Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.9

• Название: Любовь к истории (сетевая версия) ч.9
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История

«Любовь к истории» — это сборник исторических миниатюр, написанных Борисом Акуниным (Григорием Чхартишвили) для его авторского блога.

---

Вот именно. День будет начинаться с желания подчиненных услышать решающий голос начальника:

"Григорий Шалвович, подпишите здесь, и здесь, пожалуйста"

"Григорий Шалвович, типография "Н" печатает дольше, лучше, но дороже, а типография "М" — быстрее, хуже, но дешевле. Вас голос решающий — какое выбираем?"

"Григорий Шалвович, Петров опять запил, а я не могу его уволить, это же Вы его брали на работу"

"Григорий Шалвович, зачем Вы час подписали те бумаги? Их нужно отменить!"

"Григорий Шалвович, не увольняйте Петрова. Он хоть и пьет, но работник отменный!"

"Григорий Шалвович, зачем Вы только что отменили те бумаги? Их нужно подписать!"

"Григорий Шалвович, увольте Петрова, он все равно ничего не делает, бухает целыми днями!"

"А-а-а-а-а!!!"

Хочешь, чтобы было сделано хорошо — сделай сам. Иначе будут, как в прошлый раз, рассказ про остров в Индийском океане иллюстрировать фотографии с дельты Амазонки

spivaki

Полностью с вами согласен, ГШ интуитивно не производит впечатление человека, который вот так просто откроет успешное коммерческое издательство. Разве что у него на примете есть глава уже имеющегося успешного издательства, которому он на 100 % доверяет, и который все за него будет делать. Но такие люди — на вес золота.

oadam

Каждый человек должен заниматься своим делом

"Беда, коль пироги начнет печь сапожник,

А сапоги тачать пирожник" (с)

И здесь нужно отличать инвестора, вложившего деньги в издательство, от хозяина бизнеса. Но ГШ сам большой и умный, разберется

С жестокой радостию

19 мая, 12:28

В школе меня, помню, мутило от «Оды к вольности». Нам ее читали в усеченном виде, пропуская строфы про «преступную секиру», казнившую бедного ЛюдовИка. И получалось, что это поэт говорит от своего собственного имени: «Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу». Я был мальчик с живым воображением и сразу начинал представлять, как Пушкин — с бакенбардами, в крылатке — стоит и потирает ладоши, глядя, как революционеры убивают маленьких царевичей и царевен.

В истории множество раз происходило одно и то же: люди, уверенные, что сражаются на стороне Добра, стремились искоренить Зло до донышка, выдернуть все корешки, чтобы сызнова не проросли. «Корешками» часто оказывались ни в чем не повинные дети венценосных злодеев, иногда совсем маленькие.

Не знаю, стоит ли «высшая гармония» слезы ребенка (может, и стоит — дети легко плачут и быстро утешаются), но вот детской крови точно не стоит. Тем более, что на детских костях никакой гармонии не выстраивается. Да и тем, кто выпалывал такие «корешки», история обычно платила той же кровавой монетой.

Преторианец Кассий Херея, глава заговора против садиста Калигулы, вероятно, вошел бы в анналы ланцелотом и победителем Дракона, если б после убийства императора не приказал умертвить и его годовалую дочь, которой расшибли голову о стену.

Этого-то урода нисколько не жалко (Макдауэлл в роли Калигулы)

Cам Херея торжествовал недолго — очень скоро погиб нехорошей смертью.

Французские республиканцы заморили в темнице десятилетнего дофина Людовика, умершего от недоедания и нехватки свежего воздуха. За это вместо Свободы, Равенства и Братства получили новую тиранию и череду бесконечных войн, в которых погибла пятая или даже четвертая часть французских мужчин.

Луи-Шарль Бурбон (1785–1795)

Дом Романовых, стремясь избавиться от потенциального соперника, начал свое правление с того, что предал казни «Ивашку Воренка», трехлетнего сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек. Палач повесил малыша неловко, к тому же тельце было совсем легкое. Петля плохо затянулась, и мальчик умирал на морозе несколько часов.

Марина пытается спасти Ивана (1610–1613). Художник Л. Вычолковский

Надо ли удивляться, что триста лет спустя строители нового, коммунистического царства поступили так же жестоко с юными Романовыми? Зловещая историческая рифма. (Сотрудники архива однажды показали мне штык, который торжественно сдал на вечное хранение некий ветеран революции. Дедушка похвастался, что этим штыком добивал в подвале Ипатьевского дома цесаревича. Кошмарную реликвию заперли в сейф, не зная, что с ней делать).

