужеземец . Да, так именно и нужно поступать. И вот ответь мне: отважимся ли мы произнести «полное небытие»?

Теэтет . Отчего же нет?

Чужеземец . Если бы, таким образом, кто-либо из слушателей не для спора и шутки, но со всей серьезностью должен был ответить, к чему следует относить это выражение – «небытие», то что мы подумали бы: в применении к чему и в каких случаях говорящий и сам воспользовался бы этим выражением, и указал бы на него тому, кто спрашивает?

Теэтет . Ты ставишь трудный и, можно сказать, именно для меня почти совершенно неразрешимый вопрос.

Чужеземец . Но по крайней мере, ясно хоть то, что небытие не должно быть отнесено к чему-либо из существующего.

Теэтет . Как же иначе?

Чужеземец . А если, стало быть, не к существующему, то не будет прав тот, кто отнесет небытие к чему-либо.

Теэтет . Как так?

Чужеземец . Но ведь для нас, видимо, ясно, что само выражение «что-либо» мы относим постоянно к существующему. Брать его одно, само по себе, как бы голым и отрешенным от существующего, невозможно. Не так ли?

Теэтет . Невозможно.

Чужеземец . Подходя таким образом, согласен ли ты, что, если кто говорит о чем-либо, тот необходимо должен говорить об этом как об одном?

Теэтет . Да.

Чужеземец . Ведь «что-либо», ты скажешь, обозначает одно, «оба» – два и, наконец, «несколько» обозначает множество.

Теэтет . Как же иначе?

Чужеземец . Следовательно, говорящий не о чем-либо, как видно, по необходимости и вовсе ничего не говорит.

Теэтет . Это в высшей степени необходимо.

Чужеземец . Не должно ли поэтому допустить и то, что такой человек пусть и ведет речь, однако ничего не высказывает? Более того, кто пытался бы говорить о небытии, того и говорящим назвать нельзя?

Теэтет . В таком случае наше рассуждение стало бы предельно затруднительным.

Чужеземец . Не говори так решительно. Имеется, дорогой мой, еще одно затруднение, весьма сильное и существенное. И оно касается самого исходного начала вопроса.

Теэтет . Что ты имеешь в виду? Скажи, не мешкая.

Чужеземец . Соединимо ли с бытием что-либо другое существующее?

Теэтет . Отчего же нет?

Чужеземец . А сочтем ли мы возможным, чтобы к небытию когда-либо присоединилось что-нибудь из существующего?

Теэтет . Как это?

Чужеземец . Всякое число ведь мы относим к области бытия?

Теэтет . Если только вообще что-нибудь следует признать бытием.

Чужеземец . Так нам поэтому не должно и пытаться прилагать к небытию числовое множество или единство.

Теэтет . Разумеется, согласно со смыслом нашего рассуждения, эта попытка была бы неправильна.

Чужеземец . Как же кто-либо смог бы произнести устами или вообще охватить мыслью несуществующие вещи или несуществующую вещь без числа?

Теэтет . Ну скажи, как?

Чужеземец . Когда мы говорим «несуществующие вещи», то не пытаемся ли мы прилагать здесь множественное число?

Теэтет . Как же иначе?

Чужеземец . Если же мы говорим «несуществующая вещь», то, напротив, не единственное ли это число?

Теэтет . Ясно, что так.

Чужеземец . Однако же мы признаем несправедливой и неправильной попытку прилагать бытие к небытию.

Теэтет . Ты говоришь весьма верно.

Чужеземец . Понимаешь ли ты теперь, что небытие само по себе ни произнести правильно невозможно, ни выразить его, ни мыслить и что оно непостижимо, необъяснимо, невыразимо и лишено смысла?

Теэтет . Конечно.

Чужеземец . Значит, я ошибся, когда утверждал недавно, что укажу на величайшее затруднение относительно него? Ведь мы можем указать другое, еще большее.

Теэтет . Какое именно?

Чужеземец . Как же, чудак! Или ты не замечаешь из сказанного, что и того, кто возражает против него, небытие приводит в такое затруднение, что, кто лишь примется его опровергать, бывает вынужден сам себе здесь противоречить?

Теэтет . Как ты говоришь? Скажи яснее.

Чужеземец . А по мне вовсе не стоит это яснее исследовать. Ведь, приняв, что небытие не должно быть причастно ни единому, ни многому, я, несмотря на это, все же назвал его «единым», так как говорю «небытие». Смекаешь ли?

Теэтет . Да.

Чужеземец . Далее, несколько раньше я утверждал также, что оно невыразимо, необъяснимо и лишено смысла. Ты следишь за мной?

Теэтет . Слежу. Как же иначе?

Чужеземец . Но, пытаясь связать бытие [с небытием], не высказал ли я чего-то противоположного прежнему?

Теэтет . Кажется.

Чужеземец . Далее. Связывая бытие с небытием, не говорил ли я о небытии как о едином?

Теэтет . Да.

Чужеземец . Ведь, называя небытие лишенным смысла, необъяснимым и невыразимым, я как бы относил все это к чему-то единому.

Теэтет . Как же иначе?

Чужеземец . А мы утверждаем, что тот, кто пожелал бы правильно выразиться, не должен определять небытие ни как единое, ни как многое и вообще не должен его как-то именовать. Ведь и через наименование оно было бы обозначено как вид единого.

Теэтет . Без сомнения.

Чужеземец . Так что же сказать тогда обо мне? Ведь пожалуй, я и прежде и теперь могу оказаться разбитым в моих обличениях небытия. Поэтому, как я уже сказал, не будем в моих словах искать правды о небытии, но давай обратимся к твоим.

Теэтет . Что ты говоришь?

Чужеземец . Ну, постарайся напрячь свои силы как можно полнее и крепче – ты ведь еще юноша – и попытайся, не приобщая ни бытия, ни единства, ни множества к небытию, высказать о нем что-либо правильно.

Теэтет . Поистине странно было бы, если бы я захотел попытаться это сделать, видя твою неудачу.

Чужеземец . Ну, если тебе угодно, оставим в покое и тебя и меня. И пока мы не нападем на человека, способного это сделать, до тех пор будем говорить, что софист как нельзя более хитро скрылся в неприступном месте.

Теэтет . Это вполне очевидно.

Чужеземец . Поэтому если мы будем говорить, что он занимается искусством, творящим лишь призрачное, то, придравшись к этому словоупотреблению, он легко обернет наши слова в противоположную сторону, спросив нас, что же мы вообще подразумеваем под отображением, называя его самого творцом отображений? Поэтому, Теэтет, надо смотреть, что ответить дерзкому на этот вопрос.

Теэтет. Ясно, что мы укажем на отображения в воде и зеркале, затем еще на картины и статуи и на все остальное в этом же роде.

Чужеземец . Очевидно, Теэтет, софиста ты еще и не видел.

Теэтет . Как так?

Чужеземец . Тебе покажется, что он либо жмурится, либо совсем не имеет глаз.

Теэтет . Почему?

Чужеземец . Когда ты дашь ему такой вот ответ, указывая на изображения в зеркалах и на изваяния, он посмеется над твоими объяснениями, так как ты станешь беседовать с ним как со зрячим, а он притворится, будто не знает ни зеркал, ни воды, ни вообще ничего зримого, и спросит тебя только о том, что следует из объяснений.

Теэтет . Но что же?