Тим Северин - Острова пряностей

• Название: Острова пряностей
• Автор: Тим Северин
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Путешествия и география
• ISBN: 978-5-699-35121-3

Вдохновленный дневниками прославленного исследователя А. Р. Уоллеса, он совершает плавание по Островам пряностей на индонезийской прау.

---

Я спросил Саскара, знает ли он, как и где ловят летучих мышей. Большинство экземпляров, продаваемых в Манадо, ответил он, привозят из Думога Бон — того же места, где охотятся на бабируссу. Ловцы летучих мышей также обитают в поселке поблизости от парка Тангкоко, и при желании он мог бы показать нам, как происходит эта охота. Однако, когда он обратился с такой просьбой к жителям деревни, те отказались демонстрировать свое ремесло. Казалось, пусть ловля летучих мышей не запрещена законом и большинство видов не находилось под охраной, жители деревни знали, что их деятельность в принципе не приветствуется и что работники парка подозревают их в незаконной охоте на чернохохлых макак. После долгих поисков инспекторы парка нашли одного фермера в Бату Путих, который согласился показать нам свое мастерство, и на следующий день мы отправились в джунгли, на окраину парка Тангкоко.

Здесь, на наше счастье, был выстроен специальный помост из бамбука для ловли летучих мышей — он был расположен в седловине хребта, через которую летучие мыши перелетали во время вечерней кормежки.

Сам ловец летучих мышей появился примерно за час до заката. Это был худощавый энергичный мужчина средних лет, с туго обтянутыми кожей скулами, в старой армейской фуражке. Он нес две очень длинные и тонкие бамбуковые палки, внимательно следя за тем, чтобы не сломать их в густом подлеске. С его плеча свисала сетка с мелкой ячеей. С ним пришел юноша-помощник, и вдвоем они очень аккуратно растянули сетку между длинных палок. Затем он показал юноше, как, проводя вверх и вниз металлическим лезвием паранга вдоль небольшого участка палки, издавать серии пронзительных звуков, похожих на скрип мелка по школьной доске. Считается, что такие звуки привлекают летучих мышей или, как минимум, сбивают с толку их эхолокационную систему, так что они попадаются в сеть. Юноша явно не умел воспроизводить нужный тон и вскоре бросил попытки, и мужчина забрался на помост, а потом забрал обе палки. Удобно усевшись на верхней перекладине, он расположил палки в виде буквы V, меж них повисла теннисная сетка — как паутина на фоне неба, — и принялся терпеливо ждать.

Почти час ничего не происходило. Сумерки погасли, наступила тьма; начали появляться звезды. Полумесяц осветил несколько высоких облаков, деревья стояли не шелохнувшись — ни малейшее дуновение не нарушало тишину и покой этой ночи. Мы ждали у основания помоста; однообразное течение минут нарушалось лишь иногда вспышкой зажженной спички, когда ловец закуривал очередную сигарету.

Неожиданно — в полной тишине — он схлопнул сеть, ударив палками друг о друга. Это было очень резкое движение, и я ничего не заметил, но он уже опускал палки, чтобы схватить попавшую в сеть добычу. Кто-то включил фонарик и направил луч света на руки ловца, которые распутывали сетку, чтобы вытащить бьющееся маленькое тельце. Летучая мышка — очень маленькая, чуть больше мышонка.

Через несколько секунд ловец высвободил пленницу, и теперь отчаянные крики животного сделались отчетливо слышны. Оно кричало и дрожало от страха. Через секунду еще одна мышь, гораздо большего размера, размахивая крыльями, стремительно снизилась, неподвижно зависла над помостом, а потом стала метаться в разные стороны и вскоре исчезла в темноте. Нам показалось, что вторую мышь привлекли крики первой.

Ловец летучих мышей

Ловец, выпутав мышь из сетки, показал нам и отпустил, затем растянул сетку снова и уселся в ожидании новой добычи — две палки торчали в небо наподобие антенн, а сетка свободно свисала между ними. Теперь мы знали, чего ожидать, и через несколько минут заметили приближение очередной мыши — ее силуэт промелькнул на фоне луны. Она тоже металась в разные стороны, поворачивала и петляла, внезапно бросалась назад — как ласточка, кружащая под карнизом дома. Дважды или трижды она подлетала к самой сетке, но потом улетала, почуяв сетку. Наконец она подлетела слишком близко, и бамбуковые палки опять со стуком схлопнулись — мышка попалась. Ее осторожно извлекли из сетки, чтобы не повредить ячею, и показали нам: пегая мордочка ощерилась, обнажив зубы в гримасе ярости и страха. Ловец держал мышь осторожно, чтобы не нанести вреда, а потом подкинул в воздух и отпустил.