Алексей Романов (1904–1918)

От утопии, ради которой обагрился детской кровью этот штык, тоже ничего не осталось. Да и не могла она осуществиться, такая утопия.

Но был и член Боевой организации эсеров Иван Каляев, который 2 февраля 1905 года не стал бросать бомбу в экипаж великого князя Сергея Александровича, потому что в карете сидели дети.

Наверное, суть в этом: понять, что дети самого лютого твоего врага — все равно дети и что они уж точно ни в чем не виноваты.

(Этот сумбурный текст я пишу под впечатлением от записки Джохара Царнаева, который назвал погибших на Бостонском марафоне «побочным уроном» войны мусульман с Америкой).

«Побочный урон»: Мартин Ричард (2005–2013)

Из комментариев к посту:

duraforge87

5-летний ребёнок, выросший в семье ваххабита уже твёрдо знает [до конца своих дней], что все вы, оставившие свои комменты здесь — его лютые враги, неверные собаки, нелюди, недостойные жизни. К нему самому ещё не применили насилие и жестокость, однако идеология уже выдала ему carte blanche на уничтожение иных, причём приравненную к подвигу, к высшей добродетели — распостранению Ислама до пределов Вселенной, что и есть джихад…

tanya_kupchino

Меня вот тоже в школьные годы настораживала фраза из "Оды к вольности". Думала, что это "наше всё" такой кровожадный был, в 18 лет-то? И чем ему Александр 1 не угодил, вроде вполне приличный царь был? А оно эва как оказалось. "Самовластительный злодей" — это он про Наполеона. C этим разобралась. Но теперь меня печалит, суровость Александра Сергеевича уже к наполеоновым деткам. Ведь выходит, что их смерть он хочет с "жестокой радостию" видеть. Тоже нехорошо как-то((

Liquidation totale-1

22 мая, 11:30

Проглядываю директорию, где хранятся идеи проектов, к которым я утратил интерес, и сюжеты для произведений, которые я уже никогда не напишу. Потому что надоело резвиться, хочется писать серьезное. Лета клонят.

Там, в неосуществленных планах, много ерунды, но есть и довольно занятные штуковины. Буду от них постепенно избавляться — может, кому пригодится.

Старье — на свалку

Например, был у меня прожект, отчасти навеянный акутагавской новеллой «В чаще». Собирался изложить один и тот же сюжет в двух противоположных жанрах: цинично-плутовском и романтически-сентиментальном.

У Акутагавы с Куросавой один и тот же персонаж предстает то злодеем, то героем

В жизни иногда случаются коллизии, которые допускают диаметрально различную трактовку. Главным образом это зависит от душевных качеств того, кто дает событиям оценку. Человек великодушный склонен и весьма сомнительные поступки других людей истолковывать в выгодном для них свете, а человек мелочный и скверный даже в самом красивом поступке обязательно предположит какой-нибудь низменный мотив.

У меня в файле есть подлинная история, идеально подходящая на роль такого перевертыша: хочешь — верь в хорошее и умиляйся, хочешь — разоблачай и плюйся.

За точность фактов не поручусь, поскольку в свое время вычитал про этот «марьяж-блан» в чьих-то мемуарах, но для романа, как вы понимаете, достоверность большого значения не имеет.

Во всяком случае, легкое гугление подтверждает, что все персонажи существовали на самом деле, стало быть не полная выдумка.

В Австрии есть знаменитая кондитерская фирма «Демель», основанная еще в восемнадцатом веке. Она поставляла торты, пирожные, конфеты и прочие сладости императорско-королевскому двору.

В тридцатые годы прошлого столетия венский магазин «Демель» прославился своими фантастически красивыми витринами. Каждая была настоящим произведением дизайнерского искусства.

Марципановый Моцарт

Дело в том, что владельцы, чуть ли не впервые в истории торговли, догадались нанять для декорирования витрин талантливого дизайнера — молодого барона Фридриха фон Берзевици. Это был эстет, щеголь, один из самых модных людей тогдашней развеселой Вены. И, как полагалось декаденту, растленному аристократу, художнику томной эпохи, — гомосексуалист.