Мы остались еще на час, пока легкий бриз не начал колыхать паутинную сетку, — охоту пора было заканчивать, так как при ветре управляться с ловушкой невозможно. К этому времени были пойманы еще три мыши — очень скудный улов, как нам объяснили: в хорошую ночь в удачном месте ловец может наловить от тридцати до сорока штук и каждую продать на следующий день на рынке за четыре тысячи рупий. За одну ночь можно заработать столько, сколько рабочий на фабрике зарабатывает за две недели.

Ловля летучих мышей стала нашим последним мероприятием на Тангкого. Простояв четыре дня на якоре напротив пляжа с черным песком, мы отправились вдоль побережья к Манадо. В 1859 году Уоллес описывал его как «маленький городок… один из самых приятных на Востоке. Он выглядит как большой сад, в котором тут и там стоят дачные домики, с широкими улицами, пересекающимися, как правило, под прямым углом. В нескольких направлениях в глубь острова расходятся хорошие дороги, с чередой симпатичных коттеджей вдоль них, аккуратных садиков, перемежающихся зарослями тропической растительности и фруктовых деревьев». Теперь Манадо превратился в обычный город, расползающийся во все стороны — и хотя он не был таким мрачным, как Амбон, все-таки уже не вызывал ассоциаций с цветущим садом. Особенно тесно было на пристани. С берега ее окружали симпатичные, но давно не крашенные старые здания; три небольших отсека, облицованных камнем, были запружены лодками, причальные тросы, тянущиеся во все стороны, образовывали над водой причудливый узор. Мы на своей прау с трудом протиснулись к берегу, раздвигая в стороны покрытые слизью и облепленные мусором веревки. Небольшое водоизмещение «Альфреда Уоллеса» позволило найти место для стоянки у самого края, там, где для большинства лодок было слишком мелко. Когда я обратился к начальнику пристани с просьбой разрешить нам остаться здесь на несколько дней, он удивился и сказал, что мы можем стоять, где хотим, только предупредил, чтобы мы были внимательны и опасались крыс. Оказалось, что на этой пристани обитали самые большие крысы на всем Сулавеси, да и по количеству этих животных наша пристань также уверенно лидировала.

Уоллес закончил свои исследования в Манадо к сентябрю 1859 года — как раз в те дни, когда Дарвин на другом краю света передал издателю Мюррею окончательную правку книги «Происхождение видов». Предыдущие варианты Дарвин отсылал своим друзьям Лайеллу и Гукеру для комментариев и предложений, а книга вышла в свет уже в конце ноября — через 17 месяцев после того, как Дарвин получил из Тернате роковое письмо Уоллеса, и через 22 года после того, как он сам приступил к работе. Экземпляр книги с дарственной надписью был выслан Уоллесу, отклик которого, в присущей ему манере, оказался весьма великодушным. Уоллес, вместо того чтобы возмущаться, что Дарвин представил публике их общие идеи относительно эволюции от собственного лица, выразил восхищение работой Дарвина. Он писал своему старому приятелю и компаньону по путешествиям Бейтсу:

«Я не знаю, как и кому выразить восхищение книгой Дарвина. Если я напишу ему, он сочтет это лестью; другим может показаться, что это самовосхваление; но я действительно считаю, что, с каким бы тщанием я ни работал, как бы ни старался собрать достаточное количество данных, я никогда бы не смог даже приблизиться к той полноте и завершенности, которые присущи его книге, — это огромный охват материала, непререкаемая убедительность доказательств, восхитительная манера изложения и сам дух книги. Я и вправду чувствую благодарность за то, что мне не пришлось самому представлять публике эту теорию. Мистер Дарвин создал новую науку и новую философию».

Глава 13. Оригинал и гуру

Книга Дарвина уже в течение двух лет пользовалась огромной популярностью[17], когда в апреле 1862 года Уоллес вернулся в Лондон; с собой путешественник привез двух райских птиц. Он провел на Востоке восемь лет, и на фотографии, сделанной в Сингапуре по пути домой, запечатлен высокий худощавый мужчина, застывший перед объективом, слегка смущенный, но с осанкой уверенного в себе человека. Уоллес знал, что в Лондоне его ждут дюжины ящиков и коробок с пометкой «Для частного пользования». Вместе с партиями чучел и шкурок, предназначенных для продажи, он годами отсылал их своему агенту Сэмюелу Стивенсу с указаниями складывать отдельно и не открывать до его возвращения. В этих ящиках Уоллеса дожидались тысячи засушенных птичьих шкурок, насекомых, жуков и ракушек, многие из которых ранее не были описаны и рассказ о которых должен был произвести огромное впечатление на английских ученых-натуралистов.